Возвращение домой.Том 1 - Пилчер (Пильчер) Розамунд. Страница 40

Конюшни располагались в некотором отдалении от дома, деликатно скрытые из виду рощицей молодых дубков, которая и посажена была с этой целью. К ним вела гравиевая дорожка, и, приблизившись, молодые люди увидели очень опрятные конюшни, практично спланированные в форме буквы «п», с двором в центре. Во дворе уже стояли наготове две оседланные лошади, привязанные к вделанным в стену железным кольцам, — Тинкербелл и Рейнджер. Пони Тинкербелл — маленькая серая очаровашка, а гнедой Рейнджер, на котором охотился полковник, — здоровенный коняга, прямо-таки слон, подумала, с опаской поглядывая, Джудит. С мощными ногами, с лоснящейся, выхоленной шкурой, под которой перекатывались бугры мышц, он казался невероятно сильным и устрашал одним своим видом. Джудит решила держаться от него подальше. Пони она погладит, скормит ей даже кусок сахару, но к этой громадине близко подходить не стоит.

При животных находился молодой человек, он подтягивал подпругу у серенькой лошадки. Заметив их приближение, он выпрямился в ожидании, положив руку на шею пони.

— Привет, Уолтер! — крикнула Лавди.

— Привет!

— У тебя уже все готово! Ты что, знал, что мы придем?

— Миссис Неттлбед отправила малышку Китти, чтобы предупредить меня. — Он кивнул Джереми: — Привет, Джереми, не знал, что ты здесь.

— Выдалась пара свободных деньков. Как поживаешь?

— Да неплохо! Едешь с нами, да?

— Нет, только не сегодня. Мы с Джудит пройдемся пешком до бухты, прогуляем собак. Познакомься — Джудит Данбар, подруга Лавди.

Уолтер слегка повернул голову в сторону Джудит и кивнул ей: «Привет».

Это был необыкновенно привлекательный юноша — стройный, смуглый, загорелый, как цыган, с вьющимися черными волосами и темными, точно кофейные зерна, глазами. На нем были вельветовые бриджи, плотная рубашка в синюю полоску и кожаный жилет, на загорелой шее повязан желтый хлопчатобумажный платок. Сколько ему лет? Шестнадцать? Или семнадцать? Впрочем, выглядел он старше, как вполне зрелый мужчина, и на подбородке у него уже пробивался темный пушок — предвестие настоящей бороды. Джудит он напомнил Хитклиффа из «Грозового перевала» [28] , и ей не составило труда понять, почему Лавди так жаждала покататься сегодня на Тинкербелл. Даже Джудит полюбила бы верховую езду, будь у нее такой эффектный компаньон, как Уолтер Мадж.

Уолтер вскочил на Рейнджера с такой легкостью и грацией, что невольно приходила мысль: уж не играет ли он, пусть самую малость, на публику?

— Желаю отлично повеселиться! — попрощалась Джудит с подругой.

Лавди подняла свою плетку.

— И тебе того же!

Звонко застучали копыта, потом их топот стал глуше — лошади ступили на гравий дорожки. В ярком, холодном свете зимнего солнца пара всадников являла собой великолепное зрелище. Они перешли на рысь и вскоре скрылись за дубовой рощицей. Топот копыт растворился в воздухе.

— Куда они направились? — спросила Джудит.

— Вероятно, в сторону Лиджи, а потом дальше, до самых вересковых пустошей.

— Мне вдруг стало жаль, что я не люблю лошадей.

— Если еще не полюбила, то уже никогда не полюбишь. Пойдем, стоя на месте, мигом замерзнешь.

Они пошли тем же путем, каким умчались всадники, а потом свернули направо, где через сад бежала под гору дорожка, которая вела в сторону побережья. Собаки бросились вперед них и вскоре исчезли из виду.

— Они не потеряются? — забеспокоилась Джудит, но Джереми успокоил ее.

— Они прекрасно знают этот маршрут. Когда мы доберемся до бухты, собаки будут уже там, а Тигр даже успеет искупаться.

