Bye-bye, baby!.. - Платова Виктория. Страница 62

Вали-ка ты отсюда, интересант, хотел было сказать Сардик.

Но не сказал.

Потому что Ёлка, до сих пор безучастная, соскользнула с подоконника и бросила вслед уходящему немцу:

– Вы не подвезете меня до метро?..

Красномордый негодяй как будто ждал этого. Физиономия его залоснилась, а из раздвинутых в улыбке губ так и посыпались одинаково белые и одинаково мертвые зубные имплантанты (носитель непобедимого российского кариеса байкер Леопольдыч когда-то метко прозвал подобное безобразие «унитазами»). Вот и теперь – унитазы сверкали. Торжествовали. Были счастливы без меры. Были готовы схрумать ангела не сходя с места и переваривать ангельское мясцо всю оставшуюся жизнь – желательно, вдали от малопонятного Питера и малопонятной России.

– До метро можно и пешком дойти, – процедил Сардик. – Тут квартал всего.

– Мне нужна другая ветка, – парировал ангел совершенно равнодушным голосом. – Терпеть не могу пересадок. И вообще…

О, ja! Понимаю вас, фройляйн. Русское метро – это глубоководный кошмар, – подпел ангелу немец. – Говорят, там водятся крысы-мутанты… э-э.. размером с ягуара. Размером с бенгальского тигра… были даже зафиксированы случаи нападения на пассажиров.

– У вас устаревшие данные, Альбрехт. – Сардик понимал, что исход предрешен, но и сдаваться не собирался. – В этом году все крысы мигрировали в страны Евросоюза. В Германию, в частности. А те, кто остался, пересели на «Феррари».

– Ха-ха, – благодушно заржал немец. И обратился к Ёлке – так, будто Сардика не существовало: – Ваш друг очень komisch… Как это по-русски? Смешной.

Скорее – drollig 14 – поправила Альбрехта Ёлка, даже не улыбнувшись.

Дролиг. Вот ты и получил свою пайку, старичок.

Сардик понятия не имел, что означает обидное «дролиг». Может, речь идет о квадратном корне, извлеченном из кролика? Или о производной клоуна? В любом случае и «кролик», и «клоун» лавров Сардику не прибавляли, а тотальное незнание немецкого не позволяло ему участвовать в разговоре на равных. Но кто сказал, что Сардик не знает немецкий? Еще как знает!.. Сейчас, сейчас…

– Печально иметь дело с Zugtiere 15. Zugtiere никогда не поймет художника, сколько бы ни старался, -

Сардик чеканил каждое слово, наблюдая, как они – одно за другим, – сливаются в фарфоровые унитазы во рту немца. В конце концов, он добился желаемого: проглотив оскорбительную реплику, Альбрехт захлопнул пасть и стер с лица улыбку.

– Русские – очень странные люди, – сказал он напоследок.

– Точно, – подтвердила Ёлка.

– Генау, – эхом откликнулся Сардик.

Зачем вам метро, фройляйн? Я мигом домчу вас,

куда нужно, можете на меня рассчитывать. Как раз сейчас я не занят. Совершенно свободен. Самым неожиданным образом случился Arbeitspause… как это по-русски? перерыв в работе, ja!.. И моя машина к вашим услугам. Жду вас на улице.

Английский замок, врезанный во входную дверь, представляет собой простейшую конструкцию. С ним справится любой даун, не говоря уже о немце, так что провожать Альбрехта не имеет смысла.

Ничто не имеет смысла с этой минуты.

– Уже уходишь?..

– Да. Мне пора.

Какие меры должен предпринять Сардик, чтобы задержать ангела, не дать ему уйти? Можно рассмешить его, позабавить какой-нибудь историей. Про кота, например, но Сардик никогда не был на короткой ноге ни с одним котом. История про путешествия во сне – прекрасна сама по себе, но она слишком длинная. Такого количества времени у Сардика нет. Истории про Холли Голайтли и «Concepcion Jeronima.13» в Сардиковой голове – уже рассказаны. Словечки Шурика и компании – уже озвучены. Картины – уже увидены, что остается?..

Сам Сардик.

Мертвецки влюбленный. Несчастный. Способный стать алхимиком, авиатором, погонщиком воздушных змеев, повелителем воды. Способный стать кем угодно, пусть только ангел пожелает. Но у ангела нет никаких пожеланий. Он хочет одного – уйти.

