Ритуал последней брачной ночи - Платова Виктория. Страница 58

— Сукхавати? Это что такое? — спросила Кайе.

— Необразованные дуры! Как не мыслили дальше своего лобка, так и не мыслите. «Сукхавати» — в переводе «счастливая страна», поле Будды. Ложишься в такой спаленке — и сразу впадаешь в нирвану.

— Смело! — восхитилась я.

— Еще бы! Так что подкатить к этому искусствоведу не составит труда. Вытащу из-под земли, напрошусь на консультацию и все такое. Теперь Стас. Мы как-то выпустили его из виду. Где, ты говоришь, он жил?

— На Суворовском.

— Хорошее местечко. Родственники у него есть? Монтесума прекрасно знала, что в родственниках покойного Стасевича числится только попугай Старый Тоо-мас и две финиковые пальмы, но решила подстраховаться.

— Нет. Родственников у него нет, — подыграла Монтесуме я.

— Естественно. Такого ублюдка не могла родить женщина. Куплю-ка я, пожалуй, его гнездышко.

— Ты?! — опешили мы с Кайе.

— А что? Если на хату никто не претендует, она будет выставлена на торги. У меня концы и в Комитете по имуществу, и в агентствах по недвижимости. Тем более что я уже давно хотела улучшить жилищные условия.

— Ты видишь, Кайе, какая у нас крутая подруга? — Я хихикнула и высосала из бутылки остатки «Сотерна».

— И ее мебель стоит на даче у губернатора, — поддержала меня Кайе.

— Плюю на ваш стеб. Вы что, не понимаете, что можно совместить приятное с полезным? Я буду там тусовать-ся, как потенциальная покупательница, и заодно все разнюхаю. Ты говоришь, что у тебя билеты на презентацию к черноземному молдаванину?

— На два лица. На меня и журналиста Синенко.

— Членоподобное пинком под зад. — Монтесума явно начала путать наш скромный девичник и свое мебельное производство. — Вместо него пойду я. Так будет надежнее.

— Нет, — впервые за вечер я проявила твердость. — Нет. Ты там не появишься. Пригласительные не мои, а Сергунины, он этого может не понять. Это первое. И второе, это не то магистральное направление, на которое мы должны бросать лучшие силы.

Каринэ Суреновна Арзуманян, как и любой восточный человек, была падка на мелкую лесть и потому смягчила позицию.

— Допустим… Но ведь никто еще не исключил молдаванина из числа подозреваемых. А если это и есть убийца…

— Вот-вот, — внесла свою лепту Кайе. — Молдаване — коварные люди. Коварные и кровожадные. Они и Дракулу придумали.

— Дракулу придумали румыны, — поправила я Кайе.

— Дракулу придумал Брэм Стокер, — поправила меня Монтесума.

— Это дела не меняет. А если, как ты утверждаешь, Монти, винодел и есть убийца — тогда тем более глупо светиться в этой галерее. Презентация-то для прессы! Сергуня попадает туда на законных основаниях, я — на более или менее законных, как подружка журналиста… А что там будет делать мебельная королева?

— Сдаюсь, — Монтесума подняла руки. — Занимайся им сама. Но все это, конечно, сплошное дилетантство. Мы даже не знаем, кому была выгодна его дурацкая смерть. У этого виолончелиста наверняка остались наследнички, которым отойдут все бриллианты. Может, они его и порешили… А мы должны гоняться теперь за какими-то молдавскими буддистами…

— Наследницей была жена, — тихо сказала Кайе. — Во всяком случае, так было указано в завещании.

— А ты откуда знаешь? — удивилась я.

— Юри пока еще занимается этим делом.

— Тогда ты должна знать еще и то, что его жену убили в прошлом году.

— Веселенькая семейка, — присвистнула Монтесума. — Покойников.

— Три года назад Киви попал в больницу, — Кайе решила добить нас своей осведомленностью. — В Швейцарии. Какой-то город… Шафхаузен… Да, Шафхаузен. У него были большие проблемы с почками, он едва не умер. Он тогда написал завещание на жену. Все состояние завещал ей…

Шафхаузен, Шафхаузен… Кажется, где-то я уже слышала название. Ну, конечно, «помповое ружье, подарок Общества охотников швейцарского кантона Шафхаузен». Сведения из репортерского блокнота Сергуни Синенко…

— Надо же, какой меценат, — Монтесума никогда не верила мужчинам, это было ее жизненным кредо. Единственное существо мужского пола, которому она доверяла, был памятник Барклаю де Толли у Казанского собора. — А потом жену нашли мертвой.

— Монти, нельзя же так! — не выдержала я. — Если бы ему расхотелось делиться ценностями с женой, он мог бы просто переписать завещание…

— Но теперь это неважно, — перебила меня Кайе. — Другого завещания нет. Завтра должен приехать адвокат Киви.

— Зачем? — удивилась я. — Зачем адвокат, если все его богатство за бугром?

— Я не знаю. Но могу спросить у Юри…

— Сделай одолжение.

— Подвожу итог, — Монтесума снова взяла командование на себя. — Мы с Варварой пошерстим остатки дружной гостиничной команды.

— Там была еще и обслуга. Пять человек… — напомнила я.

— Не перебивай… Мелочовка потом. А Кайе будет снабжать нас информацией. По мере поступления. Ты как, Кайе?

— Jah! — Величие жертвы было столь очевидно, что Кайе даже покраснела и на глазах прибавила несколько сантиметров в росте.

И приступила к своим обязанностям немедленно. Она вынула из сумочки сложенный листок и протянула его мне.

— Что это? — Развернуть листок я не успела: Монтесума ястребом налетела на бумажку.

— Это адрес ювелира. Подпольного, — скромно объяснила Кайе.

— Умница! Снимаю шляпу, — сказала Монтесума, которая всегда носила только платки. — Твой будущий отпрыск будет тобой гордиться. А мы завтра же навестим старичка…

— Если у тебя будет еще одна возможность, Вари, — Кайе умоляюще сложила руки на животе. — Ты достанешь мне автограф Полины Чарской?

— Обязательно, — сказала я. Что еще мне оставалось?..

Монтесума, которую я никогда раньше не видела в таком возбужденном состоянии, вызвалась развезти нас. Сначала мы забросили Кайе на ее забытый богом проспект Обуховской обороны. Причем Кайе запретила шикарному, украшенному тонированными стеклами монтесумовскому «БМВ» приближаться к ее хибаре ближе чем на два квартала. Я сидела на заднем сиденье и вполуха слушала их ленивую перебранку.

— Мне бы не хотелось, чтобы возникли ненужные разговоры, Монти…