Бунт вурдалаков - Петухов Юрий Дмитриевич. Страница 40

Игра могла продолжаться до бесконечности, но у Ивана не было желания её продолжать — он давненько вышел из юношеского возраста, когда единоборство с обречённой живностью доставляет удовольствие, он не любил охоты, тем более, что охотник практически всегда выступает с позиции силы, всегда играет белыми. Надо было просто прибить гадину!

Иван уже занес было меч, но паук неожиданно сиганул в дальний конец пещеры, вжался в стену. Иван отчетливо видел, как его лапищи суетливо скребли камень, пытались выскрести в нём лазейку. Нет, камень был прочнее когтей. Затравленное животное это поняло. И от безысходности стало наливаться невероятной яростью. Это была ярость загнанного зверя, помноженная на его отчаяние и его сатанинское естество. Острейшие зубы выбивали нервную Дробь, лапы сжимались и разжимались, полупрозрачное нутро налилось чём-то кроваво-красным, кольчатый хвост бил по полу и стенам, глазища горели.

Да, пора его бить, подумал Иван. И нагнулся, поднял Кристалл. Именно на это и клюнуло тупое создание. Оно ринулось на противника живым всесокрушающим снарядом. И было в этом снаряде не менее трёх центнеров.

Дело могли решить доли мгновения.

Иван машинально выставил левую руку вперёд. Меч в правой был готов к удару. И всё же он не хотел убивать тварь. Он хотел её всего-навсего остановить. Нет, поздно!

…Но тварь остановилась, замерла. И безвольно поплелась в угол — туда, где сопливыми ошметками содрогалась обрубленная паутина. Был каждый шаг восьминогого или восьмирукого паука странным, неестественно вялым, неживым. Что возьмешь с него, нежить — она и есть нежить.

Нет, тут дело в другом.

— Вот тебе к раз! — вслух удивился Иван. Он только сейчас заметил, что в выставленной вперёд левой руке был зажат чуть посверкивавший в темноте Кристалл. Не может быть!

— Попробуем, испытаем!

Он опять вытянул руку в сторону паучины, вгляделся в него сквозь искажающие всё на свете грани и плоскости Кристалла и пожелал, чтобы паук запрыгнул на потолок.

Паучина послушно сиганул вверх, вцепился в обрывки паутины и затрясся там, наверху.

Иван расхохотался. Ему стало вдруг до невероятной легкости весело.

Кристалл? Да это же усилитель-телекинезатор! Ему давно говаривали сведущие люди, что разработки по управлению мыслью на расстоянии близки к завершению. Он не то чтобы не верил, а просто не придавал значения всем этим пустякам — близки так близки, ну и пусть себе. Нет, всё надо пробовать в деле, испытывать на собственной шкуре!

— Вот и сиди там! — приказал он пауку. — А нам в путь пора!

Напоследок он ещё раз оглядел гадину. Жуть! И в это мерзкое тело его кто-то намеревался засадить? Да он бы в первую минуту разбил бы себе голову о стену. Нет! И Ивана вдруг словно молнией озарило — внутренней молнией!

Ведь он же бывал в чужих телах. Неправда! Нет! Этого не может быть! Мозг отказывался соглашаться. Но возвращающаяся урывками память твердила: бывал! бывал! и именно там, в Системе, на Хархане! Он был в телах этих монстров-негуманоидов, он вселялся в них… нет, он просто каким-то неизъяснимым приёмом мог облечь себя, своё «я» чужой и чуждой плотью. У него был превращатель! Точно, теперь он вспомнил, что это за маленькая, кругленькая штуковина размером с яйцо… это и было яйцо-превращатель. Гут Хлодрик! Старина Гут Хлодрик ему подарил эту штуковину перед арестом, перед тем, как его упекли на подводные рудники Гиргеи. Гут со своей бандой выкрал эти штуковины из секретного центра, расположенного на каких-то особо охраняемых кораблях. Эх, Гут! Бедолага! Иван очень образно представил, как старый космодесантник, зубр звездных троп, а потом главарь бесстрашной банды, десять лет державшей в страхе европол и половину Объединенной Европы, теперь с вживлённым датчиком в мозгу и кибером-охранником, вгрызается в породу на глубине сорока трёх миль от уровня океана. Это пытка, это каторга — бессрочная лютая казнь! Ивану страшно захотелось повидаться с Гугом.

Даже слеза навернулась на щеку. Ведь это он его выручил тогда, спас…

Повидаемся ещё, решил Иван. Ему вдруг вспомнилось ощущение необычной силы и ловкости, когда он был в теле негуманоида. Но зачем он всё это проделывал, зачем?! Мрак! Темнота! Может, и здесь так же, может, они его перемещали в тело Велеса с помощью такой штуковины, только действующей на расстоянии? Нет, навряд ли. Здесь нечто иное, здесь, как они все твердят, перевоплощения и воплощения… но суть-то та же самая!

Иван задрал голову к потолку, точнее, к верхнему своду пещеры — до отверстия, из которого он вывалился, не допрыгнешь. Как же отсюда выбираться? Вот ещё незадача. Здесь даже «волшебный» Кристалл бессилен.

