Посол вон! - Платов Сергей. Страница 33

Ошарашенный Муромец молча уставился на протянутую ладонь и не знал, как поступить. Наконец он вышел из оцепенения и пожал ее.

— Вот и чудненько, — продолжал резвиться Солнцевский. — Я рад, что наконец-то мы поняли друг друга.

С этими словами он хлопнул по плечу будущего соперника и, насвистывая что-то легкомысленное, отправился к стоящей в сторонке Соловейке. Любава, следившая за происходящим со стороны, тут же поинтересовалась у него:

— Ты чего ему наговорил-то? А то он до сих пор отойти не может.

— Да так, проводил лечение одного застарелого богатырского комплекса, — улыбнулся Илюха. — А то вымахал, словно коломенская верста, бороду отрастил, подвигов насовершал, а в некоторых делах как дитя малое.

Любава тут же смекнула что к чему и только уточнила один момент:

— Поддаваться будешь?

— Еще чего! — возмутился Солнцевский. — Я же не Макаренко, чтобы ради торжества педагогической науки идти на такие жертвы. Что мог, я сделал, так что остальное уже проблемы этого великовозрастного детинушки. А соревноваться будем по-честному, так что победит сильнейший.

— Значит, кубок, считай, уже стоит у нас в палатах.

— Вполне вероятно, — ушел от прямого ответа Илюха. — Но ведь мы заваривали всю эту кашу не для этого.

— Да, конечно, — охотно согласилась Соловейка, — но с кубком было бы эффектнее.

В ответ бывший браток только пожал плечами, возражений у него действительно никаких не было.

Не буду вас утомлять подробностями финала кубка князя по армрестлингу, скажу только, что он был весьма напряженным. Кубок достался сильнейшему. А сильнейшим на данный момент оказался бывший чемпион по греко-римской борьбе среди юниоров, а ныне старший богатырь во временной отставке Илюха Солнцевский. Справедливости ради надо заметить, что Муромец бился как лев, и только большой опыт его конкурента не позволил завоевать дорогой трофей.

Князь Берендей, за приз которого и кипели все эти спортивные страсти, степенно поднялся с трона и взял в руки золотой кубок. Крики, свист и прочие проявления бурных эмоций тут же затихли. Солнцевский в лучах славы подошел к киевскому правителю и уважительно склонил перед ним голову. Этот с первого взгляда простой жест ему дался только благодаря усиленным тренировкам под непосредственным руководством упорной Соловейки. Что поделаешь, это оказалось непременной частью протокола.

— Дарую этот кубок... — начал было князь свою торжественную речь, но двери резко отворились и в зал ворвался неугомонный Микишка.

За ним гордо семенил посол Тевтонского ордена, освещая себе путь свежепоставленным фингалом. Знатоки придворного этикета также могли заметить отсутствие непременного рогатого шлема у посла.

— Князюшко, отец родной! — заголосил тут же дьячок. — Что же это делается-то? Ты потом и кровью устанавливаешь дипломатические отношения, ведешь гонкую и дальновидную стратегию руководства, а этот тип нам всю политику на корню губит!

— Микишка... — застонал Берендей, — не время сейчас твои кляузы слушать.

— Самое время! — не унимался тот, тыча кривеньким пальцем в грудь Солнцевского. — Ты его великой милостью одарил, с головой вместе оставил, а он тебе в ответ такие вот кукиши показывает!

Берендей удивленно посмотрел в начале на палец, потом на Илюху, потом опять на палец. Такое перемещение взгляда ничуть не прояснило общую картину.

— Да говори ты толком! — наконец рявкнул князь.

— Несмотря на то что я всю жизнь верой и правдой и прочее, дозволь на этот раз молвить лицу пострадавшему.

— Дозволяю, — смилостивился князь и опять опустился на трон, — пусть расскажет, какие у него претензии к моему богатырю. Ежели виновен в чем, будет скорый и справедливый суд, а коли нет... — тут Берендей немного замялся, но быстро собрался и добавил: — так нет.

Видимо, такой расклад абсолютно устраивал как Микишку, так и посла. И поэтому, немного прихрамывая, в центр зала вышел посол Тевтонского ордена Фриц Геральд Леопольд Ульрих Витольд Вольф Киндерлихт.

