Война по понедельникам (сборник) - Первушин Антон Иванович. Страница 24
Красев мог только посочувствовать миру Дней. Против Всадников нет защиты. Не придумано. И не будет никогда придумано. К тому же местное человечество, судя по примитивной, склепанной на скорую руку бронетехнике, давно уже разучилось правильно воевать. Но в конце концов они обретут опыт, вспомнят хорошо забытое старое: чего-чего, а как делать оружие, человек быстро вспоминает. Но что-либо существенное противопоставить силе Всадников они все равно не смогут.
Красев мог бы дать местному человечеству совет. Он мог бы сказать им: сидите, ребята, и не рыпайтесь. Пережидайте, как непогоду. Но догадывался, что вряд ли его слова возымеют хоть какое-то действие, даже в случае если его посчитают настоящим божеством и тут же на месте канонизируют. Да и не хотелось давать ему такого совета, потому что будучи все-таки плоть от крови существом человеческим он понимал их, понимал их желание защитить свой мир, свою жизнь от бесцеремонного вторжения.
Однако и задерживаться здесь он не видел для себя особой необходимости. Теперь он знал, как сумел его двойник, давно с пристальным вниманием наблюдавший за деятельностью Всадников на Светлой Стороне Времени, отправить его сюда, в странный непривычный мир Дней. И главное — Вячеслав теперь знал, как ему отсюда выбраться.
Ведь эффект перехода не распространяется на неживые объекты и объекты низшей организации, не так ли?
«Отличная идея», — поддержала Нормаль.
Вячеслав, глядя на ожидающих его дальнейших вопросов могильщиков, на платформу с мертвыми телами, задумчиво кивнул. Ему не хотелось снова умирать, но это был единственный выход.
ПОНЕДЕЛЬНИК ПЯТЫЙ
«Это трудно объяснить непосвященному человеку. Один мир фактически переходит в другой совершенно случайно. По существу, природа бесконечности такова, что кажется, должно существовать бесконечное число близких линий, по которым мы непрестанно перемещаемся. Обычно здесь нет видимых отличий, и мы не замечаем их примерно так же, как не замечаем того, что движемся из одной временной точки в другую в процессе нормального возрастания энтропии».
18 сентября 1967 года (год Овцы)
Основной вектор реальности ISTB-01.14.S
Их держали под замком на хлебе и воде уже неделю — Игоря и того странного человека в дождевике, который появился вдруг на пороге представительства Клуба Альтруистов, разом взорвав приобретший относительную устойчивость мир Бабаева. В физическом смысле незнакомцу досталось тогда крепче, чем Игорьку, и первые сутки он провалялся в беспамятстве, но не бредил, а лишь болезненно постанывал. Почему-то никто здесь не удосужился привести к раненому врача.
Их держали под замком в подвале, и подвал этот был как подвал, ничем специально не оборудованный — сразу становилось ясно, что не тюрьма, а обыкновенный подвал в обыкновенном доме: здесь было жарко и сыро; подтекали трубы, проходившие под самым потолком, но вообще было достаточно светло и чисто; крыс, по крайней мере, не наблюдалось.
Воду в алюминиевом ведре и краюху хлеба раз в день приносил хмурый здоровенный дядька: седой и с примечательно большими ушами, в замызганном, некогда пестром, протертом на локтях до дыр халате и в шароварах непривычного покроя. Дядька молча ставил все это хозяйство перед дверью и сначала уходил куда-то с другим ведром, заменявшим узникам парашу, и только уже после этого отдавал Игорю хлеб, возвращал два традиционных ведра.
Но в конце концов странный товарищ Игоря по несчастью как-то сам собой оклемался, и на третий день уже смог прогуляться по камере, кряхтя и поглаживая бока. Бабаев попробовал немедленно выяснить, кто он такой и как оказался в резиденции Клуба Альтруистов, но незнакомец на его торопливые и зачем-то шепотом заданные вопросы отвечать не соизволил; и Бабаеву ничего не оставалось, как отвязаться пока со своими расспросами и дожидаться того момента, когда незнакомец сам захочет все объяснить.
