Познать себя в бою - Покрышкин Александр Иванович. Страница 18

В это время Лукашевич увидел впереди себя высокий выступ берега с деревьями. Неожиданно он перешел в левый пеленг, оказался от меня всего в нескольких метрах. Чтобы не столкнуться, я поддернул самолет вверх метров на тридцать и пропустил его под собой, В эти секунды услышал три взрыва зенитных снарядов. Они попали в мотор. Даю ручку управления от себя и еле успеваю выровнять самолет у самой воды. Тут же начались перебои в работе мотора, тряска самолета. На козырьке фонаря появились брызги воды и масла. Все!.. Подбили!.. Сейчас самолет свалится в Прут. Однако мотор, хоть и с перебоями, но тянул над руслом реки.

Вскоре переправы и зенитные трассы остались позади. Впереди меня на малой высоте удалялась пара Фигичева. С трудом набрав метров семьдесят высоты, я пошел за ними. Был уверен, что Фигичев, увидев, что я отстаю, развернется. Так должен по неписаным законам поступать командир группы. Но пара продолжала полет, все больше удаляясь.

Сейчас даже самый паршивый «мессер» мог короткой очередью добить мой самолет. Чувство одиночества, опасности на какой-то миг сковало меня. Но быстро справился с этим и стал думать, как действовать дальше. Я понимал, что мотор долго не протянет и придется где-нибудь садиться с убранным шасси. Надо тянуть как можно ближе к линии фронта, чтобы успеть выйти к своим, по крайней мере пройти Днестр. Если не успею, то переправиться через эту мощную реку среди скопления вражеских войск не смогу.

Самый короткий путь к нашим войскам – прямо на восток. С небольшим креном разворачиваю самолет. Но впереди меня и левее столбы дыма. Это горит Кишинев. Туда нельзя – за город еще идут бои. Там, наверняка, много зениток, а в воздухе – «мессершмитты». Они добьют. Устанавливаю курс на юго-восток, в обход Кишинева. Здесь наступают, как мне известно, румынские войска. Самолет летит на малой скорости, мотор работает с перебоями и по фюзеляжу слева тянутся к хвосту струйки масла и воды. Стрелки приборов показывают максимальную температуру. Скоро мотор остановится, а подо мною заросшие лесом холмы и ни одной поляны. Внимательно всматриваюсь, ищу, где бы приземлиться с убранным шасси. Вот вдали показалась большая долина с речкой… Решаю садиться там. Надо обезопасить себя. Очки сдвинул на лоб, чтобы стеклами не повредить глаза. Подтянул плотнее привязные ремни.

Стрелки указателя температуры масла и воды с максимальных показаний упали на ноль. Все! Сейчас мотор заклинится. С трудом переваливаю через холм в долину и осторожно доворачиваю самолет вдоль нее. И вижу:

по дороге движется длинная колонна автомашин и пушек противника. Сразу же понял, что это шоссе от Хуши на Кишинев.

Говорят, что при смертельной опасности, если не терять хладнокровия, рождается единственно правильное решение. Так произошло и в данном случае. Я понял, что надо перетянуть через колонну и речку, через заросший лесом холм – только там мое спасение.

Больше рулем поворота, чем креном самолета, разворачиваюсь поперек дороги и речки. К моему счастью, мотор уже «на последнем вздохе» перетягивает самолет через долину. Над холмом услышал резкий скрежет и удары – в моторе что-то лопнуло.

Но и в эти мгновения мозг работал четко, руки действовали уверенно. Выключил зажигание, чтобы предотвратить пожар при ударе о землю. Бросив ручку управления, упираюсь руками в приборную доску. Весь напрягся.

Истребитель плашмя падает в лес. Удар… И я потерял сознание.

Очнулся. Чувствую, что жив. Первая мысль – где немцы? Мгновенно освобождаюсь от привязных ремней и лямок парашюта. Пересиливая жгучую боль в ноге, с трудом выбираюсь из кабины и заряжаю пистолет. Здесь выбора не будет: лучше застрелиться, чем попасть в плен. Осматриваю пистолет, а сам прислушиваюсь. Утренняя тишина нарушалась только разноголосым пением птиц и отдаленным урчанием автомашин под холмом. У меня две обоймы патронов. Жизнь надо отдать подороже. А сейчас – срочно уходить отсюда!

