Иероглиф «Любовь» - Первухина Надежда Валентиновна. Страница 38

Тут Гуан тихо рассмеялась.

– О нет, – продолжила она. – Я стою всего-навсего на нижней ступени лестницы, уходящей к Заоблачным Престолам. Видишь ли, милая Мэй, каллиграфия бывает разной. Ее можно уподобить струящейся реке. Письмо древних печатей – чжуанъшу – благородно, чисто и целительно, как невозмутимые воды Священной Лазурной Реки. Письмо для указов и документов – лишу – строго, отчетливо и спокойно, будто воды Сухой Реки. Письмо уставов и кланов – кайшу просто, доступно, как воды Прозрачной Реки, что питает собой все земли Яшмовой Империи и никому не чинит препятствий. Есть еще письмо для торопливых скорописцев – синшу – оно своевольно, безудержно, как воды реки Заросшей Ивами...

Мэй слушала, приоткрыв рот от удивления. Ей чудился шум и рокот рек, о которых упоминала Гуан. Мой благословенный учитель Ци Ин, – сказала Гуан, взяв в руки кисть и лист плотной бумаги, – владел в совершенстве уставным письмом и скорописным. Все, что знал, он передал мне. А теперь згляни, Мэй, как выглядит иероглиф твоего имени, написанный уставом и скорописью.

Гуан взмахнула кистью и вывела два очень похожих, но все же имеющих отличие иероглифа. Первый был изящнее и строже, второй напоминал брызги чернил, растекшиеся причудливым узором. Мэй от восхищения захлопала в ладоши.

– К сожалению, я не владею письмом древних печатей и письмом официальным, – проговорила Гуан. – Ибо мой учитель не знал его, а ученику не должно превосходить учителя без особой на то нужды. И еще... До того как на престол Яшмовой Империи взошла государыня Шэси, не был запрещен Высокий Стиль Письма. Мой учитель говорил, что Высокий Стиль применялся для того, чтобы изменять судьбы и события, влиять на время, мир и самих небожителей. Каждый из иероглифов Высокого Стиля Письма мог творить чудеса, давать власть и силу. Говорят, что мастеров Высокого Стиля в Империи было всего двое, и они жили в горных пещерах, вдали от всего мира, чтобы сила, которой они владеют, не ввела в соблазн правителей земных. Императрица Шэси (отчего ты так вздрогнула, милая Мэй?) запретила Высокий Стиль из боязни, что кто-нибудь, овладев этим искусством, лишит ее престола и самой жизни. Вот какое великое оружие – кисть каллиграфа! А теперь, когда ты выслушала мой рассказ, готова ли ты обучиться у меня всему, что я умею?

Мэй кивнула. Затем встала со своего сиденья и трижды земно поклонилась Гуан. И Гуан приняла эти поклоны, потому что отныне она стала наставницей, а Мэй – ученицей.

В учении, особенно когда оно благотворно и разумно, время пролетает незаметно. Миновало пять лет с тех пор, как Мэй вместе с Гуан вошла в дом господина Вэй Ця-сэна. Тот по-прежнему славился богатством, знатностью и могуществом. Но главное по-прежнему любил свою Гуан, а также привязался к Мэй, которая год от года становилась краше и соблазнительнее для мужских глаз. И хотя Мэй волновали только упражнения в каллиграфии, игра на цине, вышивка и чтение, Гуан заметила особый интерес супруга к ее повзрослевшей подопечной.

О, Гуан совсем не стала бы противиться тому, чтобы Вэй Цясэн сделал Мэй своей второй женой – ведь тогда они с девочкой считались бы сестрами! Кроме того, быть женой такого господина, как Вэй Цясэн, – значит иметь защиту, покровительство, богатство... Но разве брак с обычным вельможей – дело, достойное принцессы? Гуан никогда не забывала пригрезившегося ей сна. Она часто задумывалась над тем, стоит ли рассказать мужу о том, кем является Мэй на самом деле, но уста ее словно немели... Видимо, не пришло еще время открыть эту страшную тайну!

За пять лет, проведенных в доме Вэй Цясэна, Мэй превратилась в девушку, прелестную, как едва распустившийся цветок белой хризантемы. Ее лицо можно было вышивать на знаменах – и воины с радостью бы пошли на смертный бой, будь у них такое знамя. И хотя Мэй почти не покидала внутренних покоев, пребывая там со своей наставницей Гуан, разговоры о ее красоте звучали в Западном Хэ непрестанно. Однажды, когда Мэй сидела в кабинете и старательно переписывала стихотворение древнего поэта До Фо полууставным письмом, послышался голос господина Цясэна. Он звал Мэй.