Джереми пошел впереди, она последовала за ним. Вскоре строго спланированные, геометрически правильные газоны с клумбами остались позади. Они прошли через кованую железную калитку, и сузившаяся дорожка нырнула в дебри субтропической растительности: камелий, поздноцветущих гортензий, величественных рододендронов, пышных рощиц бамбука, пальм, чьи высокие стволы были опутаны чем-то вроде очень толстых черных волос. Высоко у них над головами, в голых ветвях вяза и бука, на которых восседали полчища грачей, шумел ветер. Спустя какое-то время в зарослях папоротника, стелющегося по земле плюща и мхов показалась крошечная речушка и с журчанием побежала по каменистому руслу вдоль дорожки. Время от времени струящийся поток пересекал дорожку, и тогда путь пролегал через затейливые деревянные мостики, в которых было что-то «восточное»: Джудит сразу вспомнила фарфоровые тарелки с синим узором в китайском стиле — ивы у мостика через ручей. Кроме журчания воды и шума ветра в ветвях, не слышалось ни звука; шаги заглушал толстый покров наполовину сгнившей листвы, и только когда путники переходили через мостики, доски гулко звучали у них под ногами.

Когда последний мостик остался позади, Джереми остановился, поджидая отставшую Джудит. Собак все еще не было видно.

— Ну, как ты?

— В порядке.

— Отлично. Мы уже у тоннеля.

Он двинулся дальше. Взглянув вперед, Джудит увидела, что наклонная тропа ныряет в похожее на пещеру отверстие в сплошной стене гуннеры [29], этого чудовищного цветка с колючими стеблями и гигантскими, как зонты, листьями. Джудит видела гуннеру и раньше, но не в таком устрашающем количестве. Растения стояли зловещей толпой, как существа с другой планеты, и ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы пригнуть голову и шагнуть за своим спутником в этот естественный растительный тоннель. Дневной свет не проникал сюда, воздух был такой сырой, а все вокруг такое зеленое, будто плывешь под водой.

Джудит с трудом пробиралась по темному проходу, стараясь не отставать от Джереми и не поскользнуться на тропе, которая стала еще круче.

—Не люблю я эту гуннеру! — воскликнула она.

Джереми обернулся с улыбкой.

—В Бразилии, — сказал он, — под ее листьями прячутся от дождя.

—По мне, уж лучше промокнуть.

— Осталось совсем чуть-чуть.

И в самом деле, через минуту-другую они вышли из первобытного мрака тоннеля на ослепительный свет солнечного зимнего дня и очутились перед заброшенной каменоломней. Дорожка перешла в зигзагообразный спуск из грубо вытесанных ступеней, ведущих на дно карьера. Речка, продолжавшая журчать где-то поблизости, снова возникла в поле зрения — сверкающим водопадом она срывалась с обрыва в каменистую расселину, покрытую изумрудным одеялом мха и папоротника и затуманенную водяной пылью. Шум падающей воды заглушал все остальные звуки. По стенам каменоломни росла лошадиная фига, а дно, усеянное камнями и валунами, превратилось за долгие годы в дикий сад ежевики, папоротника-орляка, переплетающейся жимолости и желтого, как сливочное масло, аконита. В воздухе стоял сладкий, миндальный аромат утёсника, смешанный с острым, свежим запахом водорослей, и Джудит поняла, что до моря уже рукой подать.

Молодые люди осторожно спустились вниз по крутой, кустарно сработанной лестнице. На дне дорожка, сузившаяся до узенькой тропки, снова побежала вдоль ручья, вьющегося между мрачными валунами, и через какое-то время они добрались до настоящего, первоначального входа в каменоломню на противоположном ее краю. Речушка исчезла в отверстии дренажной трубы. Они поднялись по поросшему травой отлогому склону к деревянным воротам и, выйдя из них, спрыгнули на гудронированную полосу узкой сельской дороги. По ту сторону дороги стояло низенькое каменное ограждение, а за ним уже начинались скалы и море. На территории поместья путников укрывала от ветра густая растительность, теперь же они были беззащитны перед его мощным натиском. Испещренное белыми барашками море ярко синело в лучах выглянувшего солнца. Джудит и Джереми перешли через дорогу и поднялись по приступкам через каменную стенку. Отсюда к прибрежным скалам спускалась среди колючего утёсника, папоротника-орляка и островков первоцвета дернистая тропинка. Было время отлива, и прибрежная полоса песка лежала перед ними полумесяцем. Их спутница речушка появилась снова, устремившись вниз по склону обрыва на песок пляжа; разделяя пляж надвое, она вливалась в воды бухты. Ветер налетал резкими порывами, над головой с криками носились чайки. Волны непрерывно рокотали, набрасываясь пенистыми гребнями на берег и затем откатываясь назад с оглушительным шипеньем.