Выкрикивается лот 49 - Пинчон Томас Рагглз. Страница 34

– Имя художника неизвестно, – сказал Бортц, – как неизвестно и имя рифмоплета, сочинившего пародийное переложение пьесы. Здесь Паскуале – помните, один из злодеев? – действительно женится на своей матери, а это сцена, изображающая ночь после свадьбы. – Он вставил следующий слайд. – Улавливаете общую идею? Заметьте, как часто на заднем плане маячит фигура Смерти. Праведный гнев – это возврат к прошлому, ко временам средневековья. Пуритане не были такими жестокими. За исключением разве что скервхамитов. Д'Амико полагает, что это издание – дело рук скервхамитов.

– Скервхамитов?

Во времена правления Карла I [91] некий Роберт Скервхам основал секту пуритан самого крайнего толка. Основной пункт их доктрины был связан с понятием предопределенности. Они различали два вида предопределения. Поскольку скервхамиты считали, что ничто не происходит случайно, мироздание представлялось им огромной сложной машиной. Но одна ее часть, та, к которой принадлежали скервхамиты, следовала воле Божьей – первопричине всего сущего. Остальные же подчинялись некоему противоположному Принципу – слепому, бездушному и жестокому самодвижению, ведущему к вечному проклятию и смерти. С помощью этой идеи они надеялись наставить людей на путь истинный и привлечь их в праведное и богоугодное братство скервхамитов. Однако сами немногочисленные скервхамиты, как зачарованные, с каким-то болезненным ужасом взирали на бессмысленно развеселое механическое кружение обреченных, и это оказалось для секты фатальным. Один за другим скервхамиты соблазнялись манящей перспективой безвозвратной погибели, покуда в секте никого не осталось, и последним ушел Роберт Скервхам, как капитан тонущего корабля.

– Какое отношение к ним имеет Ричард Уорфингер? – спросила Эдипа. – Зачем им понадобилось похабное переложение его пьесы?

– Для нравственного назидания. Они презирали театр. И таким способом хотели окончательно низринуть эту пьесу в ад. Заменить подлинные слова Другими – разве это не лучший способ обречь ее на вечное проклятие? Не забывайте, что пуритане, как и литературные критики, были абсолютно преданы Слову.

– Но в строке с упоминанием Тристеро нет никакой похабщины.

Бортц почесал в затылке.

– По смыслу вполне подходит, верно? «Отступят звезды» – скорее всего, означает бессилие Божьей воли. Даже она не может предупредить или уберечь того, кому предстоит встретиться с Тристеро. Спастись от безжалостных курьеров Анжело можно было бы кучей способов. Скажем, уехать из страны. Анжело – всего лишь человек. Но совсем иное дело – неумолимая Иная Сила, заставляющая нескервхамитскую вселенную функционировать с точностью часового механизма. Очевидно, скервхамиты полагали, что воплощением этой Иной Силы вполне может быть Тристеро.

Эдипе не оставалось ничего иного, как удовлетвориться таким объяснением. Но у нее вновь возникло ощущение головокружительного взлета над бездной, и она все-таки задала тот вопрос, ради которого пришла:

– Что такое Тристеро?

– Это совершенно новая область для исследования, – ответил Бортц. – Она появилась уже после того, как я подготовил издание пятьдесят седьмого года. С тех пор обнаружились интересные источники. Следующее, дополненное издание должно выйти, как мне сказали, в будущем году. А пока… – Он подошел к застекленному книжному шкафу, полному старинных книг. – Вот, взгляните. – И протянул Эдипе книгу в темно-коричневом потрепанном переплете из телячьей кожи. – Я храню мою уорфингериану под замком, чтобы дети не добрались до этих раритетов. Чарльз и так донимает меня вопросами, на которые я по молодости лет не могу ответить.

Книга была озаглавлена «Отчет о необычайных странствиях доктора Диоклетиана Блобба по Италии с приведением поучительных примеров из подлинной истории сей удивительной заморской страны».

– К счастью, – заметил Бортц, – Уорфингер, как и Мильтон, оставил дневники, куда записывал цитаты и свои размышления о прочитанном. Так мы узнали о «Странствиях» Блобба.

– Я ничего не могу прочитать, – сказала Эдипа, увидев непривычные начертания букв и слова, написанные по правилам старинной орфографии.

– Попытайтесь, – предложил Бортц. – А я пока угомоню детей. Если не ошибаюсь, это где-то в седьмой главе. – И исчез, оставив Эдипу перед своей сокровищницей.

