Псы Вавилона - Атеев Алексей Григорьевич Аркадий Бутырский. Страница 26
– Теперь помолиться нужно, – сообщил Валитов, увидев, что работа закончена. – Мы своему богу, вы своему… – Он расстелил сюртук, встал на колени, а рядом опустился Хасан. Дед Харин стал сбивчиво читать «Отче наш», ему вторил Федоров. Потом все молча двинулись в обратный путь.
Пережитое не прошло бесследно. Казалось, тяжкий груз навалился на плечи людей, только что переживших непередаваемый ужас. Даже жизнерадостный Хасан посерел лицом. Он тихо, глядя себе под ноги, плелся позади стариков.
– Никогда не поверил бы, если б сам не убедился, – нарушил тягостное молчание Федоров. – Как теперь спать… да какой спать, как жить? И дальше-то что будет?
– Нужно довести дело до конца, – спокойно ответил Валитов. – Мальчишка к свои ходил… Они теперь тоже…
– И их так-то? – ужаснулся дед Харин, всплеснув руками. Он даже остановился.
– А как иначе?
– В милицию нужно сообщить… или врачам. Ладно, этот мертвый, а те-то ведь живые! Уголовное дело!
– А я разве не об этом же толковал? – впервые поддержал деда Харина Федоров. – Ведь самоуправство! По головке не погладят. Не хотелось бы…
– Точно евоные папка и мамка… эта… убыры? – спросил дед Харин. – А братишка с сестренкой?.. Их что, тоже колами, что ли?
– Идите милиция, – равнодушно отозвался Валитов. – О чем говорит будете?
– Да-а, – протянул Федоров. – Об этом, конечно, не расскажешь. Какой же выход?
– Выход два. Один: сиди жди, пока убыр к тебе в гости придет, другой…
– Про другой тоже понятно, – перебил его дед Харин. – В любом случае не сносить нам головы.
Странное дело: по мере приближения к поселку четверка борцов с вампирами стала обрастать народом. Сначала к ней присоединились несколько ребят – подростков в возрасте Хасана, потом кучка женщин, во все глаза таращившихся на стариков. В поселок вошла уже довольно приличная группа. Казалось, все уже знали о случившемся. Старики молча шли впереди, а следом за ними взбудораженная, жестикулирующая толпа, на ходу обраставшая новыми людьми. К старикам подойти с вопросами боялись. Хасан вымолвил несколько слов, но обернувшийся дед взглядом пресек дальнейшую утечку информации. Непоятное поведение стариков только подлило масла в огонь. Слухи переливались через край, шипели и пенились… Никто толком ничего не знал, и от этого толпа еще больше зверела.
– Кровопийцы… – внезапно прошелестело по толпе, – … кровь пьют… народную кровь… колдуют, а мы тут дохнем…
– Дави их, христопродавцев! – заорал какой-то босой парень с безумными глазами.
Федоров в ужасе обернулся назад. Ему сделалось еще страшней, чем на кладбище.
– Что происходит, что происходит? – в тоске шептал он.
– А пускай их, – отозвался дед Харин. – Так даже лучше. Как обчество порешило, так тому и быть. И с нас спросу меньше. Потом и не разберешь, кто начал.
Тем временем народные массы подошли к усадьбе Скворцовых. Некоторое время толпа клубилась на улице, потом как-то сам собой рухнул ветхий трухлявый забор, и люди заполонили подворье. Валитов, а вместе с ним и два других старика отошли в сторону, предоставив «обчеству» самостоятельно вершить суд и расправу.
В дверь дома застучали кулаки, кто-то пнул ее ногой, но дверь была закрыта изнутри. Несколько голов прильнуло к двум запыленным подслеповатым оконцам, но они оказались плотно зашторены. Это обстоятельство еще больше раззадорило массы. В окна полетели куски кирпича. Стекла разлетелись с хрустальным звоном. В толпе раздались веселые возгласы:
– Тащите наружу кровопивцев! Мы им самим сейчас юшку пустим! Зори нечисть, пущай пух из перин до ветра!
Само по себе такое отношение к доселе добропорядочным поселковым жителям казалось странным. Семейство Скворцовых всегда слыло меж соседями людьми покладистыми и гостеприимными. И вот в одну минуту репутация рухнула под натиском неуправляемой стихии.
