Карлики - Пинтер Гарольд. Страница 26

– Мне очень жаль, – сказала Вирджиния, обхватив голову руками, – прости меня. Я больше никогда так не буду.

– Нет, – сказал Пит, привстал с кресла, сел на подлокотник и прижал ее к своей груди, – все в порядке. Все хорошо.

– Прости меня, – сказала Вирджиния, – прости.

– Нет, – сказал Пит, – все нормально. Все в порядке.

– Давай, выкладывай карты на стол. Колись, что у тебя на уме?

– Ну чего ты ко мне привязался? Что я должен тебе сказать?

– Не темни, Лен. Ты такого туману напустил, что тебя самого почти не видно.

– Ну уж извини. Я словно в городе, пораженном чумой.

– И что ты хочешь, чтобы я возил покойников в тачке или закапывал их?

– Бесплатно? Ты что, вступил в какое-нибудь некоммерческое товарищество?

– Кому это нужно, – сказал Марк. – Кто сейчас так делает? Ты хотел мне что-то сказать.

– Знаешь, иногда ты ведешь себя со мной как змея, – прошипел Лен.

– Зря ты гладишь меня против шерсти, Лен.

– Ты змея в моем доме.

– Неужели?

– Все упирается в мотивацию. Не доверяю я твоим мотивам, Марк. Конечно, я понимаю, что ты хочешь получить какую-то выгоду от всех, с кем тебя сводит жизнь. Да и что в этом такого. Но мне не по душе, когда я чую, как ты подбираешься исподтишка, по-крысиному, чтобы перекупить, а потом продать мою фирму. Так может поступить только змея подколодная. Я что, по-твоему, болванчик, кукла в руках чревовещателя? Я не собираюсь позволять тебе вынуждать меня говорить твоими словами, а именно этого ты и добиваешься. Всеми правдами и неправдами. Именно так это выглядит. Ты сидишь и присматриваешься ко мне. Взвешиваешь «за» и «против», да и меня самого тоже взвешиваешь. Наклеиваешь на меня ценник. Считаешь, сколько наличных за меня можно получить. Ну и сколько насчитал? Думаешь, хорошее дело затеял? Я вполне мог бы обвинить тебя в попытке получения информации о моей кредитной истории, вот только веских улик у меня пока не хватает. Если честно, я ничего не имел бы против, если б этот шпионаж был основан на твоем личном любопытстве. Но я категорически возражаю против любых попыток купить и перепродать меня, против того, чтобы на мои слова и поступки наклеивали ярлыки с ценой. Это ведь у тебя научный склад ума, а не у Пита. И ты прекрасно понимаешь, что большинство людей не способно оценить это твое качество. Или я чего-то не понимаю? Нет, ты скажи, может, я ошибаюсь, может, я неправильно истолковываю твои действия? Тогда скажи мне, в какой мере они просчитаны? Мне часто кажется, Марк, что они просчитаны на сто ходов вперед. И мне это не по душе. Мне не нравится, когда меня рассматривают как товар, будь покупателем ты или кто-то другой. Мне и без того приходится крутиться, чтобы свести концы с концами. Чего, спрашивается, ты хочешь? Я же тебе сказал, что змея в собственном доме мне не нужна.

Марк встал, вышел на кухню и налил себе стакан воды. Он выпил воду и встал в дверях.

– Херня, – сказал он.

– Знаешь, мне этого мало.

– А чего ты ждал – последнего слова обвиняемого?

– Это уж тебе виднее.

– Ой-й-й-йё! – проскрежетал Марк.

Он сел на краешек стула, резко прокашлялся и сплюнул в камин.

– Слушай, а все-таки я рад, что ты мне все это сказал, – сказал он, рыгнув и вытерев рот. – Кто его знает, может, ты и прав. Ты считаешь, что я сую нос не в свое дело? И что мне на это ответить?

– Хочешь, чтобы я ушел?

– Поступай как знаешь.

Лен сжал кулак и стукнул по подлокотнику кресла.

– Значит, тебе нечего сказать?

– Нет.

– Но ты понял, о чем я говорил?

– Да.

– И ты не согласен? Марк пожал плечами.

– Согласен?

Марк опять прочистил горло и откашлялся. Постучав кулаком по груди, он снова сплюнул.

– С чем?

– Ты думаешь, я ошибаюсь? Марк пожал плечами.

– Так ошибаюсь или нет? Если отбросить то, что я думаю, и то, что ты об этом думаешь, и оставить только суть дела?

– Ошибаешься ли ты?

– Да, я?

Марк пожал плечами и носом втянул воздух.

Он высморкался.

– Да что с тобой сегодня? – сказал Лен. – Ты весь дом обхаркал и пропердел.

– Нуда.

