Барбаросса - Попов Михаил Михайлович. Страница 47

В ответ на мягкие упреки кардинала отец Хавьер спокойно ответил:

– Я тружусь над нашим делом непрерывно, я тороплюсь, но боюсь спешки.

– Тем не менее…

– Надо сделать хорошо. Пусть даже и медленно. Никто не оценит нашей спешки, если она будет безуспешной, но все простят нам медлительность, а Господь раньше всех, если мы победим.

Кардинал махнул рукой: старика не переубедить. Его нужно или убить, или ему довериться.

Почти сразу вслед за этим разговор коснулся судьбы молодого офицера.

– Мартин де Варгас? – насторожился монах.

– Именно он.

– Он мне нужен.

– Так возьмите его.

– Так дайте мне его.

– Он всего в трех сотнях шагов от вас.

Через час с четвертью изможденный, но вдохновленный освобождением лейтенант предстал перед двумя находящимися в непонятном сговоре священниками.

– Хотите есть?

– Сначала я хочу вам кое-что объяснить.

– Вы не умрете во время объяснения?

– Если я не умер там, то… впрочем, у вас тут не намного веселее, чем в той крысиной норе, куда меня засунул генерал Наварро.

Кардинал и монах спросили одновременно:

– Педро де Наварро?!

– Он, святые отцы, он. Герой и победитель, он принял меня в парадном мундире и отправил в тюрьму.

– За что?

– Я отказался жениться на его дочери.

– Почему?

– Хотя бы потому, что я уже женат.

Кардинал Хименес помассировал кисть левой руки.

– О вас рассказывают всякие небылицы, лейтенант, теперь я вижу, рассказывают не зря.

– Давайте лучше я сам вам кое-что расскажу, и тогда вы составите окончательное мнение о небылицах, которые ходят на мой счет.

– Что ж, начинайте.

И лейтенант начал.

Большая часть того, что он торопливо, страстно, но подробно поведал отцу Хавьеру и кардиналу, описана в предыдущих главах. Надо сказать, что монах в отличие от всех тех офицеров и генералов, с которыми Мартину де Варгасу довелось беседовать перед своей отставкой и после нее, отнесся к словам лейтенанта с полным доверием. Этим он не удивил рассказчика, но позабавил кардинала. Тот не мог понять, почему монах не поверил до конца рассказу Антонио Колоны (кардинала ознакомили с его записью), столь внешне достоверному, но внимает со столь серьезным интересом баснословным бредням лейтенанта.

Впрочем, отцу Хавьеру виднее, он не раз уже доказывал это. Его преосвященство решил не вмешиваться, каким бы причудливым путем ни пошло развитие событий.

– Итак, вы утверждаете, что план генерала Тобареса был хорош.

– Клянусь святыми дарами, да! По крайней мере в той части, что была мне им открыта. Если и можно было схватить Краснобородого, то лишь тем способом, который предложил генерал. Именно поэтому я с такой страстью выполнял его распоряжения.

– Приказы дона Афранио Гомеса вас не вдохновляли, насколько я понял?

– Да. Капитан был славный человек и хороший комендант для мирного времени. Но когда мирное время кончается, нельзя оставаться хорошим человеком, надо становиться хорошим военным.

Молчаливый Педро внес большой длинногорлый кувшин и молча поставил на стол перед офицером.

– Это козье молоко, подкрепите свои силы.

– Когда я на свободе и могу заниматься любимым делом, мои силы восстанавливаются сами собой.

– Налейте, святой отец, мне,– попросил кардинал. Взяв в длинные, со слегка припухшими суставами пальцы чашу, он снова отошел в угол и там тихо устроился. Его не оставляло ощущение некоторой странности происходящего. Вот он, второе лицо в государстве по своему значению и влиянию, присутствует при не вполне понятном действе и не испытывает неудобства от того, что оттеснен на его периферию, отставлен в сторону. Выуживаемая из хаоса слов истина ему интереснее, чем его положение в происходящем.

– Чем же вы, как я вижу, человек, сведущий в военном деле, объясняете тот факт, что такой замечательный план, да еще сохранявшийся в тайне, провалился?

– Этот вопрос мучает меня даже больше, чем вас, святой отец.

– Не было ли шпиона на корабле генерала Тобареса? В его окружении?

– Я не могу ручаться за то, что шпиона не было, но я не понимаю, как бы этот шпион успел добраться до расположения Харуджа за то время, что было в его распоряжении. Не говоря уж о том, откуда бы Краснобородый взял время подготовить встречный план.

Отец Хавьер обмакнул губы в прохладную белую жидкость.

– А не может ли быть объяснением то соображение, что Харудж подготовил свой план заранее и пустил его в ход только после того, как получил сообщение о прибытии испанского генерала?

Мартин де Варгас на минуту задумался над этим мудрено построенным вопросом.

Монах сделал жест рукой, освобождающий лейтенанта от необходимости отвечать.

– Мы рискуем незаметно перейти в стихию чистых домыслов, а наша цель не придумать красивое объяснение, а объяснить, что произошло.

– Думаю, что именно это наша цель, святой отец.

– Тогда проследуем дальше. Вы упомянули о том, лейтенант, что помимо огромного азарта, радости, что вы можете проявить себя во всем блеске и с наибольшей пользой, вы почувствовали, как вам кто-то как бы начал противодействовать. Так ли я вас понял?

– Так, святой отец. Все мне стали твердить одну и ту же фразу.

– «Мартин де Варгас, ты не победишь!» Да?

По телу офицера пробежала слабая дрожь.

– Да, святой отец, да!

– Совершенно незнакомые люди, люди, которых вы видели впервые, говорили вам эти слова?

– Правильно.

– Кто сказал их первым?

– Какой-то погонщик, бербер.

– Погонщик верблюдов?

– Нет, кажется, нет. Ослы! Он вел осла. Одного или двух.

– И, проходя мимо…

– И, проходя мимо, бросил: «Мартин де Варгас, ты не победишь!» Не поворачивая головы в мою сторону.

– Второй?

– Второй? А второго не было. То есть, наверное, был, потому что я слышал его голос. Из шатра базарного брадобрея. Я откинул полу, нет, я распорол ее шпагой и увидел, что там внутри никого нет. Потом это продолжалось. Продолжалось как наваждение.

– Что значит «наваждение»?

– У меня создалось такое впечатление, что и камни дорожные, и акации, и птицы – все они кричат мне эти слова.