Гибель и возрождение - Пирс Йен. Страница 9

Он кивнул.

— Но если я выскажу предположение, что она — очень ловкая воровка, ты не посчитаешь себя обязанным вступиться за ее честь?

Он покачал головой.

— Так я и думала. Впрочем, я и тогда не очень ей верила.

— Вот как? Ты ничего мне об этом не говорила.

— Но я же понимала, что доказательств против нее у меня нет. Она помогла нам вернуть картины, и на тот момент это было главным. А сейчас я подозреваю, что она приехала сюда не просто отдохнуть.

— Не знаю, — пожал плечами Аргайл. — Насколько мне известно, у нее сейчас достаточно денег. И к тому же она и правда уже немолода. Как ты собираешься с ней поступить?

— Да никак. Буду следить за каждым ее шагом, поставлю жучка в телефон и буду вскрывать ее почту.

— Она сразу заметит слежку.

— В этом как раз и заключается идея… Она уверяла, что приехала сюда отдыхать. Возможно. Но я должна подстраховаться.

— Это из-за нее ты вчера так поздно пришла? Флавия вздохнула. Так вот почему он расстроен. Абстрагируясь от ситуации, она его понимала. Но на практике ей хотелось, чтобы он сочувствовал ей и входил в ее положение. Как, по его мнению, она должна себя вести? Сидеть дома и ждать, когда все галереи разграбят?

— Нет, — терпеливо ответила она. — Это не связано с миссис Верней. Мы получили анонимный звонок о готовящемся ограблении монастыря. Я пыталась им дозвониться, но они не отвечали на телефонные звонки. Пришлось идти к ним самой. Мне тоже это не нравится, но нам катастрофически не хватает людей с тех пор, как…

— Знаю. Вам урезали бюджет.

— Да. Я не ради собственного удовольствия бегаю ночью по темным переулкам.

— Это уже радует. Ну ладно. Я, кажется, начинаю привыкать к твоему графику.

— Только не изображай из себя страдальца.

— А если я и в самом деле страдалец?

— Перестань. Это моя работа. Мне самой уже все надоело.

— О-о? Что за настроения?

— Боттандо уходит.

— Куда?

— Уходит. Просто уходит. На повышение. Вопреки его желанию. В действительности это гораздо больше напоминает увольнение.

Аргайл отложил тост.

— Боже милостивый! Почему так вдруг? Что-то случилось?

Государственный переворот. Он пробудет с нами еще два месяца, а потом возглавит какую-то бесполезную евроинициативу, благодаря которой в следующем году кражи у нас вырастут вдвое.

— Ты говоришь так, словно все уже решено. Он что, даже не сопротивляется?

— Нет. Говорит, что это бессмысленно.

— Хм. И кто теперь будет за него?

— Номинально наше управление остается за ним. Но реальное руководство он предложил мне. Если, конечно, я не захочу уйти вместе с ним.

— Тебе хочется руководить?

— Не знаю. Конечно, мне не хочется взваливать на себя ответственность, но… я не хочу работать под началом Паоло или кого-нибудь вроде него со стороны. Нет, этого я тоже не хочу.

— Значит, ты предпочитаешь, чтобы все оставалось как есть.

Она кивнула.

— Но это нереально. Что же ты выбрала?

— Я еще не думала об этом, — сказала она, пожимая плечами.

— А чем ты будешь заниматься, если уйдешь вместе с ним в эту евроструктуру?

— Буду сидеть в офисе и с девяти до пяти перебирать бумажки. Буду приходить домой в шесть. Никакой беготни по ночам. Уйма денег, не облагаемых налогом.

Он кивнул:

— Мечта любого нормального человека.

— Да.

Он снова кивнул.

— И ты хочешь этого?

— Я смогу больше времени проводить с тобой.

— Я не просил об этом.

— Ох, Джонатан, не знаю. Мне казалось, тебе хочется, чтобы я вела спокойную жизнь.

— Я этого не говорил. Но разумеется, я буду рад видеть тебя чаще.

— Надеюсь.

— Если хочешь услышать мое мнение, то я считаю, что ты сойдешь с ума от скуки в этой евроструктуре и никакие деньги тебя от этого не спасут. Когда ты должна дать ответ?

— Боттандо дал мне неделю.

