Восстание на Боспоре - Полупуднев Виталий Максимович. Страница 129
– Отвлекся я… ненадолго. Вот решил раздать крестьянам хлеб, что у Саклея был запасен здесь, на Железном холме. Видишь, сколько возов – и все хлеба ждут! Сейчас начнем.
Абраг сделал рукой нетерпеливый жест, и усы его опять возмущенно натопорщились. Савмак сделал ему знак не спешить. Тот вздохнул, бросая на Пастуха угрожающие взгляды.
– Велика твоя любовь к народу, – промолвил царь, – но о делах поговорим немного погодя. А сейчас пойдем в Саклеевы покои, подкрепимся и обдумаем все не спеша. Нужен тебе, Пастух, помощник, который занялся бы нуждами крестьян. Не забудь, что, кроме Нимфея, еще не сдались ни Ермизий, ни Зефирий, ни Акра, не говоря уже о многих малых селениях, где укрепились враги наши.
Они вошли в трапезный зал и приблизились к столу. Здесь распоряжался Лайонак. Он приказал убрать труп хозяина, накрыл стол скатертью и уставил его яствами. Пастух, увидев белые хлебы и заливную рыбу, принесенную из ледяных подвалов, поморщился.
– Дайте мне ячменную лепешку и вареное просо! Мое брюхо не примет этой барской еды. А вместо вина принесите воды! Если рабы в городе начнут есть дорогие кушанья и пить сладкие вина, то крестьянину-сатавку опять придется работать много, а есть мало. Иначе вам не хватит на веселую и сытую жизнь. Но зачем рабам сладости и вина?
И, несмотря на уговоры, Пастух отодвинул от себя тарелки и кубки, достал из-за пазухи луковицы, стал резать их на столе ножом, солить и класть в рот. К рыбе и пирогам не притронулся.
– Эй! – крикнул он сторожевому воину. – Скажи нашим людям, чтобы не ели всякой дряни и не пили вина! Кого замечу пьяным – заставлю идти за хвостом своего коня! Хлеб и вода – вот пища восставшего воина-пастуха! Говори, Савмак, что я должен делать? Ибо царю, избранному народом, присягаю!
– Ответь мне: что делают сейчас сатавки-поселяне?
– Празднуют свое освобождение!
– Это великий праздник! Но подумали вы, не уйдет ли время для посева?.. Может быть, назавтра праздник-то прервать, посеять все, что еще не посеяно, а потом праздновать и веселиться?! А?
– Не обременяй своей головы, о новый царь, крестьянскими делами, – усмехнулся Пастух, – наводи порядок в Пантикапее! Ибо все зло – в городах. А свободные пахари сами знают, когда им сеять и сколько. Теперь их судьба в их руках. Хотят – сеют, хотят – не сеют… А разве радость людскую можно прервать?.. Слышишь, поют!
Крестьянский воевода склонил голову набок и прислушался к нестройным звукам, доносившимся со двора.
– А если не посеем сейчас, – продолжал так же спокойно Савмак, пристально глядя в лицо Пастуха, – то что же есть будем целый год?
Пастух опять взглянул в ответ с лукавством и хитрецой.
– Не посеют – сами и будут виноваты, спросить не с кого! Да не тревожься, пшеницу засеяли еще до бунта, правда, не везде… А вы что, тоже сеять приехали?.. Малость опоздали, ну да ничего. Земли много, начинайте! Ведь и горожанам надо есть, – значит, надо и сеять!
– Ох, темен ты, Пастух, ой как темен! – не удержался Абраг, разводя руками. – Видно, около, овец мудрости не наберешься. Смотрю я на тебя как на деревянную колоду – толста и тяжела, а внутри одна гниль и труха.
– Как так? – широко раскрыл глаза Пастух, поражаясь решительному тону старого раба.
Тот продолжал:
– Да пойми ты, человек в шкурах! Городские рабы великое дело сделали, царскую рать разгромили, царя уничтожили и Диофанта еле живого выпустили! Развалилась держава эллинская, а на ее место теперь другая становится – сколотская! И царь у нас – сатавк! Вот он, перед тобой!.. Это он вел рабов на бой! А сейчас из тех же рабов дружину создал, для которой весь Пантикапей будет мечи ковать, луки гнуть. Ибо готовимся мы к великим боям… Как же мы сможем сами хлеб сеять, если война-то на носу?!