С сожалением и благодарностью я глянул на разбитый боевой самолет. Валялись по сторонам крылья и задняя половина фюзеляжа. «Миг» верно служил мне с самого начала войны. Да и сейчас он принял удар на себя, спас мне жизнь. Прощай, мой боевой друг!..

По солнцу и часам определяя направление, я весь день пробирался на восток по лесу, по полям кукурузы и виноградникам к Днестру. Надо было успеть выйти туда до создания противником сплошной линии фронта. Наступила ночь.

Нога болела, но двигаться было можно. Сделал короткую передышку. Потом оглядел небо, нашел Полярную звезду. Сориентировался и двинулся в путь. Уже за полночь вышел на тропу. Она вела меня по высокому берегу речушки. Вдруг увидел впереди себя силуэт человека. В ту же секунду оступился и сорвался под обрыв на поврежденную ногу. В ярости от боли, забыв об осторожности, направился с пистолетом в руке к силуэту. Оказалось, принял за человека распятие Христа. В тех местах – это не редкость. А идти стало еще труднее. Каждый шаг отдавался резкой болью. Надо было искать какой-то транспорт. С таким повреждением я далеко не уйду.

А утро уже вступило в свои права. Медленно шагая, внимательно осматриваю местность. Впереди вижу человека. По заплатанной одежде определил, что передо мною бедняк. Этот не выдаст. Направился к нему. Недалеко видно село. Подошел к крестьянину.

– Здравствуйте!

– Здравствуйте! – И смотрит на меня с испугом.

– Не бойтесь. Я советский летчик. В селе немцы есть?

– Нет.

– А из руководителей сельсовета кто-нибудь есть?

– Никого. Уже с неделю, как все уехали.

– Можете показать, где располагался сельсовет?

Молдаванин показал мне дом под красной железной крышей, хорошо видимый с возвышенности, где мы находились. Тут я увидел, что недалеко, в траве, сидит девочка, дочурка крестьянина. Она смело поднялась, принесла сумку с едой. А я ведь сутки ничего не ел. Кукурузный хлеб, дикие груши показались мне необыкновенно вкусными.

С трудом дошел до бывшего сельсовета. На колоде около дома сидело несколько мужчин. Беседовали. Увидев меня, замолкли. Поздоровавшись, попросил отвезти меня к железнодорожной станции. Они заговорили разом, ссылались, что это опасно, да и лошадей нет. Пришлось напомнить, что время военное, что я еду не по личным делам. Нашлась пара лошадей, таратайка.

Лишь под вечер мы с молдаванином подъехали к станции Кайнары. Но обслуживающие ее железнодорожники убыли в тыл еще пять дней тому назад. Безлюдье. Что делать? Куда дальше двигаться? С горечью смотрел я на обгоревшие развалины вокзала. Ко мне подошел бедно одетый старичок.

– Откуда же здесь летчик взялся? – спрашивает. Мы разговорились.

– Я сегодня утром слышал гудок паровоза вон за той горкой. Там проходит железная дорога. Поезжайте туда, – посоветовал он мне.

Уже затемно подъехали к станции Каушаны. На путях стояли платформы и паровоз. Кто там? Наши или противник? В сумерках было трудно рассмотреть. Решил рискнуть, подъехать к вокзалу. Оказалось, что на станции наши бойцы. Командир части с удивлением посмотрел на меня, когда я ему представился. Кратко рассказал о своем путешествии.

– Как вы проскочили? Вон у дороги лесок, где только что мы вели бой с румынами, – покачал он головой.

А у меня все тревоги как рукой сняло. Я среди своих! И совсем не важно, что был бой и завтра утром уходит последний эшелон по этой дороге. Меня теперь это совсем не интересовало. Я с аппетитом поел кашу, запил ее водой. Потом, забыв обо всем, крепко уснул.

Лишь на четвертый день после вылета на переправу в Унгены я вернулся в свой полк. Там уже считали меня погибшим. Даже в журнале записали: пропал без вести. Летчики и техники взяли на память кое-что из моих вещей. Такой порядок возник стихийно, и не только в нашей летной части…

А я сразу же прибыл на командный пункт. Рассказал Иванову о пережитых событиях. Чувствовалось, что командир полка искренне и глубоко рад моему возвращению.

– Сейчас, Покрышкин, ни о чем не беспокойся. Лечись и отдыхай, – посоветовал он.