Выйти замуж за дурака - Первухина Надежда Валентиновна. Страница 25

– Цыц, охальницы! – то и дело стращала девиц моя тезка. У человека беда, а вам все хаханьки.

Вымытый, вытертый и спеленутый чистыми простынями участник аварии оказался изможденного вида мужчиной лет этак сорока, чрезвычайно смуглым, с гладко выбритым лицом и такой же бритой головой. Он мне мучительно кого-то напоминал, только я пока не понимала кого…

Василиса Прекрасная поднесла к носу мужчины золотой флакончик с нюхательной солью. Потерпевший вдохнул, сморщил нос, чихнул, закашлялся и открыл глаза – черные и томные, как маслины в сахарном сиропе (никогда не ешьте эту гадость!!!). Осмотрелся и слабым голосом сказал:

– Вашнашсрам шримад бхагавадтутитам!

У нас с Ванькой глаза на лоб полезли, а Василиса Прекрасная так и ахнула:

– Да как же это?! Да неужто!..

– Парватиломати шри йшопанирвати, – покачивая головой, пробормотал удивительный тип, а Василиса подхватилась и немедленно подала ему чарку, наполнив ее родниковой водой из кувшина, со словами:

– Кумарис, махатма!

«Махатма» воду выпил просто взахлеб, осмысленно поглядел вокруг, и из уст его посыпалось:

– Ом, ом, браммахпутра брахмаста шиварис шри пудрас вшибатам! Кумарис, кумарис!

– Василиса, неужто ты понимаешь, о чем он говорит? – удивленно спросила я тезку.

– Понимаю, конечно, – кивнула та. Это же самскрип, язык древней ведической премудрости. Махатма, шри летели откуда ом вашнасутра куда направлялись?

– Двиджа бандху! – окрепшим и весьма горделивым тоном ответствовал Василисе знаток древней ведической премудрости и плотнее закутался в простыни. Шрила прабхупада ом митхун чакраборти ши-вану ом сипаи!

– Переведи, что он говорит, – попросили мы с Иваном Василису, разглядывая диковинного типа и гадая, каким таким ветром занесло его в Тридевятое царство.

– Махатма, то есть великий учитель, просветленный и совершенный, чье имя не дано знать недостойным, – зачастила Василиса, – направлялся путем очищенных и присноблаженных, то есть летел из древней столицы Вашнапуп в таинственные пещеры Гимнолайских гор для преподания основ своего учения тамошним послушникам.

– Прибхакти свами снами и стеми ширтанананда! – вякнул великий учитель и блеснул своими маслинами.

– Махатма говорит, что молния Вишну недаром поразила прирученного им крылатого, змея. Махатма считает, что по воле сансары попал в дикую землю непросвещенных шудр и теперь его задача – даровать нам просветление.

– Кумарис, кумарис! – воздев вверх узкие, похожие на вздувших клобуки змей руки, воскликнул махатма. Шри чайтанья махариши шиву шиву свами!

– Просветлитесь, просветлитесь! – восторженно блестя глазами, принялась Василиса Прекрасная за синхронный перевод. Придите под сень моего учения, куда да не проникнут неприкасаемые, низкорожденные и… женщины,

Переведя последнюю фразу, Василиса заметно переменилась в лице.

– Так-так, – покачала головой я. И даже в Тридевятое царство проникли гнусные женоненавистнические идеи! Скажи этому махатме, Василиса, чтоб он тут не тряс этим учением, как эксгибиционист своим хозяйством, а то вековать ему в сансаре до скончания Кали-юги! Женщин он, видите ли, за неприкасаемых считает! Да если на то пошло, я первая ему не позволю к себе прикоснуться!

– Кумарис, мандала! – Просветленный махатма злобно сверкнул на меня очами.

Тут уж Ванятка принялся засучивать рукава:

– Энто что же он себе, подлюка вашнапупская, позволяет?! Мою жену законную мандалой ругать?! Я ему сейчас из его носа ученого юшку-то пущу!

И Ваня ринулся исполнять сказанное. Махатма тоненько завизжал, принялся ругаться на своем самскрипе. Пришлось вмешаться, чтобы предотвратить новое кровопролитие.