Как выяснилось, на самом деле ей была нужна глава восьмая, в которой автор повествовал о встрече с тристеровскими разбойниками. Диоклетиан Блобб решил проделать часть пути по пустынной гористой местности в почтовой карете компании «Торре и Тассис» (что, как догадалась Эдипа, было итальянским вариантом названия «Торн и Таксис»). Когда карета ехала вдоль берега озера Оплакивания, как его окрестил Блобб, ее неожиданно атаковали всадники в черном, которые без единого слова вступили в жестокую схватку на ледяном ветру, дувшем с озера. Налетчики были вооружены дубинками, аркебузами, шпагами и стилетами, а потом воспользовались шелковыми платками, чтобы задушить тех, кто еще подавал признаки жизни. Так они прикончили всех, кроме доктора Блобба и его слуги, которые с самого начала отмежевались от остальных пассажиров, громко заявив, что являются подданными Британии, и во время схватки даже «отважились спеть несколько наиболее ободряющих церковных гимнов». Их спасение удивило Эдипу, особенно ввиду стремления Тристеро к сохранению секретности.

– Возможно, у Тристеро были намерения распространить свое влияние на Англию? – предположил Бортц несколько дней спустя.

Эдипа об этом ничего не знала.

– Но почему они пощадили этого невыносимого болвана Диоклетиана Блобба?

– Такого краснобая видно за версту, – сказал Бортц. – Даже в лютый холод, даже если вас обуяла жажда крови. Если бы я хотел, чтобы слухи обо мне дошли до Англии, хотел, так сказать, подготовить почву для своего появления там, то сразу увидел бы, что Блобб как нельзя лучше подходит для этой цели. В те годы Тристеро тяготело к контрреволюции. А в Англии с ее полубезумным королем вполне можно было рассчитывать на легкую победу.

Собрав тюки с почтой, предводитель головорезов вытащил Блобба из кареты и обратился к нему на чистом английском языке: «Мессир, вы стали свидетелем гнева Тристеро. Знайте: мы не только жестоки, но и милосердны. Сообщите своему королю и парламенту о том, что мы сделали. Скажите им, что победа будет за нами. Скажите, что наших курьеров не остановят ни бури, ни войны, ни дикие звери, ни безводные пустыни, ни тем более наглые узурпаторы наших законных владений». Не тронув и даже не ограбив доктора и его слугу, разбойники в черных плащах, шумно хлещущих, как паруса на ветру, исчезли в сумрачных горах.

Блобб принялся расспрашивать о Тристеро, но почти все, к кому он обращался, хранили молчание. Тем не менее ему удалось собрать кое-какие отрывочные сведения об этой организации. Эдипе тоже удалось кое-что выяснить за последующие несколько дней. Из невразумительных филателистических журналов, которыми ее снабдил Чингиз Коэн, из двусмысленного примечания в книге Мотли [92] «Расцвет Голландской Республики», из памфлета восьмидесятилетней давности о корнях современного анархизма, из найденной в уорфингериане Бортца книги проповедей брата Блобба Августина, а также из сведений, содержащихся в повествовании самого доктора Блобба, Эдипа сумела составить следующее представление о том, как возникла эта организация.

Северные провинции Нидерландов [93] под предводительством ставшего протестантом принца Вильгельма Оранского [94] девять лет сражались за независимость от католической Испании и власти императора Священной Римской Империи. В конце декабря 1577 года принц Оранский, фактический правитель Нидерландов, с триумфом вошел в Брюссель, куда был приглашен Комитетом Восемнадцати. Это был совет фанатиков-кальвинистов, возмущенных тем, что Генеральные штаты, [95] контролируемые представителями привилегированных классов, перестали защищать интересы ремесленников и утратили всякую связь с народом. Комитет основал нечто вроде Брюссельской Коммуны. Под его контролем находилась полиция, он оказывал влияние на все решения, принимаемые Генеральными штатами, и смещал многих высших чиновников в Брюсселе. Среди последних был Леонард I, барон Таксис, член Императорского тайного совета и барон Бёйсингенский, наследный Главный почтмейстер Нидерландов, управляющий почтовой монополией «Торн и Таксис». Он был заменен неким Яном Хинкартом, владетелем Охайна и преданным сторонником принца Оранского. Тут на сцене появляется основатель организации – Эрнандо Хоакин де Тристеро-и-Калаведра, возможно безумец, возможно настоящий бунтарь, а может, как полагали некоторые, просто-напросто самозванец. Тристеро утверждал, что является кузеном Яна Хинкарта и представителем испанской ветви семьи, а значит, подлинным владетелем Охайна и законным наследником всего, что имел в тот момент Ян Хинкарт, включая его новую должность Главного почтмейстера.