Гул толпы на мгновение стих. Никто не знал, что предпринять: в окна не пролезть, а вход на крепком засове. Откуда-то притащили оглоблю. Несколько энтузиастов, схватив ее, стали высаживать дверь – только щепки полетели в разные стороны. Штурм продолжался недолго. Дверь была выбита, и толпа гурьбой бросилась в проход. Образовалась давка, послышались стоны и матерная брань. Наконец наружу выбросили первую жертву. Ею оказался глава семейства – кочегар.
– Пьяный вроде, – послышались недоуменные голоса.
И опять народ пришел в замешательство. Если человек пьяный, зачем его беспокоить? Главу семейства окружили и стали придирчиво исследовать. Скворцов-старший действительно производил странное впечатление. Лицо его выглядело опухшим, глаза превратились в две щелочки. Он непрестанно судорожно зевал, прикрывал ладонью лицо, словно не мог вынести яркого солнечного света.
– Не пьян он вовсе, – вновь заорали в толпе. – Не пахнет от него даже. Водки не чуем, зато несет тухлятиной, аж стоять рядом невмочь.
– Бабу его тащите сюда! – заорали из задних рядов. – Выволакивай ее, родимую…
Достали и бабу. На ней была лишь исподняя рубаха. Хозяйка вела себя таким же образом, как и муж, только она не зевала, а непрерывно икала. Бессмысленный, пустой взгляд свидетельствовал о том, что она даже не воспринимает происходящее.
– Справная какая бабенка! – завопил все тот же босяк и рванул на Скворцовой рубаху. Она с треском лопнула, открыв две обвисшие груди с огромными коричневыми сосками. Скворцова вдруг издала пронзительное шипение и костлявыми пальцами как клещами вцепилась парню в горло.
– Убивают! – заверещал он. – Оттащите ее…
– Что происходит, что происходит… – стоя в отдалении вместе с другими стариками, как заведенный повторял Федоров.
Даже невозмутимый Валитов выглядел подавленным. Он что-то бормотал себе под нос: не то молился, не то сожалел о происходящем.
– Я знал, что так будет, – наконец заговорил он. – Всегда одно и то же, всегда одно и то же… Но где иной выход? Только Аллах знает… Я не знаю. Ты же сам видишь, какими они стали. Уже не люди. – Кто именно перестал быть человеком, старый татарин не пояснил.
– Сейчас их прибьют, и все закончится, – заметил дед Харин.
– Ты думаешь? – Федоров с сомнением посмотрел на соратника. – А мне кажется, все только начинается.
Между тем события на подворье стремительно развивались. Скворцову оторвали от парня, стукнули по темени оглоблей и бросили у крыльца. Потом принялись за хозяина: его свалили, стали избивать сначала ногами, а затем в ход пошла все та же оглобля. Скворцов ворочался на земле как огромный червяк, даже не стонал, а только судорожно дергал конечностями, как картонный чудилка. Наконец участники избиения, по-видимому, устали. Толпа во дворе стала редеть. Многие из присутствующих, напуганные происходящим, постарались вовремя исчезнуть. Остались наиболее рьяные. Обоих Скворцовых затащили внутрь дома, потом там началась непонятная возня, и наконец последние из присутствующих стали поспешно покидать место событий. Запахло гарью.
– Пойдем и мы, – сказал Валитов, – делать тут больше нечего.
– Они что же, подожгли дом? – испуганно спросил Федоров. – Да как же это? Ведь там дети!
– Ты одного из этих детей сегодня уже видел, – веско напомнил дед Харин. – Если не желаешь больше смотреть, молчи в тряпочку.
– Слышали? Скворцовых-то сожгли, – сообщил Фужеров дяде Косте.
Оба старика находились в своей халупе. Фужеров готовил нехитрый ужин, дядя Костя читал газету.
– Еще и как слыхал, – отозвался старый шулер, не отрываясь от чтения. – Ходил даже, смотрел… Гарь на весь Шанхай.
– Ужас какой! Прямо Средневековье.
– Но вы же, куманек, любитель Средневековья.
– В данном случае ирония неуместна. Погибли люди.
– Да нет никакой иронии. Просто у меня такая манера разговаривать.
– Знаем мы ваши манеры. И еще толкуют: старики ходили на кладбище, раскопали могилу мальчика. И он в ней лежит вроде живой. Словом, вампир. Кровь, говорят, фонтаном брызнула, когда кол в него забили.