Мэй отложила кисть и направилась в передние покои дома. Там на дневном ложе [19] лежал господин Пясэн в легком халате и обмахивался веером так, что его распущенные волосы взлетали, как крылья сказочных драконов. Рядом на куче плоских подушек примостилась Гуан, потягивающая холодный чай с имбирем. Стоял жаркий месяц Страстного Пиона. Мэй поклонилась.

– Милая, – сказала Гуан, – господин Цясэн хочет тебе кое-что сказать. Присядь.

Мэй села на подушки и замерла.

– Мэй, – заговорил Цясэн, откладывая веер, – я не стану ходить вокруг да около. Слухами о твоей красоте наполнен весь город. Я устал выпроваживать из своего учреждения свах – как казенных, так и самодеятельных. Но сегодня утром ко мне на службу явился сам – кто бы вы думали? – князь-наместник Сун Третий!

– Ох, – вздохнула Гуан и покачала головой.

– Суну Третьему двадцать восемь лет, в его усадьбе живут пять жен и две дюжины наложниц и наложников, воюющих между собой, как племена кровожадных кочевников. Я знаю, что Сун Третий неукротимо распутен, но я также знаю, что он мстителен и злопамятен, как раненая лисица. Сун Третий потребовал, чтобы я отдал ему в жены тебя, Мэй; по его словам, именно такого цветка не хватает в его саду плотских утех. Его самонадеянность не знает границ: он заявил мне, что в случае отказа ему не составит труда превратить в ад мою жизнь и жизнь моих домочадцев.

– Ох, – снова вздохнула Гуан.

– Я вынужден был попросить у него – время на размышление. Признаюсь, никогда я не чувствовал себя столь униженным. Этот распутник, казнокрад, Растратчик, притеснитель бедняков обещал мне тысячи бедствий, как будто сам был праведником-небожителем! О Мэй, не плачь. Видит Небесная Канцелярия, я не хочу, чтобы ты вошла в дом этого негодяя шестой женой, ты достойна лучшего жениха и мужа. Но что же мне делать? Откажи я Суну Третьему – он взбесится и натворит нам пакостей. Цясэн смотрел на Мэй долгим взглядом, и у той запылали щеки. Во рту стало сухо, девочке на миг показалось, будто на ней совсем нет одежды...

– Выход лишь один, мой господин, – сказала Гуан, – Если, конечно, вы и впрямь не хотите отдавать Мэй развратному Суну. Хватит с него и пяти жен!

– Что же за выход? – Цясэн разговаривал с Гуан, но не отрывал взгляда от Мэй.

– Возьмите ее в жены вы, мой господин, – сказала Гуан твердо.

Ненадолго воцарилось молчание. Мэй показалось, что она вообще не понимает, о чем говорят ее покровители. Затем Цясэн спросил:

– Гуан, милая, а ты уверена, что мне следует поступить именно так?

– Да, – кивнула Гуан. – Я говорю от сердца, во мне нет ревности, и если Мэй с вами, мой господин, будет так же сладко и покойно, как и мне, – чего же еще желать? Есть лишь одно обстоятельство, смущающее меня, но о нем я не могу говорить. И хотела бы, да не могу!

Теперь Цясэн смотрел на Гуан. Потом он прошептал:

– Происхождение этой девочки странно и загадочно. Не эту ли тайну ты хранишь, моя любимая? Мэй – высокородная, да?

Гуан кивнула.

– Но я не посмею сказать больше, – тут же добавила она.

– Ты немного пугаешь меня, – помолчав, сказал Цясэн. – Если она слишком высокородна для моего положения, как я осмелюсь на ней жениться? В Небесной Канцелярии это сочтут преступлением!

– Куда большим преступлением станет отдать Мэй в дом князю Суну! – горячо прошептала Гуан. – Я поклялась оберегать эту девочку от всякого зла, моя душа в ответе за нее! Став ее супругом, вы тоже будете ее беречь и защищать. Может быть, этому следует свершиться. Откажите князю Суну Третьему под тем предлогом, что вы уже обладали Мэй как женою и она понесла от вас.

– Гуан...

– Иначе он не отвяжется, – решительно сказала Гуан. – Он будет настаивать и мстить. А подпорченный товар ему уже не покажется столь вожделенным.

– Гуан, дорогая, ты сейчас говоришь...