Серебряная пуля - Атеев Алексей Григорьевич Аркадий Бутырский. Страница 77

Перед тем как отправиться в экспедицию, Осипов выяснил, что режиссер целый день занят на съемках.

В поселке, на сонных, заросших травой улочках вообще не встретилось ни души. Он поставил машину в какой-то закуток между дачами, а сам отправился на разведку. Дом он разыскал довольно быстро. Перелезть через забор – раз плюнуть, а потом? Что он, собственно, ищет? Он толком не мог на это ответить. Однако нужно было действовать или уезжать. Наверное, было не очень правильно приехать сюда одному. В последнее время он буквально шагу не делал без Ильи. С одной стороны, вроде неловко получается, не поставил друга в известность, а с другой… Деятельная натура Безменова требовала лидерства. По сути, он давно стал руководителем следствия. Перетянул, что называется, одеяло на себя. Собственно, это не так уж и плохо, поскольку помощь он оказал действительно неоценимую. Но Осипов не совсем уж болван, чего же его оттирают?! К тому же машина ведь досталась ему, а Илья старается чисто ради спортивного интереса. Несправедливо. Успокаивая себя таким образом, Осипов осторожно пробирался вдоль дощатого забора, окружающего дом кинорежиссера. Некогда забор был выкрашен зеленой краской, но от времени краска потускнела, местами просто отвалилась, и теперь забор имел камуфляжный вид, отчего еще более усиливалось ощущение, что перед ним военный объект.

Как же перелезть? Осипов с опаской поглядывал на ржавую колючую проволоку, шедшую поверху. Не дай бог, напорешься на колючку – заражение гарантировано. Однако какой большой участок! Как баре, живут эти кинорежиссеры. Прямо какие-то советские помещики. И что интересно, дача ни с кем не граничит. Ловко! Все-таки придется лезть через забор. Он нашел в кустах старый ящик, придвинул его к забору, взгромоздился на него. Теперь вполне можно было бы перемахнуть, если бы не проклятая проволока. Осипов попытался перегнуть ржавое железо. Это удалось почти сразу же. Теперь – с другой стороны, и путь свободен.

Он неловко подтянулся и перевалился через забор, больно ударившись о землю. Потирая ушибленный бок, журналист огляделся. Он стоял на пологом склоне, густо поросшем папоротником. Вокруг высились сосны. Чуть левее виднелась заросшая осокой большая лужа, а метрах в пятидесяти впереди возвышался двухэтажный дом. Пригибаясь, журналист медленно двинулся к нему. Зачем он крадется, если вокруг никого нет, он и сам не мог понять, однако чувство опасности, появившееся с момента приезда в поселок, не покидало. Похоже, за домом совсем не ухаживали. Он выглядел почти так же неприглядно, как и забор. Большое деревянное крыльцо совсем побелело, словно его не красили десяток лет, растительность подступала вплотную к стенам, возле крыльца густо росли маленькие клены-самосевки, которые хороший хозяин не преминул бы выкорчевать, оконные стекла не мыты давным-давно, а ведь генеральша утверждала, что в дом ходит прибираться какая-то старуха.

Он поднялся на крыльцо, тронул кнопку звонка. Где-то в глубине послышался приглушенный дребезжащий звук. Осипов прислушался. Тихо. Он снова нажал кнопку. В доме наверняка пусто. Входная дверь, обитая облезлым дерматином, выглядела так, словно когда-то ее брали приступом, а после забыли привести в порядок. Из рваных дыр в дерматине торчали куски черной ваты.

М-да… Не похоже, что здесь обитает гордость советской кинематографии. Он потянул на себя позеленевшую медную ручку. Дверь не поддавалась. Естественно. Но внутрь все равно нужно проникнуть. Он пригляделся к дверному замку. Английский. Эх, жаль, нет рядом Ильи! Тот бы вмиг открыл. А может быть, подойдет какой-нибудь ключ из его собственных? Он достал из кармана связку ключей. Ключ от квартиры не годился, не той конфигурации. Ключ от рабочего кабинета… Тоже не подходит. Ключ от гаражной двери. Не то. На кольце болтались еще два ключа, назначение которых Осипов давно забыл. Один, длинный, словно коготь, легко вошел в скважину. Осипов попытался его повернуть, но замок не поддавался. Бесполезно. Осипов вытащил ключ и задумчиво смотрел на него, пытаясь понять, откуда он взялся. Он совсем забыл, что стоит на виду, и, появись сейчас хозяин или кто-нибудь из его знакомых, неприятностей не избежать.

