Тингль-Тангль - Платова Виктория. Страница 38

Отважная Васька тут же принялась перебирать содержимое шкафов и полок, заглядывая в самые укромные уголки. Консервные ножи, емкости для круп, трубочки для коктейля, обглоданные винные пробки, воронки – синяя и белая, яйцерезка, сломанная машинка для закатки банок, сломанный штопор, фарфоровая солонка в виде лошадиной головы, перечница в виде головы слона, деревянная кофемолка, больше похожая на сказочный дворец, – все вместе и каждая в отдельности эти вещи (особенно кофемолка и штопор), несомненно, представляли огромную ценность. Но Ваське было не до ценностей – куда же запропали коробочки?

Она нашла их совершенно случайно, и не в укромном, скрытом от посторонних глаз месте, – а па самом что ни на есть видном.

Коробочки стояли на открытой полке в буфете, они и не думали прятаться.

Их по-прежнему было шесть, не больших и не маленьких, с плотно притертыми жестяными крышками. Вот только рисунки…

Рисунки отсутствовали.

То есть – не совсем отсутствовали: на битой эмали, местами прикрывавшей ржавчину, просматривались какие-то линии, черточки и точки, но цельной картины не получалось. Не было ни жаб, ни змей, ни угрей, не было страшного человека, убивающего ребенка; свинья и собака тоже куда-то подевались.

Васька подтащила стул к буфету, забралась на него и, секунду поколебавшись, достала крайнюю слева жестянку. Жестянка оказалась легкой, внутри нее что-то перекатывалось и глухо постукивало о стенки. Снять крышку не составило труда, зато с определением того, что же спрятано в коробочке, сразу возникли трудности.

Кажется, это были сухие плоды неизвестного Ваське растения. Пять одеревеневших лепестков, прикрепленных к черенку и торчащих в разные стороны. Плодов было немного, они едва прикрывали дно, и, когда Васька наклонила коробочку, – сразу же ссыпались ей на ладонь. Запах, который издавали плоды (тонкий, нерезкий, с едва заметной кислинкой), был отчего-то знаком Ваське. А на блестящем полированном дне она моментально заметила горку паззлов. Паззлы все прибывают и прибывают, они вот-вот вывалятся из жестянки, чтобы избавиться от их присутствия, Ваське приходится закрыть глаза и крепко помотать головой.

Наличие паззлов означало только одно: на дне коробочки что-то есть.

Написанное. Выбитое.

Не то чтобы Васька с ума сходила от невозможности прочитать, что же выбито на дне, потерпеть издевательства еще и от дурацкой жестянки она не собиралась. Поставив ее обратно в буфет, Васька («в режиме ускоренной перемотки», как сказал бы продвинутый Леха) оприходовала оставшиеся жестянки:

– мелко нарезанная трава,

– зернышки размером с ноготь,

– еще трава, но порезанная покрупнее,

– узловатые корешки,

– пестрая смесь из кожурок и палочек.

Пахло все это добро по-разному, но ничего выдающегося, ничего захватывающего дух в жестянках не было.

Немного оскорбленная таким неутешительным выводом, Васька сразу же потеряла к дрянным коробочкам всякий интерес. Она еще с минуту покружила по кухне, а потом забралась с ногами на подоконник и сунула в рот мизинец – чтобы лучше думалось.

Что, если произошедшее с нею – часть ночного кошмара, не больше? Ну да, все это, включая жаб и рукоятку ножа, ей приснилось. Она терпеть не может Мику – вот Мика и явилась ей в образе злой колдуньи с ввалившимся ртом и паутиной вместо волос. Она не забыла историю с кротом (мышью) – вот ей и показалось, что рукоятка обычного кухонного ножа засижена омерзительными насекомыми. Она до дрожи в пальцах обожает Лехины страшные истории, она помешана на фильмах ужасов, которые демонстрируются после одиннадцати вечера – вот ей и привиделась всякая чушь, которой не место в голове одиннадцатилетней девочки. В жестянки напиханы специи – а где же им еще лежать, как не в жестянках?

Очень удобно.

Что же касается рыбы в казане – так никакой рыбы и не было, просто Васька любит рыбу, и любит наблюдать за рыбой, и всегда любила. А Мика только и знает, что пихать в нее каши, картошку и полуфабрикаты из ближайшего к дому магазина, – у Мики не забалуешь.

