Bye-bye, baby!.. - Платова Виктория. Страница 33

ЭТА ВЕЩЬ ТЕБЕ НЕ ИДЕТ.

А Элина-Августа-Магдалена-Флоранс, лапуля, зависела от общественного мнения, как никто другой в этом городе. В этой стране. На этой планете. Потому джинсовая радость и была спрятана подальше, заныкана на самой нижней полке и завалена уймой других тряпок – дабы не впасть в искушение надеть ее и носить не снимая.

И вот теперь Домино выудил ее! И не просто выудил, а подтащил к дивану.

Каким образом ему это удалось?

Будь он служебной собакой, или пастушьей собакой, или собакой-охранником соответствующей комплекции – вопросов бы не возникло. Но Домино был слабосильным канадским сфинксом – тогда каким образом ему это удалось? Таким же, каким он очутился в черно-белом Мадриде Картье-Брессона. Спроси что-нибудь полегче, лапуля. А лучше вообще ни о чем не спрашивай, а просто надень шмотку.

Надень.

– Ты полагаешь, я должна это надеть? – спросила я у кота для проформы.

– Мау-у! – ответил он.

– Хорошо. Только закрой глаза, а лучше – отвернись.

Фраза была произнесена только потому, что мне хотелось поговорить с Домино: я вообще ощущала настоятельную потребность разговаривать с ним. Я хотела нравиться ему, я хотела, чтобы он нуждался во мне, чтобы он был ласков со мной – ни от одного мужчины я не требовала большего! А Домино – он как будто понял меня.

И отвернулся.

Дрожа от нетерпения, я сбросила джинсы, свитер и майку и натянула комбез прямо на голое тело. Ощущения были даже сильнее, чем в тот благословенный первый раз, когда суперзастежки коснулись моей кожи. Ощущения были потрясными! Стоило мне облачиться в комбинезон, как все сразу стало на свои места:

я больше не буду прежней.

И изжоги от неправильно написанного слова «аккредитация», и крапивницы от неправильно написанного слова «амбивалентность» у меня, надеюсь, не случится – а такие случаи бывали, не часто, но бывали. И ну ее в жопу, врожденную грамотность!..

– Можешь поворачиваться, – скомандовала я коту. – Как тебе?

Домино был в полном восторге. Он разбежался, едва касаясь лапами заплаток на коленях, вихрем пронесся по лямкам и замер, очутившись на плече. Он лизнул меня в ухо, потерся мордой о мой подбородок и снова заурчал, как маленький трактор.

Мусик, Милка и женщина из «Ленэнерго» были посрамлены! В подтверждение этого мне даже не нужно было смотреться в зеркало. Домино – вот кто оказался моим зеркалом. Моим увеличительным стеклом. Если Домино одобрил этот отвязный, отпадный, мальчиковый, хулиганский наряд – значит, он мне идет. Значит, впредь я буду носить вещи, подобные этому чудному комбезу. Вот и куртка, купленная в «Путамайо», – она тоже вписывается в новый образ.

Пройдясь по комнате с котом на плече (и как только он умудряется держаться?), я сунула в рот кончик новоиспеченной концептуальной косицы и задумалась: если новый образ – это намек на новую жизнь, то чем я буду в ней заниматься?

Не корректурой точно.

И не журналистикой, в гробу я видела журналистику.

Как вариант можно побороться за место учителя словесности в средней школе – филологическое образование позволит сделать это наверняка… Да ладно, не смеши, Элина-Августа-Магдалена-Флоранс, лапуля, школа – последнее место, куда ты направишь свои стопы. Ты сделаешь это разве что, когда на земле вымрут все тараканы, а тараканы не вымрут никогда, даже на ядерный взрыв им начихать. Ох, уж эта мне филология! – она заметно сужает пространство маневра… Вопрос маневра был чрезвычайно актуален – учитывая скудную наличность, оставшуюся у меня на сегодняшний день. А я еще купила куртку!

Ну и молодец, что купила.

– Ты все это заварил, – я погладила Домино по горячему боку. – Вот и отвечай теперь: чем мы будем заниматься? Устроимся в «Макдоналдс»? Устроимся на бензоколонку? Займемся сетевым маркетингом? Будем грабить банки?