– Какая война, с кем?!
– Ах темнота, темнота! Да разве дадут нам хозяева жить спокойно? Они за проливом ножи на нас точат! Великую рать вооружают! К Митридату еще раньше послов направили, просили его войско послать на Боспор, против народа!.. Не успеешь выспаться у костра на своей сырой шкуре, как нагрянут со всех сторон!.. Свободу надо мечом защищать, пойми ты, дубина этакая!
– Ну, ну, не ругайся! – ответил озадаченный Пастух. Он никак не ожидал, что этот невысокий, но коренастый старик с кулаками, как кувалды, так просто заставит его почувствовать непривычную неловкость. – Свободу мы будем защищать!
– Так ведь войску нужен хлеб, чтобы оно с голоду не умерло! И кузнецам, что мечи куют, тоже есть надо!
– Каждый должен взрастить хлеб свой!
– Хлеб взрастят крестьяне, а горожане мечи выкуют. А царская рать воевать будет, свободу нашу охранять. Каждый свое дело делает, пойми ты это. Ты вот хлеб раздаешь – а кому и по скольку?.. Один сумеет больше других захватить, а потом сгноит хлеб в яме. А голодному куска не даст. Другой этого хлеба и не увидит… Царь же наш, народный, хочет, чтобы все сыты были!.. Ах, Пастух, Пастух! Горе тебе, и народу с тобою тоже торе!
– Ты что, приехал ругать меня?
– И поругаю, если есть за что.
– Подожди, Абраг, – вмешался царь, улыбаясь. – Нет, Пастух, не ругать я тебя хочу, но помочь чем могу.
– Вот это мне как раз и потребно!.. Не успеваю я везде: Нимфей брать надо, голодные хлеба просят – тоже надо дать. А там еще по деревням свадьбы начинают справлять – и все зовут.
– Вот я и хочу тебе помочь.
– Повелевай, все исполню!
– Ты, Пастух, человек ратный и потому не успеваешь делать дела крестьянские. Сказал я – помощник тебе нужен. Кого ты хотел бы?
– Давай вот этого, седого! – указал Пастух на Абрага. – Хоть и ругается, но по мне человек этот.
Все рассмеялись. Лайонак налил кубки. Друзья выпили. Пастух воздержался.
– Весь хлеб, – сказал царь, – что остался в кладовых Саклея, сейчас же надо погрузить на крестьянское арбы!..
– Вот это правильно! – заулыбался Пастух.
– И отправить под охраной конных воинов в Пантикапей, там им Атамаз распорядится. И больше раздач хлеба вот так – бери сколько хочешь – не производить!
– Как же так? – оторопел Пастух. – Хлеб-то крестьяне сеяли, значит, он должен быть им и отдан!
– Нет, – пробасил Абраг, – хлебом крестьян мы снабдим, только не так, как это ты делал. Город тоже есть хочет, я уже говорил тебе.
– Эх! – ударил Пастух шапкой об пол. – Жила деревня для города, для него сеяла и жала, по его милости голодала. И опять вы хотите выжать из пахаря масло. Говорю вам: не троньте крестьянина, он хочет сам жить для себя и будет счастлив, если все города провалятся сквозь землю! Не нужен город крестьянину! Он сам соберет и съест хлеб свой, соткет себе холст, выкроит из кожи сандалии! А город без деревни – ничто! Много там бездельников и белоручек, вот их посылайте пахать и сеять! И не пытайтесь сделать опять рабом несчастного сатавка!
– Не прав ты, Пастух, – мягко возразил царь, – ну, да мы с тобою еще поговорим. А сейчас, Лайонак, ты будешь сопровождать обоз с хлебом, в городе ждут его. И готовьте к моему приезду всенародную экклезию. Я же с Пастухом и Абрагом проеду по деревням и побываю под Нимфеем.
– Береги себя, государь! – начал было Лайонак, но оба пожилых сатавка перебили его возгласами и уверениями, что царю ничто не грозит.
Все встали из-за стола и поочередно обнялись.