Рокировка - Петров Дмитрий Николаевич. Страница 57

— Каких подушек? — не поняла Людмила.

— Известно каких кислородных, ответил Семен. — Самый лучший способ транспортировки и хранения спирта — кислородная подушка, каждый бармен знает.

Ну вот, милиция нагрянула, а у меня в подсобке все эти пятнадцать подушек и лежат. Меня и забрали, прямо с рабочего места.

— И что? Посадили? — ужаснулась Людмила. Но Сема усмехнулся и, побарабанив пальцами по столу, ответил:

— Посадили, только ненадолго. Они же меня в КПЗ отвезли и дело возбудили.

А подушки конфисковали как вещдоки. Это вещественные доказательства, — со снисходительной улыбкой пояснил он, — то есть главная улика против меня. Я сидел три месяца в камере, суда ждал, на допросы ходил. А к тому времени, когда суд должен был состояться, вещдоки исчезли.

— Подушки пропали? — уточнила Людмила.

— Да нет, подушки как раз остались, только за три месяца весь спирт, что в них хранился, выпили. Никаких улик. Все улики милиционеры уничтожили…

Он довольно захохотал. Видимо, воспоминания доставили ему удовольствие.

— Я даже не ожидал, — добавил он, вновь радуясь давней удаче.

— И тебя освободили? — удивилась Людмила.

— Конечно, а что им оставалось делать? Пришлось им мое дело закрывать. Но потом, правда, все равно посадили. Уже за другое.

«Другим» оказался разбой более тяжкая уголовная статья.

— Квартиру брали, — поделился Сема. — Трое товарищей и я. Я с ними как раз в КПЗ и познакомился, пока по первому делу сидел. Через три месяца меня выпустили, а потом и этих троих. Ну мы встретились, как полагается, выпили. Тут они мне и предложили в компанию войти.

— И ты пошел на разбой! — воскликнула Людмила. Чего только не узнаешь о человеке! Семен внешне вовсе не походил на бандита.

— Пошел, — кивнул он. — Там ведь как дело было? Они сказали, что есть верная квартира, где только одна старушка живет, а барахла у нее всякого полно.

Можно квартирку взять, а старушку только связать — и все. У меня тогда работы не было, я только что вышел. Обратно в ресторан меня не брали, там место было занято. Денег не было, работы не нашел. А тут еще мама умерла, так что я совсем один остался. Ну я и согласился. Ребята те крутые были, казались такими, во всяком случае.

— И вы ограбили старушку? — не выдержала Людмила. Ей было странно сидеть рядом с человеком, который оказался способен на такое.

— Ну не я. Я на стреме стоял, — пояснил Сема. — Потому мне только год и дали. Я же ничего не делал, только смотрел. А троих дружков моих закатали на всю катушку.

Оказалось, что старушку-то они убили. Не хотели, конечно. Только ударили доской по голове, чтобы сбить ее с ног и заставить замолчать. А старушка окочурилась. Старенькая уже была, вот и не вынесла удара.

Стали они добро из квартиры выносить, а тут соседи увидели через глазок в двери напротив. Вызвали милицию, и она вдруг приехала вовремя. Бывают же такие случайности!

Подельникам дали по восемь лет, а Семену — только год, потому что он и вправду ничего не делал, только караулил.

А когда освободился, нашли его люди, перевозящие оружие, — очень прибыльный нынче в России бизнес.

Семен рассказал свою историю, бутылка была выпита, и он замялся. Людмила оценила его скромность. Вообще, нельзя было сказать, что Семен ей нравился, просто он стал единственным человеком за последнее время, который отнесся к ней хорошо. Он защитил ее, позаботился о ней.

Людмила с ужасом отгоняла от себя воспоминания о последней встрече в поезде с Мишей. Разве не ненавидела она его всей душой? Разве не задыхалась от презрения к этому торжествующему мерзавцу? И все же рабски служила ему, исполняла его желания и даже, к собственному стыду, против воли, несколько раз испытала позорное наслаждение…

Боже, сумеет ли она освободиться от этого морока? Сможет ли когда-нибудь стать прежней?

Семен только вопросительно смотрел на нее и не пытался воспользоваться ситуацией и овладеть ею. Людмила поняла: он уважает себя и ее. И хочет, чтобы первый шаг сделала она. Ведь Семен однажды уже говорил ей, что она ему нравится. Теперь слово было за Людмилой. И она сделала этот шаг… Кроме этого странного человека, у нее никого не было рядом. Старенькая мама в провинции — не в счет. Людмила даже не сообщила ей, что работает официанткой. Написала только, что развелась с мужем, и все.

А Семен оказался по-своему благородным человеком.

— Оставайся сегодня у меня, — тихо предложила Людмила и с изумлением увидела, как засветились глаза Семена. Как же давно она не видела таких искренних глаз! Как мало, оказывается, порой нужно человеку…

Они стали жить вместе. Сема даже перевез часть своих вещей в квартиру к Людмиле, чтобы не таскаться через весь город к себе в комнату. Им было хорошо вдвоем, Семен оказался ласковым и добрым, как интуитивно чувствовала Людмила.

Это был союз двух одиноких людей. Семен, несмотря на внешнюю «крутизну», оставался нормальным человеком, который тянулся к обычной спокойной жизни.

Только это у него никак не получалось.

Зажить нормальной жизнью у Семена так и не вышло. Зарабатывать он продолжал торговлей оружием, только размах теперь был у него поскромнее, потому что приходилось действовать в черте города. Правда, Сема предпринимал попытки устроиться на работу, но пока ничего не подворачивалось.

Он приносил Людмиле деньги, на которые они и жили. Она не спрашивала, откуда у него деньги, и так знала. Но что было делать в их ситуации?

Тем более что у Людмилы было важное занятие: она с утра до вечера следила за Мишей и Наташей. То кружила возле офиса, издалека присматриваясь к Мише и его действиям, то стояла недалеко от бывшего своего дома, дожидаясь Наташу.

В первый раз, когда она увидела бывшую подругу, важно вышагивавшую в дорогой шубе по улице, то едва поборола желание кинуться на Наташу и выцарапать ей глаза. Убить на месте, растерзать. Подобные же чувства она испытала, наблюдая у офиса фирмы за Мишей.

Какое счастье, что тогда, при их встрече в поезде, она еще не догадывалась, что он — убийца Маши! Она наверняка не сдержалась бы и что-нибудь предприняла. Во всяком случае, не легла бы с ним в постель. Пусть бы Вадик избил ее за непослушание, пусть не дал бы денег, все равно она бы не стала этого делать.