Моя душа состоялась. Дневник Алены - Полюшкина Елена Викторовна. Страница 57

Вот взяла и увлеклась рецензированием. Сама не заметила, как втянулась. Описываю свои впечатления и получаю огромное удовольствие от этого. Другое дело, что спустя определенное время, могу возненавидеть свою работу, но по, большому счету, мне нравится заниматься этим. Я уже влюбляюсь в это занятие. Так мало прошло, а все изменилось в моей оценке рецензента. Но здесь один существенный момент: я люблю хвалить спектакль, выявлять наиболее удачные и яркие моменты, говорить о положительном восприятии. Но что будет, когда придется, а придется непременно, что-то или кого-то ругать? Не знаю. Как бы ужасно это ни было, мне нравится. Я удачно поступила. Это все-таки то, что мне нужно. Только бы не завалить сессию, господи!

Настроение на седьмом небе! Написала, как мне кажется, лучшую свою рецензию. В какой бы жанр ни заглянула, увлекаюсь и развиваюсь. Очень быстро. Блеск! Так хорошо получилось. Мне нравятся все свои работы, но эта – прелесть. А вдруг… И снова сомнение. Это бесконечно. И это, как ничто другое, помогает. Все-таки я – это здорово.

Только бы сдать сессию. Тогда по-настоящему очнусь. Сейчас боюсь почувствовать в полной мере радость жизни, боюсь сглазить. Хотя все равно со всеми срывами, истериками и страхами моя жизнь замечательна. И мне нравится ее безумие и страстность. Но такая уж моя участь – вечно находить недостатки, создавать проблемы, а когда их нет, уже скучно. Говорю о серости буден, мне легче, когда сложнее, мне интересней, когда хуже и лучше и многообразнее. И чем противоречивее жизнь, тем больше она приносит творческих задумок, мыслей, сюжетов. Тем ярче и глубже я чувствую, а значит, пишу.

18.11. Рано утром позвонила Галя. Сказала, что вышла подборка. Наконец-то. Моя первая публикация. Правда, голос у нее был, мне показалось, расстроенный. Она сказала, что получилось не совсем так, как она хотела. Но, главное, свершилось. «Первый блин комом».

Это позже буду диктовать сама условия публикации. А сейчас просто рада, что напечатали. Беспокоит Галино настроение. Надо ей позвонить вечером.

Все-таки по телевизору я промелькнула во вчерашней передаче. Я не видела, но мне рассказала мама по телефону. Очень недолго, как раз тот момент, когда я говорю, что любить можно однажды. А Б., когда он говорил о free love.

Все ясно. И Г., и Н. не сказали ничего определенного о моих работах, потому что нечего было говорить. Потому что неудобно им говорить, что это никуда не годится. Очень деликатные люди. Увы мне! С чего это я взяла, что так классно пишу рецензии. Самообман. Если бы по-настоящему понравилось, то, конечно же, стали бы хвалить, предложили напечатать, а так – ничего определенного, кроме как: да, понравилось. И все? Наверное, Г. меня не любит, я навязываюсь, это плохо выглядит. А если Н. тоже считает, что я графоманка и посредственность? Боже мой, как пережить, неужели действительно так. Но поверить не можется, не в силах. Опять упадок, самобичевание и нагнетение духоты. Как узнать правду?

Мне кажется, неизбежен наезд на меня определенной части девчонок из группы. Я некоторых все больше раздражаю. И снова сомнение: думаю, завидуют: легкости написания, приоритету внешнему в общении. Но все это глупо, глупо. И пусто. Опять запуталась. Мечусь, пытаюсь за что-то уцепиться. А в душе – странное противоречие горечи и ожидаемого восторга.

Откуда, несмотря ни на что, это пьянящее ощущение радости. Странно до чего. Все так тревожно, зыбко, неприятно даже, и я все это тоже чувствую, но восторженное, какое-то глупое состояние поднимается из самых глубин души и расцвечивает серость окружения феерическими брызгами грядущего праздника.

У меня совершенно своя, отгороженная от универа, интересная и трудная жизнь, трудная в смысле скачков моего настроения. Я удивляюсь иногда своим мучениям. Чего же мне нужно еще? Но, наверное, просто боюсь спокойствия повседневности, рушу его, убегаю, придумываю кучу глупостей и сложностей. Просто я так живу и, видимо, не умею по-другому. Не получается.

Занозой на сердце С. К. Влюбляюсь в него все сильнее. Если это не будет взаимно, сойду с ума от горя. Но он должен меня оценить. И В. М. должен. Как же по-другому? Я же должна, должна, должна стать лучше, профессиональнее, развить свой талант. Я же чувствую в себе уверенность. Пусть сомнения, пусть слезы и срывы, я знаю, я должна, мне необходимо быть с ними.

