Ритуал последней брачной ночи - Платова Виктория. Страница 20

Слава богу, Кайе, хоть немного цеховой солидарности!

— Ага! — желчно оборвал жену Юри. — Защищалась, держи карман шире! Все они одно и то же лепечут, чертовы проститутки! Собственноручно бы их расстреливал! С порядочной женщиной такого случиться не может, девочка моя. И вообще, не нравится мне, что ты принимаешь всю эту грязь близко к сердцу. Ты не должна об этом думать, ты у меня самая хорошая, самая любимая…

После этого непорочная Кайе и ее суровый милицейский муж еще немного почмокались и затихли окончательно. Счастливцы.

Выждав контрольные полчаса, я аккуратно спустила ноги с кресла и сунула их в ботинки. Счастье еще, что сумка с орудием преступления стояла рядом! Я подхватила ее, тихонько поднялась и подошла к окну. Первый этаж, и никаких решеток.

До свиданья, Кайе!..

С «Бронепоездом 14 — 69» мне повезло больше… Именно этот ночной кабак я оставила на сладкое — на тот случай, если Кайе откажет мне в пристанище и наступит время «Ч». Теперь это время наступило.

В «Бронепоезде», специализировавшемся на мужском стриптизе, заправляла еще одна моя таллинская подружка — Монтесума-Чоколатль. Я была одной из немногих, кто мог называть ее так. В миру Монтесума откликалась на имя Каринэ Суреновна и была преуспевающей бизнес-леди. Способности к бизнесу открылись у нее совершенно случайно, после того, как к ней в койку (тоже совершенно случайно) попал какой-то впечатлительный престарелый швед с непроизносимым именем и такой же непроизносимой фамилией. Монтесума покорила шведа своим восточным темпераментом, и он, не выходя из номера, предложил ей руку и сердце. И лесопилку в окрестностях Треллеборга в придачу. Монтесума оказалась девушкой сообразительной, быстро разобралась в деревообработке и организовала при лесопилке маленькую фабрику по изготовлению деревянной мебели на экспорт. Спустя два года маленькая фабрика превратилась в крупное производство, а швед, не выдержавший такого бешеного темпа работы, отправился к праотцам.

Монтесума, скучавшая по исторической родине, наладила поставки мебели в Питер, а потом и сама перебралась поближе к русскому языку. Умудрившись при этом сохранить шведское гражданство. «Бронепоезд 14 — 69» был ее любимым детищем, гораздо более любимым, чем три мебельных салона, которыми она владела. В конце концов, «Бронепоезд» тоже имел отношение к «дереву» — именно так нажравшаяся в свое время дерьма Монтесума именовала мужчин. «Дерево» и «членоподобное» — были для нее исчерпывающими характеристиками мужского пола.

…Сегодня за стойкой дежурил племенной жеребец Акоп, дальний родственник Монтесумы, выписанный из Еревана. Я заказала мартини со льдом и несколько минут в тупом недоумении взирала на толпу распаренных баб, сдирающих плавки с очередного культуриста.

— Каринэ здесь? — спросила я у Акопа, допив свой мартини.

Акоп кивнул и приветливо ощерился, обнажив безупречные, отполированные виноградной лозой зубы.

— Позвать?

— Будь любезен.

Он протянул мне еще одну порцию мартини (за счет заведения) и нажал на кнопку.

Монтесума появилась через три минуты и — так же, как и Наденька, не сразу узнала меня. Хороший знак.

Мы расцеловались, и она потащила меня к себе в кабинет. Образцово-показательный кабинет в урбанистическом стиле, над дверями которого можно было бы смело повесить плакат: «ЖЕНЩИНЫ! БЕРИТЕСЬ НЕ ЗА ЧЛЕН, А ЗА УМ. И ВСЁ У ВАС ПОЛУЧИТСЯ!»

Монтесума усадила меня в кресло и устроилась напротив со стаканом минералки в руках.

— Ты наконец-то это бросила, — удовлетворенно сказала она, ощупав меня с ног до головы. — Бросила или нет?

— Почти.

— Хочешь поработать на меня? Больших денег не обещаю… Поначалу.

Она предложила мне работу впервые. Забавно.

— Боюсь, ничего не выйдет, — я постучала себя по лбу и развела руками. — Для мебельного производства я не гожусь. Мозги не из того материала. Стружка-с. ДСП. А в «Бронепоезде» у тебя одни мальчики.

— Ну, насчет мозгов я бы не торопилась. Слушай, а эта стрижка тебе идет. Сама додумалась?

— Сама.

— Мои поздравления… Как Стас? Не подох еще? Монтесума ненавидела Стасевича так, как только может ненавидеть сутенера шлюха, вырвавшаяся из-под его опеки. Ненавидела искренне, яростно и восторженно.

— Подох, — честно призналась я, и Монтесума рассмеялась бархатным восточным смехом: она оценила шутку.

— Вот видишь, для тебя он тоже умер. Это радует. Ну так что, будем подписывать контракт?

— Не сейчас… У меня маленькая проблема, Монти.

— Сколько? — Каринэ Суреновна действительно стала деловой женщиной.

— Дело не в деньгах, а в обстоятельствах. Ты мудрая баба и наверняка что-нибудь мне посоветуешь.

— Попытаюсь.

— Собственно, это даже не моя проблема, — я тут же дала задний ход. — Это проблема одной моей — приятельницы.

— Она работает на Стаса? — Монтесума видела меня насквозь.

— В некотором роде. Так вот, с ней случилась большая неприятность. Один ее клиент… — Я набрала в легкие воздуха, вытянула руки по швам и сиганула в бездну:

— Один ее клиент заснул и не проснулся.

— Остановка сердца?

— Можно сказать и так. Ему воткнули нож в грудь.

— А куда же смотрела твоя приятельница? — Монтесума раздула ноздри.

— В противоположную сторону. Она любит спать на правом боку.

— То есть ты хочешь сказать, что она легла в койку с любовником, а проснулась с трупом?

— Ну да! Все видели, как они… — Я перевела дыхание. — Приятельница и ее клиент… Как они входили в номер. Все видели, как она оттуда выходила. Уже одна.

— А труп остался лежать?

— Ну, не могла же она унести его в ридикюле, правда? И в карман он не влезал… Словом, теперь девчонка подозревается в убийстве.

Монтесума откинулась на спинку кресла и опустила ресницы.

— На ее месте я наняла бы себе хорошего адвоката, — сказала наконец она. — Или унесла бы ноги из страны. Куда подальше и пока не поздно.

— Исключено, — я грустно качнула подбородком.

— А башка у нее варит? — цинично спросила Монтесума. — Если варит — пусть найдет себе лоха из ментов. Убедит в своей невиновности… Подмахнет получше, если так уж необходимо.