Вот еще что можно сделать: применить грубую физическую силу, затолкать ангела в угол и забаррикадировать дверь. Или закрыть ее на ключ, а ключ выбросить к чертовой матери. Что ты скажешь на это, ангел?..

Ангел будет безмерно удивлен, но это не помешает ему выпорхнуть в окошко. После чего Сардик станет досадным воспоминанием, неприятным, как блохи, которые время от времени заводятся даже в ангельских перьях. «Знавала я одного припадочного рисовальщика… – такими словами начнется воспоминание, – тот еще был клоун, тот еще кроличий хвост!..»

– …Какао! – прошептал Сардик непослушными губами. – Я забыл приготовить тебе какао. Сейчас все организую. Ты ведь подождешь?

– Нет. Не стоит заморачиваться. Давай перенесем какао на следующий раз.

– Это несложно. Я все сделаю очень быстро.

– Мне пора.

– Нет. Ты не можешь вот так уйти…

Сардик даже не подумал приблизиться к Ёлке, стоял в отдалении, рядом с непроданным «рыцарем»; так будет лучше всего – не приближаться. В противном случае он не справится с искушением и действительно применит грубую физическую силу. И автоматически перекочует в разряд досадных и неприятных воспоминаний, кого обрадует такая перспектива?

Только не Сардика.

– …Ты не можешь…

– Почему не могу? Могу.

– Я ведь говорил тебе… Я должен был тебя встретить – и я встретил… Я думал, что ты – это ты.

– Так оно и есть.

– Тогда почему ты уходишь?

– Ну… Мне нужно в одно место. У меня были планы…

– Ты ничего не говорила о планах.

– Не говорила, а теперь говорю. Не переживай, мы еще увидимся. Я позвоню…

Она могла бы поцеловать Сардика на прощание – по-дружески, в щеку. Как это делали Шурик, и Анька-Амаретто, и некоторые из женщин его друзей. Сардик непривередлив – и такой нейтральный поцелуй он счел бы авансом, весомым дополнением к «мы еще увидимся». Она могла бы поцеловать – но не поцеловала, просто исчезла из мастерской.

Легкий щелчок захлопнувшейся двери – вот и все, что осталось Сардику.

Он не умер сразу, как можно было предположить, и не посинел от недостатка воздуха; он даже успел вспомнить о существовании ангельской «Мазды RX-8» (купе) и о старушке Бетти на лобовом стекле. У ангела есть машина, так зачем ему понадобилось метро?.. Чтобы поудобнее устроиться на немецких унитазах, вот зачем!

Ангел совсем не такой. Совсем.

Да нет, старичок. Он такой же, как и все остальные.

Последующие три минуты Сардик крушил в мастерской все, что попадалось под руку: эскизы, наброски и подрамники; недавно заказанные багеты; картины, написанные много лет назад и только начатые. Он смял и растоптал ногами архитектурный памятник Биби-Ханым и сломал о колено сямисэн в красной траве. И остановился лишь перед «Воркующим рыцарем».

– Пять пятьсот наличными… Шесть – и я отдаю вам деньги прямо сейчас!.. Ха-ха!..

Ножницы, которыми кроятся драпировки; скальпель, которым затачиваются карандаши; строительный нож, которым подрезаются сухие цветы и бамбук для натюрмортов. Выбор не такой уж маленький. Сардик остановился на ноже. Примерился, подбросил его в руке и вонзил в беззащитный холст – в том самом месте, где пальцы девушки едва касались крыла птицы.

Э-э, нет. Так не пойдет, старичок. Ни девушке, ни птице этот разрыв особых страданий не принес, а нужно заставить их страдать. Что для этого потребуется? Холодная голова, расчетливость и точность движений. И то, что девушка с картины похожа на Ёлку, нисколько не помешает.

Наоборот, поможет. Он это сделает – без всяких сантиментов.

И Сардик сделал это – расчетливо и точно перерезал горло. Сначала – рисованной девушке, затем – рисованной птице. Торжество и ликование от акта справедливого возмездия длилось недолго, всего-то несколько секунд. Но и нескольких секунд было вполне достаточно – если не насладиться моментом, то хотя бы понять: он может делать это каждый день. Рисовать ангела, не упуская ни одной детали, ни одного штриха,