Судьба, судьба, как ты умеешь со мной обходиться! Когда возвращалась из театра, ехала в метро, увидела такого замечательного мальчика. Он вошел в другом конце вагона, прошел, встал напротив. Мы смотрели друг на друга или не смотрели, но ощущали, что хочется смотреть. Если бы не глупые приличия и нормы поведения, я бы сама с ним заговорила. Мы вышли на «Академке». Я пошла вперед, он пошел за мной. Я все ожидала, что он догонит меня, заговорит, я так хотела этого. Вышла из метро, пошла по прямой, обернулась – его нет. Так жалко стало себя, его, наше несостоявшееся знакомство! Я грустно улыбалась, думая о странности рока и считая, что уже ради того, что я увидела эту прелесть, мне стоило уйти со второго действия из театра. Он, кстати, не красивый, но такой милый, лицо тонкое, одухотворенное. Мне показалось, когда ехали друг напротив друга, я чувствовала его интерес, какое-то единение. Покой, взаимное притяжение. Я думала, ну, почему я не знаю его, он мне так близок. По каким-то непонятным, неземным меркам он – мой человек, а мы не познакомились.

Шла так себе, думая о нем и грустя, а когда вышла к кинотеатру, увидела его впереди, переходящим на другую сторону. Он как раз обернулся, увидел меня, я непроизвольно ускорила шаг, потом опомнилась, пошла, как раньше, не сводя с

него глаз. Он довольно долго смотрел, оборачивался. Шел впереди, я за ним. У школы свернул, я пошла прямо, он снова обернулся, я тоже, остановилась на несколько секунд, он тоже, смотрели друг на друга, медленно пошли, свернув головы, потом уже действительно все. Разбежались, расставание… Какая дичь! Я шла, думая, ну, почему он меня не догонит, почему все так глупо, нескладно? Я так хотела познакомиться, и он хотел, не сомневаюсь. Столько странных совпадений и нелепостей, недоделка какая-то, недоговоренность, разошлись вот. Возможно, навсегда. А почему? Если чувствовали что-то общее, тянулись друг к другу, почему так обидно судьба разлучила наши души, не дав и шанса узнать получше, просто узнать?

Грустно так. Но я улыбалась и грустила одновременно. Такая вечерняя новелла, где возможны самые разные повороты событий. Кто знает, может, еще встретимся.

Такой замечательный мальчик. И не мой. Мне жалко, но, видимо, так и нужно мне же. И теперь я считаю, наша молчаливая встреча служит оправданием тому, что я, нарушив свои правила, впервые ушла из театра, не досмотрев до конца. Не буду бичевать. Просто это не мой театр. Чуждая мне стилистика. Все в спектакле казалось нарочитым, «сыгранным», разукрашенным, подчеркнуто преувеличенным. Конечно, это особая стилистика, водевильно-кабарешная, не претендующая на прозрения, легкая и живая. Но как раз живости, непосредственности я не уловила. Некоторая натянутость диалогов, как мне кажется, слишком длинные фрагменты, порой сюжет действительно увлекал, но в цельной композиции эти длинноты воспринимались неумением собраться, сконцентрироваться и более лаконично и броско выявить главное, гармонически совмещая маленькие истории в одну жизнь. Когда игра в игру становится образом жизни, труднее уловить ту грань, за которой кончается искренность и начинается ремесло. Дело не в тонкости и пошлости. Не только в них, а в манере держаться на сцене, преподносить себя, умении находить нужную тональность, разграничивать свое самочувствие на палитру оттенков, пусть немногочисленную, в пределах даже одной роли. Много смешных, увлекательных эпизодов не становились настоящей праздничной атмосферой. Мне было неловко за невыразительность актеров, скольжение их по поверхности. Театральная условность здесь не блистала карнавальными брызгами и очаровательными импровизациями, как на Юго-Западе, не трогала энергией и озорством ребят из «Щуки», она была выставлена напоказ, обнародована, из нее сделали макет, и она перестала быть настоящей, превратясь в довольно занудную стилизацию. Стилизацию штампов. Это неплохая идея. Но опасная. Театр, подчиняясь внешней легкости жанра, закашлялся. Может быть, еще не все потеряно, и можно найти лекарство? Я считаю, нужно еще раз сходить на этот спектакль и досмотреть его до конца. Может, это я чего-то недопоняла? Не люблю неопределенностей. Сегодня, кстати, были телевизионщики. Болтались перед театром, в фойе, записывали сам спектакль. Публика довольно рафинированная. Заметила несколько примелькавшихся лиц. Приятно, когда вокруг элегантные люди. Но все же остаться на второе действие не захотела. Устала от дешевой, ориентированной на мас-скультуру, невысокий уровень развития манеры говорить, держаться, играть. Я не понимала этих ребят. Я не ощущала, что им нравится делать то, что они делают. Не могу быть уверенной в правильности своей оценки, но это один из немногих спектаклей, который мне неприятен, чужд. Мне жалко было мальчика-гардеробщика, который грустно и долго смотрел на меня, потом сказал: «Девушка, зачем же вы уходите? Еще второе действие». Я ответила: «Знаю». Он спросил: «Вам не понравилось? Будет интересней». Я смущенно улыбнулась ему. Мне было неудобно делать ему больно. Я не могла сказать, что, по-моему, это – полная чушь. Не могла. При выходе бабушка, наверное, билетерша, тоже спросила, очень мягко: «Вам не понравилось?» Такая кроткая. Это было выше моих сил. Я сказала, что, к сожалению, не располагаю временем, но еще обязательно приду посмотреть этот спектакль, т. к. у меня пропуск. Плохо обманывать, но хамить еще хуже.