Как ни странно, ограбление банков показалось мне самой привлекательной идеей из всех высказанных. Стоило произнести ее вслух, как в голове слегка зашумело, а по кончикам пальцев пробежал ток: я не видела ничего предосудительного в профессии грабителя, больше того – я находила ее заманчивой! А ведь я не могу так думать по определению, просто не могу. Всему виной моя абсолютно ангельская правовая сущность (ну вот, опять завела старую волынку, лапуля!), я даже собиралась брать кредит на покупку ноутбука! Это был бы уже второй кредит, по первому (стиральная машинка) – я рассчиталась сполна.

– Большое ограбление банка – как тебе, а?

Домино положил мне лапу на губы и, в сущности, был совершенно прав: какой из меня грабитель, я и понятия не имею, с какой стороны подойти к такому ответственному и требующему непомерных (моральных и материальных) затрат делу.

Ограбление банка мне не потянуть. Кражи в супермаркете – мелко, мошенничество с подставными фирмами – дурно пахнет, отъем денег у социально незащищенных слоев населения – самое настоящее крысятничество! Нужно заняться чем-то, что приносило бы пользу обществу.

– Угон тачек, – почти пропела я.

«Лексус», «Тойота», «Астон-Мартин», «Ламборджини» – приливная волна, составленная из кусков обшивки, двигателей и приборных панелей, накрыла меня с головой. И я не стала сопротивляться, напротив: в радостном возбуждении пошла ко дну.

– Дорогих тачек! Вот как!

Домино вдруг перестал урчать и снова коснулся лапой моего лица: очень осторожно, очень нежно. И мяукнул с одобрением.

– Да ладно. – Я перепугалась по-настоящему. – Это шутка. Шутка. Я не угонщик. И прав у меня нет. И водить я не умею. А потом, знаешь, дружок… В мире не найдется человека трусливее меня! В прошлой жизни я, наверное, была немцем. Добропорядочным бюргером. Шаг влево от установленных правил, шаг вправо – расстрел.

– Мау-у-у-у-у! – В утробном рыке Домино появились иронические нотки, и я тотчас вспомнила о фаре на «ТТ», раздолбанной мной собственноручно. Неужели розово-черный плюшевый нос Домино учуял этот мой утренний грешок?

– Считаешь, что я поступила омерзительно?

«May!» – ты поступила правильно, и ты нисколько не жалеешь об этом, ведь так?

– Не жалею, вот в чем ужас. Для того чтобы переквалифицироваться в скверную девчонку, мне хватило пяти минут. Кто бы мог подумать?!.

«May!» – а что плохого в том, чтобы быть скверной девчонкой? По-моему – это много лучше, чем всю жизнь ходить по струне. Если бы у людей был выбор и за скверность им бы не светило никакого наказания…

– То?..

« May!» – все нормы общественной морали оказались бы попранными.

– Не чуди! – Я слегка шлепнула Домино по боку, который еще недавно гладила. – А как же порядочность, доброта, человечность? Зло не может доминировать, это не по-христиански. И в этом случае… В этом случае люди уже давно перегрызли бы друг другу глотки. Удавили бы друг друга в петле. Поджарили бы на гриле.

«May!» – добро и зло – суть одно и то же. Все зависит от угла зрения. Поговорим о гриле в контексте жареных человеческих тушек или оставим его только для барбекю из говядины? А крупный рогатый скот тебе не жалко? Кто из христиан вступится за него?

– За него вступятся индусы. Провокатор хренов!..

Я произнесла это, скорее, для успокоения законопослушной части своей натуры – а она, эта часть… Она стремительно съеживалась, таяла, как мороженое на солнце. При желании можно перенести мороженое в холодильник, но такого желания у меня почему-то не возникает.

Странно.

– Я не хочу быть скверной девчонкой, малыш. Я хочу быть хорошей.

«May!» – для себя или для других, лапуля? Лучше не углубляться. И не вступать в бесплодную и изматывающую дискуссию с котом. Мне не переплюнуть его многоликого «мау-у!» – в нем столько значений, столько оттенков, что голова идет кругом. В нем столько ловушек, что венерины мухоловки легко сметаются с эволюционных ветвей ввиду неперспективности рода.

Я хочу быть хорошей для других.

А для себя… Мне совершенно все равно, какой я буду. Я приму себя любой, в том числе – в качестве мужчины, угонщика, любителя ковбойских шляп, похитителя велосипедов, изобретателя запонок. Угонщика? – вот черт, в предыдущем варианте фигурировал «корректор» (слово, которое мне страстно хочется вычеркнуть из лексикона). И я не мужчина.