Черный зверь - Полосухин Виталий. Страница 22

Поле битвы было не то, что часами раньше. Пули и ядра не свистели, теперь тут царили другие звуки – стоны раненых. Гренадеры, по одному или по двое, взяв на плечи, оттаскивали полуживых братьев по оружию. Первым делом – раненые, убитые подождут. Роман увидел, как Лиза спешилась, привязала к луке саблю, с той стороны, что была к лесу, и пошла к холму. Роман, чувствуя странное, не стал окликать ее – он тихо следовал за ней.

Лиза скрылась за холмом. Роман, пригнувшись, пробрался в воронку от снаряда. Выглянув, он увидел, как Лиза склонилась над стонущим французским драгуном. Тот не шевелился, только тихо стонал, желая, верно, на грани сознания подавать признаки жизни тем, кто будет его искать. Он не мог знать, что его соплеменники сейчас были дальше, чем его враги.

Лиза упала перед ним на колени, наклонилась над лицом. Роман подумал, что она зачем-то хочет поцеловать его. Но в следующую секунду он услышал вскрик француза, судя по силе, последний перед смертью. И всхлипывающий звук. Роман вгляделся… и внезапный холод пробрал его до самых костей. Лиза, припав к шее несчастного, глотала его кровь,

Роман, чувствуя, как его горло сжимается изнутри, сполз к низу воронки, хватая руками теплую ночную землю. Теперь, ему казалось, он явственно слышал эти хлюпающие звуки. Он слушал их до конца, не смея пошевелиться. Только когда топот. копыт за холмом стих, он сорвался с места и подбежал к драгуну. Глаза того уже потухали, А на шее виднелись сизые пятна укуса.

Так он узнал еще одну тайну Лизы Разиной, гораздо более страшную, чем прежняя. Вернувшись в полк, он все еще находился в прострации, а в глазах стояла сцена: Лиза, склонившаяся над телом драгуна.

Около полуночи прибыл адъютант с приказом генерала Багратиона отступить на основные позиции,

Полки заночевали под открытым небом. Развели костры и повалились на телеги, на расстеленные по земле палатки, которые уж не было сил и желания ставить. Все время ища глазами Лизу, Роман никак не мог уснуть. Чего он теперь хотел от нее? Уже не страсть не давала ему покоя, а страх. Лиза перестала вдруг для него быть девушкой, и даже гусаром. Она была теперь чем-то неизвестным, пугающим, непонятным. Дьявольским отродьем, рассказами о которых ночами пугают друг друга дети. Хоть и усталый, от этого он заснул поздно и проспал утренний молебен.

Следующий день все было тихо. И поту и по другую сторону готовились к большому сражению. Остатки кавалерийского полка, в котором был эскадрон Романа, приняли в состав конной дивизии. Первый кавалерийский корпус, в котором состояла эта дивизия, находился в резерве части под командованием генерал-лейтенанта Уварова, До позднего вечера инженерные части и ополченцы продолжали возводить укрепления по всей линии расположения войск, достраивали редуты, расширяли флеши. Такие флеши по самому центру позиций держал Багратион.

Роман ходил как в горячке, не замечая ничего вокруг. Ему чудилось, что Лиза – это знак проклятия, каким помечена эта война. Кому и за что это зловещее проклятие, он не знал, он только чувствовал, что в смертях, в сотнях, тысячах, десятках тысяч смертей, которые уже были и которые еще будут, и в дьявольской сущности Лизы есть что-то связывающее. Когда же Роман внезапно столкнулся с Лизой, он вдруг неожиданно для себя схватил ее за руку и потащил в сторону от людей, снующих вокруг. Укрывшись в остатках березовой рощицы, которые еще не успели срубить на военные нужды, он, испытующе глядя ей в глаза, тихо сказал:

– Я видел вчера вечером.

Лиза удивленно подняла брови.

– Вот как… – спокойно ответила она, – Ну что ж, должна признаться, мне этого совсем не хотелось.

– Кто ты?! – требовательно спросил Роман, стараясь не повышать голоса, хотя их вряд ли могли услышать, i Лиза устало вздохнула:

– Это вопрос. Сколько раз я его слышала, ни разу не ответила правды.

– Ты человек?

– Что значит «человек»? Кто такой человек?

– Создание Божье!

– Ах, создание Божье. А если Бога нету?

Роман вспыхнул. Ему все стало ясно.

– Так ты отродье дьявола!

Лиза улыбнулась:

– Ну какое же я отродье? Разве отродье стонало бы так в твоих объятиях? Разве тебе было бы так хорошо с отродьем?

