Перст указующий - Пирс Йен. Страница 12

– Несколько минут, – ответил Лоуэр. – И я убежден, что ее песенка слабеет, слышите?

Я с интересом смотрел на пернатую тварь, являвшую многие признаки телесного страдания.

– Вы правы. Но ведь причина в том, что сама птица, видимо, не склонна более производить звуки.

Не успел я договорить, как голубка, только что оживленно прыгавшая под куполом, натыкаясь на невидимую стеклянную стену, которую ощущала, но не могла постигнуть, повалилась на спину, разинув клюв. Бусины ее глаз выпучились, а ноги дергались самым жалостным образом.

– Силы небесные! – воскликнул я. Лоуэр словно меня не услышал.

– Почему бы нам не пустить воздух обратно и не посмотреть, что произойдет?

Клапаны были повернуты, и вакуум с шипением заполнился. Птица лежала, все так же дергаясь, хотя было ясно, что она ощущает большое облегчение. И немного погодя она встала на лапки, взъерошила перья и возобновила свои попытки улететь.

– Ну, – сказал я, – вот и конец одной гипотезы.

Бойль кивнул и сделал знак помощнику повторить опыт. Тут я должен указать на необычайную доброту этого замечательного человека, который запрещал использовать то же самое животное более, чем в одной серии экспериментов, из-за претерпеваемых им мучений. После того, как оно сослужило свою службу и отдало себя пополнению человеческих знаний, он либо отпускал его, либо, в случае необходимости, умерщвлял.

До того дня мне и в голову не приходило, что мои взгляды на этот предмет может разделять другой эксперименталист, и я возрадовался, наконец найдя человека, чьи чувства оказались сходными с моими. Опыты должны ставиться, тут нет сомнений; но порой, когда я наблюдаю лица моих коллег, занятых препарированием, мне кажется, я замечаю слишком большое удовольствие на их лицах и подозреваю, что агония продлевается долее, чем необходимо для получения сведений. Однажды в Падуе вивисекция собаки была прервана, когда служанка, удрученная жалобными воплями вскрываемого животного, задушила собаку на глазах у полной аудитории студентов, огорченных и возмущенных тем, что демонстрация опыта была прекращена таким образом. Из всех собравшихся там, полагаю, лишь я сочувствовал этой женщине и был благодарен ей; но тут же устыдился такой женской слабости, причиной которой, думается, был восторг, какой я в детстве испытывал, когда мне читали жизнеописание святого Франциска, который любил и почитал все творения Божьи.

Однако Бойль пришел к тем же выводам, хотя (как это на него похоже!) в гораздо более методичном духе и, разумеется, не под влиянием воспоминаний об окрестностях Ассизи. Ибо, веря, что джентльмен должен оказывать христианское милосердие людям низших сословий, он полагал, что людям – джентльменам Божьего творения – следует быть милосердными к животным, над которыми им дана власть. Не останавливаясь перед тем, чтобы использовать людей и животных в силу своего законного на то права, он неколебимо считал, что всякой жестокости следует избегать. Вот так добрый католик и убежденный протестант оказались в полном согласии, и сердечная доброта Бойля покорила меня еще больше.

В тот день мы использовали только одну птицу. Путем тщательных наблюдений мы установили, что она почти ничего не ощущала, когда выкачана была лишь половина воздуха, но начинала проявлять признаки недомогания, когда откачивались две трети, и падала замертво, когда убирались три четверти. Вывод: для продолжения жизни необходимо присутствие воздуха, хотя, как указал Лоуэр, это не объясняет, какова его роль. Сам я считаю, что, как огонь нуждается в воздухе, чтобы гореть, так и жизнь, которую можно приравнять к огню, тоже нуждается в нем, хотя я и признаю, что выводы, опирающиеся на аналогии, полезны лишь ограниченно.

