Воины преисподней - Авраменко Олег Евгеньевич. Страница 27

В общем, оставленное Читрадриве жизненное пространство было очерчено строгими границами, переступать которые главный страж категорически не советовал. От нечего делать Читрадрива даже пробовал вести счёт дням, выцарапывая бесполезным теперь голубым камнем косые чёрточки в изголовье своей лежанки. Однако на второй же день заточения (то есть после третьей прогулки) главный страж сказал ему:

– К чему понапрасну портить стену, досточтимый синьор Андреа? Во-первых, я могу лишить вас и прогулок, и своего общества днём, а в затемнённой комнате вы неизбежно собьётесь со счёта. Во-вторых, вам всё равно неизвестно, сколько дней и ночей вы лежали без памяти.

И хотя Читрадрива подозревал, что начальный период беспамятства длился не более суток, тем не менее, осознание того, что за каждым его шагом тщательно следят, отбило у него всякую охоту подсчитывать дни заточения.

Правда, был ещё косвенный способ судить о проведенном в плену времени: с момента нападения Читрадрива не брился. Это страшно раздражало его, потому что анхем не носили бород, и с непривычки у него здорово чесались и щёки, и подбородок, и шея, об которую тёрлись отросшие волосы. Кроме того, после еды к усам и бороде прилипали крошки хлеба, из-за чего Читрадрива чувствовал себя грязным с головы до ног.

– Нельзя ли мне побриться? – спросил он однажды главного стража.

– Очень сожалею, синьор, но никто из нас не догадался захватить с собой бритву, – флегматично заметил тот. – Придётся вам потерпеть до тех пор, пока мы не прибудем на берег.

И вопреки желанию Читрадриве пришлось терпеть пышную растительность на лице.

– А мои вещи целы? – спросил он в другой раз, имея в виду главным образом свой перевод священных книг на анхито. И с некоторым облегчением услышал:

– Разумеется, синьор Андреа. Мы конечно же позаботились о вашем драгоценном багаже. Было бы весьма досадно, если бы вы лишились его.

Однако на том радость и кончилась. На самые настойчивые просьбы Читрадривы главный страж неизменно отвечал:

– Не сейчас, синьор Андреа, не сейчас. Потерпите ещё немного, и в вашем распоряжении будет всё, что угодно, в том числе и ваш труд.

– А вы не боитесь, что я пожалуюсь тому, кто послал вас, на плохое обращение со мной? – спросил однажды Читрадрива, получив очередной вежливый отказ по поводу какой-то мелочи. Тогда в глазах главного стража впервые мелькнуло нечто похожее на испуг, но он быстро овладел собой, с достоинством ответил:

– К сожалению, я ничего не могу сделать для вас, – и немедленно кликнув Николо, удалился. Теперь он не дежурил в каюте днём, лишив таким образом пленника возможности поговорить хоть с кем-нибудь.

А со следующего вечера главный страж отменил также и прогулки! Причём началось всё с того, что в воду, посланную Читрадриве на ужин, явно подмешали сонное зелье, вкус которого был забит тухлым запахом этой малоприятной жидкости. После ужина Читрадрива почувствовал, что ему просто лень подниматься на палубу. И хотя молодой верзила, присматривавший за ним, был готов сопровождать пленника, Читрадрива неожиданно для самого себя показал жестами, что желает остаться в комнате. Затем не дожидаясь ответа парня, растянулся на лежанке, отвернулся лицом к стене и почти мгновенно заснул.

Сколько он проспал, неизвестно. Когда Читрадрива наконец открыл глаза, напротив уже не было верзилы, зато там развалился Николо, который не отрываясь смотрел на пленника и при этом ковырял тоненькой щепочкой в зубах.

– Я долго спал? – недовольно спросил Читрадрива.

Он задал этот вопрос с единственной целью – продемонстрировать недовольство. Николо не отреагировал и продолжал пялиться на пленника совершенно бездумными оловянными глазами.

– Я голоден! – возмутился Читрадрива и подкрепил слова соответствующими жестами. Результат был тот же: Николо оставался безучастным.

– Но хотя бы прогуляться мы пойдём? – и Читрадрива попробовал встать. Сторож нахмурился и на четверть вытащил меч из ножен.