Иван уселся прямо посреди тёмной пещеры, пригорюнился.

Положение было безвыходное. В этом каменном мешке можно сгнить заживо, и ни одна тварь поганая из туземной шатии-братии не поможет!

Еле слышный знакомый смешок отвлек его от горестных мыслей. Смех этот, реденький, сухой, старческий, прозвучал из-за спины. И Ивану сразу вспомнилась рубка капсулы. Там было так же. И прозрачный пол с плавающими под ним в гигантском аквариуме гиргейскими клыкастыми и языкастыми рыбинами тоже всплыл вдруг в памяти. Старуха! Проклятущая старуха! Это могла быть только она!

— Что надо?! — не оборачиваясь, спросил Иван. Смех смолк. И стало нарастать приглушенное недовольное и прерывистое рычание. Но так не мог рычать ни один из хищников Мироздания. Так могло рычать только существо, порожденное Преисподней. Иван почуял, как его затылок сжимают упругие волны чёрной энергии. Давление нарастало вместе с нечеловеческим рыком.

— Ну что?! — .Иван обернулся, ожидая увидеть невыносимое. — Что вам всем от меня надо?!

Старуха стояла у стены. И лицо её как и прежде скрывал чёрный капюшон.

Лишь светились налитые злобой глаза, змеились жёлтые губы, трясся морщинистый и обросший волосами подбородок.

— Ты умрешь здесь! — процедила она без тени сожаления, с нескрываемым злорадством. — И ты станешь им! — Узловатая чёрная рука взметнулась вверх, кривым когтистым пальцем указывая на трясущегося в обрывках паутины гада.

— Кто ты? — спросил Иван, не придавая значения угрозам. — Почему ты меня преследуешь?! Ты не даешь мне покоя нигде. Ты стояла за моей спиной и смеялась на Земле. Ты пыталась убить меня в Космосе. Ты достала меня здесь.

Кто ты? Скажи, что тебе надо от меня?!

Истерический старческий хохот сотряс подземелье — даже повеяло ледяным ветром, запрыгали по стенам сумрачные тени, словно ветер стал задувать пламя горящих по углам свечей… но никаких свечей не было. Откуда исходил свет, Иван не понимал, да и ветра не могло быть тут. Он оцепенел от жуткого смеха, окостенел.

— Не тщись постичь непостижимое! — проскрипела старуха.

— Отвечай!

— Молчи, презренный червь! Ты сдохнешь здесь! И никто и никогда ничего не узнает! Никогда и ничего! Ивана передёрнуло.

— Врешь, подлая! Врешь! — заорал он, теряя над собою контроль. — Ты сама сдохнешь здесь! А я вырвусь! Я вернусь к людям, я им всё расскажу…

— Что ты им расскажешь? — вкрадчиво спросила старуха.

Иван молчал.

— Ну так что же?

— Не помню, — язык еле слушался Ивана, — я не помню! Но я вспомню, будь уверена!

— Нет! Ты умрешь! Даже если ты вырвешься отсюда, ты не доберешься до Земли! А доберешься — не вспомнишь! Вспомнишь — тебе никто и никогда не поверит! Тебя упекут в приют для умалишенных! Хе-хе-хе!

— Врешь! Старая карга, ты всё врешь!

— Нет, я не вру! Ты и сам прекрасно знаешь это. Ну-ка, напряги свою дряблую жалкую память! Ты же прошел через это, ты пытался поведать вашим людишкам кое-что, ты их хотел спасти, помочь им. Ну и как?! Они смеялись над тобой, они гнали тебя! Хе-хе-хе! Они отовсюду гнали тебя, считая безумцем! Ты и есть безумец!

Старуха опять разразилась диким, истерическим хохотом.

Обрывки воспоминаний пробивались в сознание Ивана, словно их заколачивали в него молотом — с болью, с тяжкими невыносимыми ударами. Но он терпел. Ему нужно было всё вспомнить — всё от начала и до конца! Да, его гнали отовсюду. Его гнали, когда он ходил по кабинетам, рвался на приём к правителям, советникам, военным, ученым… Он долго приходил в себя после возвращения с Хархана. Потом он ходил, ходил, ходил… он обращался на общепланетное топографическое вещание, на всероссийское, в редакции видеогазет и печатной прессы, он стучался везде… и никто и нигде не хотел его выслушать, они сразу отвергали всё, даже рассматривать не хотели, не выслушивали толком, это был заколдованный круг похлеще Колдовского леса, Утробы, Лабиринтов, всех Четырех Кругов Внешнего Барьера, Миров-Гирлянд, Поганого леса и прочего, прочего… его везде считали безумцем. Да, отчаянным, отважным, невероятно удачливым, вернувшимся из пасти самой смерти космодесантником, не выдержавшим психических перегрузок, спятившим окончательно и бесповоротно… Всё так и было! Только те четверо «серьёзных» людей почему-то не усомнились в его психике. Странно. Старуха многое знает, кто она? Откуда ей всё известно?!