Она нежно провела рукой по его щеке, но Роман ударом отбросил руку. Ему стало стыдно и совестно,

– Я заявлю на тебя, – сказал он уже не так решительно.

– Не смеши меня! Что же ты заявишь ? Юнкер Разин пьет кровь раненых солдат ?

– Я вызову тебя на дуэль! – воскликнул он.

– Женщину? – язвительно спросила Лиза.

– Но как же… – упавшим голосом забормотал Роман. – Ты же пьешь их кровь…

– А ты чем лучше? Этой сабелькой ты не пьешь их кровь?

Роман замотал головой, не в силах найти ответ.

– Ведь он же дворянин… Ведь нельзя же кровь нечистым…

– А мужику, значит, можно? Я вам, сударь, вот что доложу: на вкус – одинаково.

От этих слов Роман вздрогнул и отступил назад, с ужасом глядя на Лизу. Не в глаза, которых он не мог уже разобрать, а в лицо, которое недавно еще казалось ему самым прекрасным на свете, ангельским лицом. Не в силах больше оставаться близко с ней, он повернулся и бросился бежать.

Роман бродил около часа по лагерю, приходя в себя от слов Лизы. Ему было плохо, как не было уже давно. Он не понимал, что происходит с ним, что он чувствует сам по себе и по отношению к Лизе. Любил ли он ее? На этот вопрос он пытался ответить, осознавая все яснее, что потеря ее для него оказалась больна. Ничего перешив и не надумав, он вернулся к костру и угрюмо сел невдалеке. Офицеры разливали кипяток из закопченного чайника, болтавшегося над костром, много курили и громко смеялись. Как обычно. Они не могли сейчас друг без друга, а Роман вдруг оказался совсем один.

– Что с вами, Киреев? – К Роману подошел высокий красавец юнкер Андрей Углава и предложил ему кипятку. – Хлебните, старина, согрейтесь, Я вижу, вы совсем смерзлись! – Он рассмеялся. Роман обнял кружку и стал греть ладони. Тепло обвивало кисти рук, текло за рукава, растворялось в крови и усыпляло. Роману виделась Лиза, лежащая на глянцевой траве в мужской сорочке, на ее бедре играет солнечный луч, отражаясь и золотя бледную кожу. Картина не движется, только лучик скользит по ее телу, ниже, к бледному сгибу под коленом. Вдруг Лиза улыбается, обнажая звериные клыки, и издает рычание…

Загрохотали пушки. Роман очнулся, крутанул головой, приходя в чувство. Костер прогорел. Ходили казаки и гусары, бессловесные, как призраки, затравленно оглядывались офицеры, держа руки на эфесах. Бой уже начался, и невидимые волны человеческого страха докатывались и сюда, за деревню, в резерв. Роман никак не мог сбросить с себя пелену какого-то непонятного забытья, ощутить реальность происходящего. Чувство надвигающейся опасности смешалось с остатками давешних страхов и образом Лизы.

Он сбросил шинель и зябко поежился. Рассвет едва продирался сквозь желе тумана. Роман искал взглядом Лизу, подсознательно стремясь убедиться в том, что виденное им – сон. Лизы не было. Проплыл рядом полковник, опустив нос в землю, и пробурчал;

– Готовьтесь, ротмистр, и до нас дело дойдет.

Через пару часов остатки полка скучковались вокруг лошадей, но Лизы все не было видно. Время туманом окружило людей, не желая уходить.

Наконец по цепи пошли окрики командиров: из штаба прискакал генерал с адъютантами. Было приказано атаковать левое г крыло французов, дабы отвлечь внимание Наполеона и оттянуть часть сил на себя.

Кавалерию двинули к селу. Уланы и гусары красными и синими линиями потянулись к лесу. В строю Роман наконец разглядел узкую прямую спину Лизы. Но тут лесок закончился, и внимание Романа само собой переключилось: впереди были обозы французов.

– Главное, шуму больше, ребятушки! Пусть с них портьм поспадают! – крикнул полковник и заорал уже вовсю: – В атакуя

– Ур-р-ра!!! – загрохотало и покатилось по равнине. Казаки, гусары засвистали, лошади пошли галопом, и кон ница растянулась по равнине. Французы и немцы, застигнутые врасплох, почти не сопротивлялись: быстрые казаки на легких лошадках, опередив гусаров, жарили тяжелых неповоротливых кирасиров. Роман скакал между перевернутых обозов и буксу– ющих в грязи раненых лошадей и человеческих трупов.