Всё было понятно: и еда, и прогулка отменяются. Читрадрива забился в угол лежанки и впал в совершеннейшее уныние. Это что ещё такое?! Ну, сам по себе переход на более жёсткий режим можно объяснить: он прогневал главного стража, и тот отыгрывается, как может. С этим всё ясно. Но для чего давать сонное зелье?..

Пока что Читрадрива не находил приемлемого объяснения странному поступку сторожей. Но в тот момент, когда угнетение готово было перерасти в полностью беспросветное отчаяние, он обратил внимание на весьма странное обстоятельство: качка заметно уменьшилась, можно сказать, почти прекратилась. Это могло означать, что погода налаживается, и штормившее с самого начала плаванья море постепенно успокаивается. Но было и второе объяснение: корабль вошёл в гавань.

А вот в этом случае сторожам как раз могло понадобиться, чтобы пленник не шумел, если они хотели сохранить его пребывание на корабле в тайне! Кроме того, открывалась причина, по которой Читрадриву лишили прогулок – это была не прихоть обидевшегося главаря сторожей, но элементарная необходимость.

Он очень внимательно прислушался, стараясь уловить малейший шорох, долетавший в комнату. И вот Читрадриве почудилось, что кроме ставшего уже привычным плеска волн, снаружи доносятся какие-то скрипы, звуки шагов, позвякивание, бряцанье, а также… Да, если скрипеть могли корабельные снасти, ходить по палубе – матросы, если позвякивание металла также можно было объяснить каким-то образом, то этого никак нельзя сказать о конском ржании! Раньше пленник не слышал ржания, да и зачем везти лошадей из Барселоны? Значит, если слух не обманул Читрадриву, этот звук в самом деле доносится с берега. Посмотреть бы туда… Как досадно, что прогулки отменены!

Почувствовав лёгкое прикосновение к плечу, Читрадрива резко обернулся. Склонившийся над ним Николо протягивал кусок солонины (в виде исключения, без сухаря и не на тарелке) и кувшинчик (опять же в виде исключения, наполненный белым вином, а не застоявшейся водой). Он не заметил, чтобы сторож выходил в коридор. Значит, Николо держал снедь у себя, а поесть не давал потому, что больше еды не было.

– Вот спасибо, сейчас самое время подкрепиться, – раздражённо буркнул Читрадрива. Сторож высоко задрал брови, выпучил глаза и приложив палец левой руки к губам, правой тронул рукоять меча.

– Ну да, молчу, молчу, – поспешно зашептал Читрадрива.

Николо нахмурился, поудобнее обхватил рукоять и вновь слегка вытянул меч из ножен. Читрадрива пожал плечами, молча взял еду и принялся угощаться. Даже мясо показалось ему не таким солёным, как обычно, а кисловатое вино представлялось по сравнению с тухлой водой настоящим нектаром. Правда, Читрадрива боялся, что в него вновь подмешано зелье, но опасения не подтвердились. От вина кружилась голова, но спать совершенно не хотелось.

Следующие несколько часов пленник провёл в абсолютном покое, не думая о том, куда и зачем его везут. Снаружи было тихо, затем раздалось топанье множества ног по палубе, до слуха Читрадривы донеслись пронзительные отрывистые выкрики. Заскрипело дерево, что-то хлопнуло, загрохотало. Очевидно, корабль готовился к отплытию.

Читрадрива взглянул на сторожа. Николо застыл на своей лежанке, и трудно было определить, бодрствует он или спит. Шуметь и тем самым затевать ссору со сторожем не было никакого желания. Между прочим, Николо не выставил в коридор пустой кувшин из-под вина, а сунул его под свой настил. Страж также был заключён в комнате. Заключён вместе с Читрадривой!

Стало быть, его тюремщики действительно боятся, что посторонние узнают о присутствии на корабле пленника. Так может, попробовать выдать себя? Но жесты Николо не оставляют ни малейших сомнений насчёт того, как намерен действовать сторож. А Читрадриве, лишённому своих способностей и даже своего меча, с которым он обращался довольно неуклюже, нечего было противопоставить противнику.

И он остался на своей лежанке, ожидая дальнейшего развития событий. В конце концов, не могли же их держать взаперти целые сутки, снабдив лишь небольшим куском солонины и одним кувшинчиком вина на двоих!