— Значит, всю неделю ты должна думать. Я тоже подумаю. А теперь давай поговорим о другом. Этот монастырь… Тебе удалось защитить его от бандитов? Кстати, что за монастырь?

— Сан-Джованни. В Авентино. Он кивнул:

— Я знаю его.

— Правда?

Флавия не уставала поражаться тому, как много Джонатан знал о ее городе. Сама она услышала о монастыре впервые.

— У них есть картина Караваджо, — добавил Джонатан. — Правда, авторство под сомнением.

— Полотно сейчас на реставрации.

— Понятно. И кто реставратор?

— Некто Дэн Менцис. Слыхал о таком? Аргайл улыбнулся и закивал:

— Он настоящий ротвейлер.

— По-твоему, эта картина может дорого стоить?

— Если это действительно Караваджо и если Менцис не превратил ее в Моне 7, то да, тогда она может стоить очень дорого. Но сюжет ее слишком суров, чтобы привлечь скупщиков краденых полотен. Частным коллекционерам подавай что-нибудь более жизнерадостное: подсолнухи, импрессионистов и тому подобное. Никто не станет вешать в столовой религиозную картину в стиле барокко — люди просто не смогут есть. И потом, полотно слишком громоздкое. По моим представлениям, его нужно вывозить на грузовике.

— А что там изображено?

— Колесование святой Екатерины. Повесить подобное у себя в доме может только человек с психическими отклонениями. По-моему, уже одно это говорит о том, что автор картины не Караваджо. Он вообще не любил изображать женщин.

— А почему ты назвал Менциса ротвейлером?

— Он очень шумный, рычит так, что его слышно на много миль вокруг. Хотя, может быть, он из тех собак, что лают, да не кусают? Лично я с ним не знаком. Ты думаешь, он вступил с кем-то в сговор? Предупредил грабителей, что холст сняли с рамы и его можно с легкостью вывезти?

Флавия пожала плечами:

— Но если кто-то хочет ее выкрасть, ему нужно сделать это прежде, чем картину опять вставят в раму. И предоставить такую информацию может только Менцис.

— Приставь к нему «хвост». Поставь прослушку и тому подобное… не мне тебя учить.

— Говорю же тебе: у нас нет людей.

Придя в офис, Флавия застала Джулию в расстроенных чувствах. Девушка не могла себе простить, что Мэри Верней так легко обнаружила ее слежку. От огорчения Джулия даже забыла, что решила уйти из полиции.

— Не устраивай трагедию из-за ерунды, — сердито сказала Флавия, когда Джулия передала ей разговор с Мэри Верней и разразилась слезами. — Такое случается, и я сама виновата, что не предупредила тебя: эта женщина не так простодушна, как кажется на первый взгляд. Все, хватит лить слезы.

Флавия прикусила язык, почувствовав, что разговаривает с девушкой почти как Боттандо. Но он бы по-отечески пожурил ее, а она высокомерно отчитала. Конечно, Джулии было от чего расстроиться: первый раз за все время практики ее отправили на задание, и она его провалила.

— Сейчас ты пойдешь и напишешь рапорт, а потом я, возможно, дам тебе еще задание. Не переживай, еще наберешься опыта. Кто сейчас с ней?

— Никого.

— О Господи!

Флавия встала и потянулась к своей сумке.

— Где она? В гостинице?

Джулия посмотрела на часы.

— Она сказала, что с утра пойдет по магазинам и мы сможем найти ее на виа Кондотти.

Ворча про себя, что такая работа никуда не годится, Флавия отправилась затыкать образовавшуюся дыру. «Передай Боттандо, — сказала она Джулии, уходя, — чтобы после ленча прислал мне кого-нибудь на замену. Я позвоню и скажу, куда приходить».

Она отыскала Мэри Верней в обувном магазине — та примеряла пару весьма недешевых туфель. Легкая гримаска на ее лице говорила о том, что туфли не впору. Мэри заметила Флавию и помахала ей рукой.

— Вы решили заменить Джулию? — спросила она.

— Пришлось.

— Чудесно. Надеюсь, вы не станете притворяться, будто мы не знакомы.

— Зря вы так обошлись с ней, — холодно заметила Флавия. — У бедняжки все утро глаза не просыхают от слез. Вы же видели: она совсем молоденькая.

вернуться

7

Моне, Клод Оскар (1840-1926) — французский живописец-пейзажист, один из основателей импрессионизма.