– А-а-а! – прохрипел Лен и затряс головой часто и резко, словно в лихорадке. – Так ты вешаешь на меня ценники или нет?

– Насколько мне известно, нет.

– Ты правду говоришь?

Марк откинулся на спинку кресла и положил ногу на ногу.

– Конечно, – сказал Лен, – я допускаю, что ты и сам можешь не знать всей правды. Да, да, это вполне возможно. Такая возможность существует. Мне просто никак не распутать весь этот клубок. Он меня с ума сведет.

Он провел пятерней по волосам.

– Слишком уж вы для меня велики, – пробормотал он. – Ты и Пит, вы оба. Вы из меня все соки выпили. Вы выжираете меня из собственного дома, понимаете вы это или нет. У меня бывает ощущение, что я просто мяч, которым вы оба играете.

– С чего ты взял?

– Иногда все хорошо. Но вдруг комната становится просто ледяной. Я не понимаю. Я не понимаю Пита, но иногда я чувствую его даже на расстоянии. Тебя я иногда тоже ощущаю на расстоянии и тоже тебя не понимаю. Ты вовсе не так прост, как кажешься. Но одно я зн аю наверняка. Ты нанес мне куда более глубокую рану, чем я поначалу подумал. Да. Пожалуй, я мог бы многое рассказать о том, как это – чувствовать мир на расстоянии. Уж я-то это понял. Но в основном мир наваливается на меня тяжким грузом. Может, он и остается далеко, но мне от этого не легче. Кто его знает? Может, расстояния вообще нет как такового. Но мы-то уверены, что оно есть! Он хлопнул себя ладонью по лбу.

– Я потерял свое королевство.

Марк взял вилку для тостов и занес ее над головой, за ухом.

– Понимаешь, – сказал Лен, – я соответствую только самому близкому и мимолетному. И мне нравится быть таким. Жаль, что я не могу просто закрыть глаза и жить так, как хочется, пусть даже в одиночестве. Не могу я жить комфортно, когда мир вокруг взрывается и разлетается на куски. На работе я и пальцем не пошевелю. Мне ведь и пнуть кого-то лень. Но зато там все абсолютно ясно и четко. Поезд прибывает, люди выходят, каждый знает, что делать. Даже когда кто-то падает замертво на платформе, все знают, что делать. Это просто. Действительно просто. Этого я отрицать не стану. Что может быть легче? Вы, наверное, лучше в этом разбираетесь. Ты, кстати, в курсе, что вы с Питом составили бы отличный дуэт для мюзик-холла? Я ничего не знаю про Пита, только то, что его мир каждый день погибает и ему приходится насильно воскрешать его. Есть у меня такое подозрение. Но возьмем их обоих. Его и Джинни. Что происходит? Мне кажется, что когда они остаются вдвоем, то танцуют джигу, такой замысловатый танец, никому больше не понятный. Что еще? Я в этих делах ничего не понимаю. Это для меня закрытая книга, и слишком уж она толстая. Действительно ли большая? Мне бы надо научиться отличать большое от маленького. Если же у меня и это не получается, то мне и вовсе грош цена. Я думаю, ты в таких делах лучше разбираешься. А я, как видишь, даже не взрослею. Я меняюсь. Я не умираю. Я снова меняюсь. Я несчастлив. Я меняюсь. Теперь я не несчастлив. Но когда налетает буря, я не меняюсь. Я просто становлюсь кем-то другим, то есть меняюсь так, что меня не узнать. Я преображаюсь, исчезая из мира, в котором вынужден претерпевать изменения, которые я терпеливо претерпеваю, я исчезаю из того места, где меня хотят изменить, а потом надеваю железную маску, и, переодетый в неизвестно чьи одеяния, понимая еще меньше, чем раньше, я жду, когда кончится буря. Но в то же время, вынужден признать, я не могу оставаться спокойным и полностью подавить в себе желание вернуться обратно. Но в такие моменты невозможно не ощущать желания идти вперед. Я должен научиться ограничивать себя. Я уверен, что ты лучше во всем этом разбираешься. Потому что ты и сейчас обо всем позаботился. Думаешь, сунул монетку в прорезь, и я буду говорить до посинения. Но ты ошибаешься. Бензин, бензин вот-вот кончится. Но я не отправляюсь в путь, пока не удостоверюсь, что собрал достаточно припасов для долгой дороги. Уж я-то знаю, каково это, когда ты оказываешься беззащитным, неподготовленным к превратностям и переменам, и происходит это лишь по собственной вине. Вполне возможно, что я так и буду всю жизнь собираться в дорогу и в конце концов никогда не отчалю от пирса и не выйду в море. Я устал говорить, я сыт разговорами по горло, но буду продолжать говорить всегда. Может, это моя работа. У каждого своя работа. А у меня даже окно открыто только наполовину. Окно отказывается распахиваться настежь.