Она была милой птичкой, голубка, которую мы использовали, чтобы вырвать у Природы эти ее тайны, и я испытал обычный прилив печали, когда мы подошли к заключительной, необходимой части опыта. Хотя мы предвидели результат, требования философии неумолимы, и во избежание возражений должно быть наглядно показано все. И мой голос в последний раз успокоил птичку, и моя рука снова поместила ее в колокол, а затем подала сигнал помощнику качать. Когда она наконец упала мертвой и ее песенка затихла навеки, я помолился кроткому святому Франциску. Божья воля состоит в том, что невинные иногда должны страдать и умирать ради более великой цели.

Глава пятая

Когда мы завершили опыт, Лоуэр осведомился, не хочу ли я отобедать с некоторыми его друзьями, знакомство с которыми, по его мнению, могло оказаться мне полезным. Это было очень любезно с его стороны, и казалось, что близость к Бойлю, сопряженная с опытом, привела его в хорошее расположение духа. Однако я подозревал, что в его характере есть и другая сторона, темная, постоянно воюющая с его природным благородством. На краткое мгновение, пока я излагал Бойлю свои мысли, я ощутил в манере Лоуэра какую-то тревогу, хотя она так и осталась скрытой. И еще я заметил, что он не излагал свои теории и не пояснял свои мысли. Их он хранил при себе.

Я не принял этого к сердцу. Бойль был наиболее видным среди немногих джентльменов с положением, которых Лоуэр числил среди своих знакомых и которые могли поспособствовать ему в устройстве его будущего, и, естественно, он опасался, как бы они не отдали свое покровительство другому. Но я успокоился в уверенности, что не представляю для него никакой угрозы, и пришел к выводу, что вряд ли навлеку на себя его вражду. Быть может, мне следовало бы отнестись с большей внимательностью к его тревогам, ибо порождались они его характером, а не обстоятельствами.

Мое положение дозволяло мне держаться непринужденно среди людей самых разных сословий; я восхищался мистером Бойлем, был у него в долгу, но в остальном считал себя равным ему. Лоуэр не был способен чувствовать так; хотя все мы – граждане Республики познания, он в присутствии именитых часто держался настороженно, полагая себя ниже по происхождению, которое, хотя и было вполне почтенным, не одарило его ни богатством, ни полезными связями. Кроме того, ему не хватало талантов придворного, и в более поздние годы он так и не занял видного положения в Королевском Обществе, тогда как люди с куда меньшими заслугами присвоили там все важные посты. Это не могло не язвить человека с его честолюбием и гордостью, но по большей части его внутренние борения были скрыты от посторонних глаз, и я знаю, что, пока я оставался в Оксфорде, он помогал мне настолько, насколько позволяла его натура. Это был человек, который легко проникался симпатией, но затем попадал во власть страха, что его дружбой злоупотребят и извлекут из нее выгоду люди не столь доверчивые, как он. А то обстоятельство, что получить в Англии хорошо оплачиваемый пост столь трудно, лишь усилило эту черту его натуры. Я могу сказать это теперь, когда прошедшие годы смягчили мою обиду и научили меня лучшему пониманию. В то время я не был столь проницательным.

Однако именно его доброжелательность и восторженность стали причиной, что в тот же день я шел с ним по Главной улице в сторону замка.

– Я не хотел упоминать про это при Бойле, – сказал он доверительно, когда мы убыстрили шаг в прохладном воздухе близящегося вечера, – но у меня есть надежда вскоре получить труп. Бойль этого не одобряет.

Его слова меня удивили. Хотя некоторые старые врачи решительно против анатомирования, все еще грозящего большими неприятностями с церковниками, в Италии оно признано неотъемлемой частью занятий медициной. Неужели такой человек, как Бойль, имел возражения?

– Нет-нет, он не возражает против анатомирования, но ему кажется, что в увлечении я иногда поступаюсь своим достоинством. Возможно, он прав, но другого способа получить их нет, если не заручиться разрешением заранее.

– О чем вы говорите? Разрешение? Но где этот человек отыщет труп?

– Он и есть труп.

– Как же вы можете попросить разрешения у трупа?

– О, он еще жив, – беззаботно ответил Лоуэр – Во всяком случае, пока.