Как вырвать киту коренной зуб - Поледнякова Мария. Страница 1

Мария Поледнякова

Как вырвать киту коренной зуб

1

Что можно с уверенностью сказать о восьмилетнем ребенке? Начнем с того, что это мальчик. Что он обожает приключенческие книжки, хоккей и собак. Когда мы узнаем в нем самих себя, он кажется нам чудо-ребенком – такого не променяешь ни за что на свете. Но большую часть недели он нам совсем никого не напоминает. И тщетно спрашиваем мы себя: в кого этот паршивец уродился? В субботу устроил в ванной морской бой, в понедельник вместо того, чтобы решать задачки по математике, перемазал чернилами стену, день спустя посеял где-то свитер, а в пятницу дерзил так, что вдрызг истрепал нам последние нервы.

Что думает восьмилетний мальчик о нас?

Что мы идеальны.

Вашеку исполнилось уже восемь с половиной, и он разбирался в жизни, несомненно, больше. Знал, что в городе не бывает настоящих приключений, что впустую бунтовать против школьных занятий, пусть даже каждый умный человек в душе и признает, какая это скука – сидеть за партой, если на улице наконец-то выпал свежий снег! И что начиная с последней среды прошлого месяца у них в классе многое изменилось, когда в школу пришла новая учительница, Едличкова. Она была рыжеволосая, молодая и красивая, но мама Вашека была еще красивее и в отличие от Едличковой совершенно идеальная. Вот если бы она не была так упряма!

Именно вчера вечером Вашек всерьез задумался о том, что такая мама заслуживает и других радостей, кроме как ходить на работу, а по вечерам подписываться под замечаниями «училки», которые начиная с последней среды прошлого месяца усыпали страницы его дневника, как грибы после дождя. К тому же она не подозревает, что сегодня утром он залил какао ее клетчатую розовую кофту, висевшую на спинке стула. Однако Вашек не впал в уныние – он обязательно порадует маму. Но как? Но как? Нокакнокакнокакнокакнокак? – повторял он про себя, небрежно водя синим карандашом по рисунку.

– Что это такое? – спросила его Едличкова, подняла вверх рисунок Вашека и показала его классу. Остановилась она у первой парты, а на зеленой доске позади нее каллиграфическим почерком было выведено:

Такова была тема сегодняшнего урока рисования.

– Это кит.

– А почему у кита перевязана голова?

Вашек заколебался. Он приготовился было отстаивать право кита называться домашним животным, которого можно держать в ванной, но потом раздумал, решив, что вдаваться в подробности ни к чему.

– Потому что у него болит зуб.

Класс взорвался хохотом, учительница вспыхнула, но других вопросов не последовало. Утих и смех учеников, потому что открылась дверь и вошел школьный сторож. Был он молодой, сильный и широкоплечий, и все знали, КТО ЭТО ТАКОЙ. Жил он на самом нижнем этаже, окна его квартиры выходили во двор, а дверь на улицу. У сторожа жила ученая собака, которую он подобрал еще щенком в парке. Человек этот был на редкость добрый и начиная с последней среды прошлого месяца не забывал заглядывать к ним в класс и справляться, не холодно ли им и не дует ли где, хотя до этого не заходил ни разу. Случилось так, что старая учительница Валешова – она вела их класс и преподавала в школе тридцать третий год – заболела воспалением легких и на работу не вернулась (и так уже целый год ей полагалось быть на пенсии).

Сегодня сторож принес билеты на стадион и пригласил весь класс вместе с Едличковой в четверг на хоккей. Едличкова, легонько порозовев, подняла руку, чтобы поправить упавшую рыжую прядь – а была она в тонкой белой водолазке – и тут же вышла со сторожем в коридор.

– Почему лошадь у тебя такая длинная? – спросил Вашек у Станды, своего соседа по парте.

– Потому что впереди у нее дальняя дорога, – пустился в объяснения Станда, водя пальцем по своему рисунку. Но продолжить начатый разговор они не смогли – в класс вернулась Едличкова.

– Бенда! Мартинец! – громко сказала она, ткнув указкой в сторону Вашека и его соседа по парте. – Соберите-ка все рисунки!

Они ретиво бросились выполнять поручение, так как оно означало не только конец урока, но и конец сегодняшних занятий.