Так и не вспомнив, откуда взялся ключ, Осипов вытер грязной ладонью пот со лба и снова стал насиловать замочную скважину. На этот раз ключ чуть-чуть провернулся. Рискуя обломить его, Осипов приложил чудовищное усилие, раздался щелчок, и дверь отворилась. Перед ним зияло пространство неведомого жилища. Он попытался извлечь ключ из замка, но проклятая штуковина не желала вылезать. В сердцах плюнув, Осипов решительно шагнул внутрь.

Он стоял в темной прихожей. Дверь, видимо, от сквозняка, сама собой захлопнулась за его спиной. И только тут он сообразил, какую глупость делает. Он повернулся к двери и нажал собачку замка. Дверь отворилась, и сверкающий летний день из темноты показался и вовсе ослепительным… «Беги отсюда», – прошептал рассудок. Осипов шагнул было к выходу, но в задумчивости остановился. Ну уйдет он, а что потом? Опять припрется занудная генеральша, опять придется краснеть и прятать глаза. «Любишь кататься, люби и саночки возить», – прозвучал в мозгу ехидный голосок. И, не обращая внимания на доводы разума, Осипов осторожно притворил дверь и шагнул вперед.

Хотя на улице было солнечно, в доме царил серый полумрак, причиной которого Осипов посчитал грязные окна. Он сразу же почувствовал, что уже бывал здесь. Нет, он не узнал планировку дома, вещи. Да в прошлый раз он их и не видел. Запах! Вот что в первый миг сразу же показалось знакомым. Тогда он неосознанно запомнил его, а сейчас мгновенно восстановил в памяти. Запашок слабый, но весьма необычный. Вроде полынью пахнет, но со сладковатой, чуть приторной примесью. Что это: лосьон, крем для бритья, мастика для натирания полов?

Осипов медленно шел через полутемные комнаты, оглядываясь и принюхиваясь. Обстановка оказалась довольно простой, что называется, дачной: плетенные из тростника кресла, круглые столы на точеных массивных ножках. Довольно старомодно. Некоторые комнаты вообще оказались пусты. Хорошая дорогая мебель стояла только в зале и в спальне. Кое-где висели картины, гравюры. В основном сцены охоты. Так тут живет оборотень?! Ерунда!

Он попытался восстановить в памяти образ Комова. Холеный, улыбчивый, с постоянно ускользающим взглядом. У Осипова в тот раз так и не осталось четкого мнения об этом человеке. Неопределенный. Впрочем, многие деятели искусства, особенно из именитых, были похожи на него. Словно в маске. А может, не в маске? В шкуре? В шкуре другого человека. Человека ли? По лестнице, застеленной мягкой дорожкой, Осипов поднялся на второй этаж. Здесь мебель вообще почти отсутствовала.

Лишь в одной из комнат стоял бильярдный стол, пара мягких кресел, стеллаж с книгами. Осипов присмотрелся. Собрания сочинений классиков. Похоже, ни разу не читали. А вот и несколько затрепанных томов, конечно же, детективы.

Осипов присел в кресло. Чего же он добился? И все-таки… Комов, или кто он там, конечно же, замешан в эту историю. Причем с самого начала. Вполне возможно, что именно он убил Валентина Сокольского. А потом навел на Шляхтина и Грибова. Навел потому, что знал об их, так сказать, «увлечениях». Лучших кандидатур в убийцы племянника и не придумаешь. Но зачем он убил его? Мало ли… Причины возможны самые разные. Извращенное мышление, извращенные наклонности. Кто разберется в их отношениях.

Что же делать дальше? Лучше всего покинуть дом и уйти восвояси. Впрочем, остается еще подвал. В подвале, как показывал опыт, могут скрываться весьма интересные вещи.

Вход он нашел без труда. Мощная стальная дверь, как в бомбоубежище. И снова вспомнились подземелья старой школы, где так недавно он вступил в смертельную схватку с маньяком Шляхтиным. Может быть, и тут его ждет нечто подобное. Дверь, словно ее только вчера смазывали, без звука отворилась. Несколько ступенек вели вниз. Осипов увидел на стене коробку с рубильником. Вспыхнул свет.

Помещение подвала было непомерно большим и совершенно пустым. Ярко горели плафоны на стенах. Звук шагов словно отскакивал от бетонного пола. Осипов недоуменно огляделся. И здесь ничего. Интересно, для чего столь сильное освещение? Обычно в подвалах хранят всякий хлам, а тут стерильная чистота. А это зачем?