Время текло медленно; заняться здесь, в этой импровизированной камере предварительного заключения, было решительно нечем; неопределенность положения угнетала, давила на психику, и в результате незнакомец тоже устал играть в молчанку и как-то на четвертое утро пленения, прохаживаясь и поглаживая, спросил:
— Ну и как тебе это нравится?
Игорь встрепенулся и вскочил. Но незнакомец смотрел в сторону с независимым видом, и Бабаев решил было, что ему послышалось. Однако незнакомец вдруг резко повернулся на каблуках — в уверенном движении его Игорю померещилась угроза, он даже отшатнулся — но тут же снова этот странный человек расслабился, потянулся, зевнув широко, и продолжил:
— Из князи — в грязи, а?
— А кто вы такой? — Игорь не хотел этого, но контрвопрос его получился в вызывающей интонации.
— Я? — незнакомец улыбнулся кривой, очень нехорошей улыбкой. — Тебе мое имя все равно ничего не скажет. Но!.. Если ты так нуждаешься в метке, зови меня Милордом, — он неожиданным плавным движением выставил руку вперед и вверх, и покрутил в воздухе кистью; Бабаев так и не понял, что должен был символизировать собой подобный жест.
Милорд, прищурившись, покачал головой. Улыбка его чуть выправилась.
— Именно так , — сказал он мечтательно, — именно так меня когда-то называли…
— А меня зовут Игорь…
— Бабаев, — закончил за своего визави Милорд.
— Откуда вы?.. — но тут Игорь спохватился, вспомнив, что буквально вчера, перед тем, как изложить очнувшемуся незнакомцу скудную информацию из первых рук и задать свои вопросы, он для начала представился.
— Игорь Бабаев, — повторил Милорд. — Из новообращенных, а?
— Я — Альтруист, — заявил Бабаев гордо.
— Вижу, что не валенок, — отвечал Милорд.
Он вдруг подмигнул Игорю. Бабаеву не понравился этот мимический жест. За тем, как подмигнул ему Милорд, казалось, кроется нечто заведомо дурное, по-человечески противное натуре любого Альтруиста. Бабаев от внезапной озабоченности сразу же потерял нить и не знал, что сказать на «валенка».
— Так-так… — впрочем, Милорд и не ждал от него каких-либо реплик по поводу; он прошелся по камере, привычно поглаживая бока. — Убежать, значит, нельзя? Да и смысла побег особого не имеет… Как ты считаешь, а?
Игорь попытался отогнать ощущение неприязни к Милорду, которое на момент озаботило и сбило его. В конце концов, этот человек пришел к Гашарти, как к хорошо знакомому, как к другу; и они разговаривали, как хорошо знакомые, и почти как друзья, и это может означать только одно… А что вообще ты можешь знать об их отношениях, об истории их отношений? Но судишь по полной строгости! Не так он сказал, не так повернулся, не так посмотрел — слушать тебя, Игорь, противно! Может, еще скажешь, что именно Милорд в смерти Сержа виноват? А он такая же жертва, как и ты, как… Серж. И не забудь, кстати, Милорду ты представлен не был, сам представился, и безоглядно доверять тебе у него оснований не больше, чем у тебя ему. И тогда все его оговорки, намеки, мимические жесты — лишь способ проверить, а тот ли человек Игорь Бабаев, за какого себя, не краснея, выдает.
И если еще неделю назад подобное умозаключение вряд ли само собой пришло бы Игорю в голову («Ведь он видел меня в представительстве Клуба, рядом с Гашарти — как он может мне не доверять?»), то теперь, после вероломного нападения людей в черном, после того, как в одну секунду убили они любимого человека прямо там, на ковре, в представительстве — теперь Игорь вполне понял и оценил осторожность своего нового знакомого.
Потому неприязнь, почти без сопротивления, подчинилась и ушла, хотя и оставив где-то на самом дне души Бабаева мутные капли бикфордова ожидания подвоха.
— Бежать всегда имеет смысл, — заявил Игорь убежденно, он продумал свой ответ. — У меня даже есть идея.
— Вот как? — Милорд, казалось, искренне заинтересовался.
Он уселся на койку — пружины скрипнули — и поманил Игоря пальцем, предлагая сесть рядом.