Через две-три минуты прозвенел звонок.

Мальчики пулей вылетели из школы. Станда рванул напрямки через парк. Следом за ним несся Вашек, хотя мама запрещала ему пользоваться коротким путем и не реже одного раза в неделю требовала обещания, что он не будет переходить дорогу у бензоколонки. «Где каждую минуту может случиться авария», – предупреждала она.

Только погода сегодня не располагала к выполнению маминых наказов. Если снег на проезжей части улицы давно превратился в черную кашу, то за кирпичным заводом была отличная горка. И вот Вашек решил воспользоваться подходящим случаем и опробовать новые лыжи, которые получил в подарок к рождеству. А до этого он решил еще не признаваться маме за ужином, что удрал из столовки, съев только суп. В школе он был не единственный, кто оставлял на столе нетронутыми макароны с томатной подливкой.

На краю улицы Станда резко сбавил ход, а Вашек, поскользнувшись, въехал в лужу. На другой стороне, скрипя шинами, остановилась цистерна, разбрызгивая вокруг себя грязь. Водитель, опустив стекло, высунулся из кабины и позвал:

– Эй, ребята, хотите прокатиться?

Станда не раздумывая кинулся вперед, Вашек, перебежав дорогу, помчался за ним. Снова вспомнилась мама: она строго-настрого запрещала вступать в разговор с чужими людьми. Но схватить Станду за рукав ему удалось, только когда тот уже влезал на подножку машины, на которой было написано «ЛАКТОС – пражские молочные».

– Ты его знаешь?

– Ну да. Это мой папа.

У Вашека аж дух перехватило.

– Это КАКОЙ?

– Конечно, ЗАПАСНОЙ.

Он сидел за рулем. Сильные руки, широкая улыбка на давно не бритой физиономии. Насвистывал. И пару раз заговорщически подмигнул ребятам. Когда машина у перекрестка остановилась на красный свет, он сунул руку в карман кожаной куртки и протянул каждому по зеленому пакетику мятной жвачки.

– Это безнадежное дело, – вздохнул Вашек. – Мама говорит, что каждый сто?ящий мужчина уже женат.

– Нужно только умеючи поискать, – засмеялся ЗАПАСНОЙ папа и дал газ.

– Как моя мама, – поучительно подтвердил Станда.

– Нацепил я этот галстук, – продолжал свой рассказ шофер, – представился что твой министр, мы съели шницеля, запили пльзеньским пивом. – Большой ладонью он шлепнул Станду по спине. – И вот мы с ним уже приятели.

Станда радостно кивнул и важно добавил:

– Когда вырасту, тоже стану развозить молоко.

Вашек, и глазом не моргнув, сразу же козырнул:

– А я буду, как мой папа, АЛЬПИНИСТОМ!

Дома Вашек залез под диван и вытащил на ковер старый и ободранный чемоданчик, перетянутый веревкой. Отложил в сторону блесну, пустые гильзы, мешочек со значками, пистоны и рогатку – сегодня это было ему ни к чему – и вытащил на свет старый снимок, вырезанный из журнала и неумело подклеенный клочком бумаги. Лицо альпиниста на групповой фотографии, в сущности, уже невозможно было разглядеть. Вашек пытливо и долго всматривался в этого человека, который был на голову выше остальных, и раздумывал над каждым словом, сказанным новым папой своего приятеля.

И решил действовать.

В четверг Анну ожидал сюрприз.

Она же, ни о чем не подозревая, обходила магазины, покупая яблоки, полуфабрикат сладкого пирога, панировочные сухари, морковь и картошку, а еще оберточную бумагу для Вашека и кнопки, шарики «Антимоли» для Карлы Валентовой.

Увешанная сумками, открывала она дверь дома плечом, а на первом этаже у порога своей квартиры ее уже поджидала Карла, седая старушка с маленькими живыми глазами и твердым характером.

Два года назад ей оперировали тазобедренный сустав, и она, мобилизовав всю волю, как-то справлялась с тяжкой болезнью. Не желая показываться на улице с костылями, Карла вообще не выходила из дома, посиживала на балкончике, попивала настой из трав и трижды в день усердно занималась лечебной гимнастикой. Вечерами же приглядывала за Вашеком.