– Ваня, прекрати. Василиса, скажи, пожалуйста, сему учителю, чтоб он незамедлительно продолжил свой путь в Гимнолайские горы. Нам тут его учения и даром не надо, а уж за деньги и совсем не возьмем…

Василиса Прекрасная, выслушав эту мою речь, кивнула и собралась уж было переводить, как вдруг дверь распахнулась и в комнату, не спрашивая разрешения, ввалилась лжецарица Аленка в сопровождении полудюжины своих головорезов в вороненых кольчугах. Правда, на данный момент эти кольчуги были украшены пушистыми гирляндами одуванчиков.

– Брахма кумарис! – воскликнула Аленка. Где вы прячете великого учителя, о недостойные дети проклятой эпохи?!

– Рехнулась баба, – вежливо констатировал Иван. Аленка меж тем увидала закутанного в простыни махатму и склонилась перед ним в поклоне.

– Ашрам ксива шибана! – певуче заголосила она. Кумарис драхма драхмапутра!

Я озадаченно посмотрела на тезку:

– Разве Аленка тоже знает самскрип?

– Конечно, – пожала плечами Прекрасная, – мы с ней у одних учителей науки превосходили. Что я знаю, то и Аленке ведомо,

Головорезы в одуванчиках тоже поклонились смуглому махатме и по команде Аленки водрузили что-то визжащего учителя на свои широкие; плечи. Потопали к выходу.

– Что это значит? – разгневалась Василиса Прекрасная. Что ты себе, Аленка, позволяешь?

Лжецарица только отмахнулась:

– Не лезь не в свои сани, красавица, а то как бы дитя у тебя не тем боком родилось. Забираю я великого махатму в свой дворец. Буду с ним о премудростях многоразличных толковать да тайны Вселенной расспрашивать. И вы мне супротив того не указчики! – С этими словами Аленка вышла вон, крепко хлопнув дверью.

– Не нравится мне этот махатма, – задумчиво протянул Ваня и достал из кармана ярко-зеленого леденцового петушка. И то, что Аленка за него уцепилась, тоже не нравится.

– Думаешь, паскудство она очередное затеет? – напряглась Василиса Прекрасная.

– Не думаю, – поправил ее Иван. Знаю. Я вспомнила про пленку, полученную через сказочный Интернет:

– Понесем лжецарице ее заказ? Или ей сейчас не до нас?..

– Понесем, – твердо ответствовала моя прекрасная тезка. Только не сегодня, а завтра. Во дворце потолчемся и узнаем, для чего Аленке этот махатма на самом деле сдался…

– Пойду я, что ли, с Сэмом сыграну маленько… – тихо, глядя в потолок, промямлил Ваня.

– Все тебе игрушки, – фыркнула Василиса. Тут такое…

– Это вполне приличное занятие, куда лучше, чем Аленкиным охранникам носы квасить, – вступилась я за муженька. Иди, Ваня, только мышку не раздолби окончательно.

Иван обрадованно слинял в кабинет. Василиса вздохнула.

– По мужу скучаешь? – тоном знатока поинтересовалась я.

Василиса усмехнулась:

– Было б по кому скучать! Бестолковый он у меня, ровно теленок годовалый; иной раз от тоски завыть хочется, на муженька глядючи…

– Зачем выть, лучше песни петь. Ты как, петь умеешь?

– Разумеется, – гордо вскинула голову Василиса Прекрасная, – я ведь, было время, в церковных клирошанках ходила.

– Да когда ж ты успела?

– Долго только сказка сказывается, а жизнь быстро летит, – неопределенно выразилась тезка и, словно прислушиваясь к некой, внутри ее существующей мелодии, запела приглушенным, но чрезвычайно Мягким меццо-сопрано:

А и витязя да нынче не доплачешься,

А и сокола да нынче не докличешься.

Я пойду по чисту полю в белом платьице –

Не царица, не княгиня, не владычица.

Ой тоску мою размыкать больше некому,

Кроме ястреба, неясыти да ворона.

Нынче лебедя не сыщешь, а над реками

Черный дым плывет чужими наговорами.

Слезы падают в траву – да что с ней станется.

Да лисой дорога вьется чернобурок)…

Как была я на земле-то бесприданницей,

Так, наверно, и достанусь ветру буйному.

И не буду ждать ни пешего, ни конного

Избавителя от горечи нагаданной.

За меня не ставь свечу перед иконою.

За меня не одарят тебя наградою…

– Грустная какая у тебя песня, – вздохнула я.

– Загрустишь от такой семейной жизни, – вздохнула и Василиса. Вечно мне приходится своего супруга непутевого из приключений многоразличных выручать.

– Это из каких же?

– Ой, если все рассказывать, – дня не хватит!