— Я уже докладывать вам, светлейший князь, что этот вот тип девятого числа мая месяца учинил пьяный дебош в питейном заведении на территории «Иноземной слободы» с нанесением увечий лицу неприкосновенному, то есть мне.

— Ну да, перебрали ребята, с кем не бывает? — отозвался князь, но на его ногу тут же наступила супруга, и он быстро поправился: — Да, по факту грубого хулиганства, учиненного богатырями моей дружины, сейчас ведется разбирательство, и вскоре они предстанут перед судом. А до суда моим именным указом они отстранены от занимаемых должностей.

При этих словах Микишка радостно хмыкнул, а вышедший на охоту Мотя перебрался еще на пару десятков сантиметров поближе к намеченной дичи.

— Да это, конечно, мне известно, и в своих донесениях в орден я отметил несомненный прогресс в стремлении Руси следовать путем европейской системы правосудия. Но сейчас не об этом.

— Слышь, киндер-сюрприз, выражай свои мысли яснее, — раздался голос старого черта из зала.

— Я попросил бы оградить меня... — начал было посол, но Берендей прервал его:

— Да, да, огражу. Так в чем дело?

— А дело в том, что этот тип... — тут он указал пальцем на Солнцевского.

— А пальцем показывать неприлично! — опять откуда-то из задних рядов анонимно заметил Изя.

На этот раз посол не потребовал его оградить и продолжил:

— Этот тип только что опять был в «Иноземной слободе», от его противоправных действий пострадали не менее двадцати мирных ратников.

Восторженно-удивленный гул пронесся над залом.

— Мало того, он опять применил грубую силу к моему лицу.

Тут Киндерлихт торжественно продемонстрировал бланш под глазом.

— И это несмотря на то, что я неоднократно напоминал ему, что я есть посол, стало быть, лицо неприкосновенное.

— Я же говорил, что ты ябеда! — раздалось опять откуда-то сзади.

Услышав это, посол напрягся, но усилием воли взял себя в руки и продолжил свою обвинительную речь:

— Таким образом, мы имеем повторный случай противоправных действий по отношению к неприкосновенной персоне и можем квалифицировать его уже не как хулиганство, а как покушение на убийство.

— От фингала еще никто не умирал! — высказал свое мнение Изя и опять сменил дислокацию за стройной стеной, образованной богатырскими спинами.

— Я еще раз... — начал было Киндерлихт, но его опять прервал князь.

— Погоди-ка, погоди, — уже ухмыляясь в бороду, начал он, — когда, говоришь, это было?

— Так только что!

— То есть не утром, не днем, а только что? — на всякий случай уточнил Берендей.

— Да! Я только оказал первую помощь пострадавшим и тут же побежал сюда!

Гул удивления пронесся по залу, и опять откуда-то издалека раздался звонкий Изин голос:

— Опс, ошибочка вышла.

И на этот раз Берендей пропустил реплику из зала.

— Странные слова ты говоришь, посол, — не скрывая некоторого ехидства в голосе, обратился к тевтонцу князь. — Не мог мой богатырь тебе в глаз дать.

— Это почему это?! — взвился Киндерлихт.

— Да потому, что он, почитай, целый день провел здесь, в этом зале, на глазах всего честного народа.

— Но у меня два десятка свидетелей! — не унимался посол. — Да и мое слово крепче булатной стали! Точно говорю, это ваш Солнцевский очередной погром в «Иноземной слободе» учинил!

На этот раз зал ответил гулом, в котором уже прослеживались нотки раздражения. Берендей также вышел из благостного расположения духа и нахмурил брови.

— Значит так, посол. Я не знаю, кто навалял тебе и твоим людям, но это точно не мой богатырь Илюха Солнцевский. Он только что выиграл кубок князя по армрестлингу и терема с утра не покидал.

— Э... — попытался что-то возразить тевтонец, но напоролся на суровый взгляд князя и замолчал.

— А меня вообще возмущает такое положение вещей! — продолжал бушевать Берендей. — Чуть что в «Иноземной слободе» случилось, так это мои ребята виноваты. Тоже мне, нашли крайних. Не выйдет!