С вечера Васька закрыла дверь в свою комнату на один поворот ключа – тот же поворот она сделала и утром.

Ей приснился сон. Кошмар. На этом и нужно остановиться.

Тем более, что так оно и есть.

Единственным слабым звеном во всей цепи оставался йогурт. Вечером она точно не забирала его из холодильника, а…

Ладно.

Столько всяких вещей говорит в пользу самого обыкновенного ночного кошмара, что о йогурте можно и позабыть.

Раз, два, три. О-опс! Забыла!

Ваське стало так легко, что она даже рассмеялась от удовольствия. Теперь самое время возвратиться к своим обычным делам, а вечером не забыть попросить боженьку, чтобы он больше не посылал ей подобных кошмаров. А уж она со своей стороны…

Что бы такого совершить, чтобы умаслить боженьку, генерального продюсера всех ужастиков на свете., Васька придумать не успела: за окном раздался призывный свист. Это Леха и Бычок вызывали ее на улицу.

Втроем они провели чудесный день (и почему все дни, которые начинаются с прогула школы, выглядят такими чудесными?), выкурили три сигареты, принесенные Бычком; выкурили огрызок сигары, принесенный Лехой; синхронно проблевались, украли в супермаркете две банки с кока-колой, украли в гипермаркете пачку чипсов; пугнули влюбленную парочку в кустах на Крестовском, пугнули мужика со спущенными штанами в других кустах; подняли на смех двух целующихся в машине парней – продвинутый Леха тут же объяснил, что такие типы называются пидарасами. К несомненным достижениям этого дня можно было отнести четыре проколотых автомобильных шины, три поцарапанных гвоздем крыла и поджог помойки.

К вечеру Васька так устала, что, конечно же, напрочь выбросила из головы намечавшийся с утра диалог с боженькой. Но он все-таки внял ее просьбе: во всяком случае, кошмары, похожие на тот ночной кошмар с Микой в главной роли, больше не посещали ее.

А в скором времени из дома постепенно исчезла вся копившаяся десятилетиями кухонная утварь. Шесть жестянок – в первую голову. Да и Мика перестала ежесекундно мозолить глаза Ваське. Все происходящее объяснялось просто: у стари/ей сестры появилась новая, гораздо более интересная работа, и она требует концентрации душевных и физических сил.

Ты стала шлюхой? – угрюмо поинтересовалась Васька.

Где ты только набираешься подобной гадости? И как у тебя рот от таких слов не перекашивает?! – вспылила Мика. – Теперь я готовлю еду для сотрудников нашей компании. Это большое и ответственное дело. И, представь себе, твоя сестра пользуется большим уважением. А ты…

Значит, ты теперь повариха?

Это называется по-другому, – парировала Мика, но как именно, уточнять не стала.

И вся ваша компания ест твою стряпню?..

Каши, яичница, замороженные овощи, магазинные котлеты и битки – вряд ли такой набор мог устроить какую бы то ни было компанию; но Васька предпочитала думать именно о них и совсем не думать о рыбе в медных лапах зимородка. Думать о рыбе со специями из жестянок означало вновь и вновь возвращаться к ночному кошмару. С ним все произошло совсем не так, как с другими кошмарами, – он не позабылся, не стал смешным, нелепым и не стоящим внимания. Напротив, каждый раз случайно наткнувшись на него в темных закоулках памяти, Васька испытывала иррациональный ужас.

Он потускнел лишь со временем.

Года через три-четыре, когда Ваське удалось завалить его массой других событий, тут же становившихся воспоминаниями. Такими, как гибель Бычка, например. К пятнадцати нелепый и мешковатый Бычок вытянулся и оброс легкими мускулами: он серьезно увлекся фристайлом и прыжками с трамплина, принял участие в нескольких соревнованиях городского; и областного масштаба и даже успел завоевать место в первой двадцатке. Васька нравилась обоим – и Лехе, и Бычку, детская дружба незаметно переросла в некое подобие первого робкого чувства. И, если бы Ваське пришлось выбирать, она, несомненно, выбрала бы продвинутого Леху – рассказчика сумасшедших историй, кладезя всевозможных (в основном – бесполезных) знаний; рот у Лехи не закрывался, и в этом он выгодно отличался от молчаливого Бычка.