Плерома - Попов Михаил Михайлович. Страница 55

Валерику никто не ответил. Он шмыгнул носом, как двоечник, и продолжил:

– Я воспользовался тем, что собранные останки должны по закону пройти довольно длительную процедуру идентификации перед началом стандартных воскресительных действий, сделал вид, что я пострадал вместе с философами, и смылся. Покато, се, следствие, прозвеню веселым будильником по миру. Помчался на родину, извини, это детская слабость, конечно, но мечталось покрасоваться. Ну и, в общем, удалось ведь. Бажина я даже, кажется, испугал. Он там, судя по всему, по-прежнему усиленно копает в поисках средства для надежного самоубийства, и мой визит воспринял с ужасом. К нам едет ревизор! А я, – Валерик вдруг сухо, как мог бы это сделать скелет, засмеялся, – а я оказался Хлестаковым!!!

В комнату тут же вошел Сурин, он держал в одной руке чашку с чаем, второй держал ложку и размешивал ею чай. Взгляд у него был строгий.

Валерик уже овладел собой.

– Так что вот извини меня, собственно, за этим я к тебе и доставлен.

– За что тебя извинить?

– Как это за что? Я тебе скорей мешал, чем помогал, не со зла, а так, чтобы кудрявее жить в этот момент. Не думаю, что так уж перебежал тебе дорогу с Любашкой, но если считаешь, что перебежал, прости. Хотелось напоследок порисоваться хоть перед какой-нибудь женщиной.

– А где она? – спросил вдруг Жора.

Валерик развел длинными, сухими руками.

– Как уехал я к своим насаждать напоследок мир да любовь, так и не видел ее вообще.

– А может она быть у своего отца, Матвея Ивановича? – опять выскочил с вопросом десантник.

Худой старик задумался.

– Трудно сказать. Скорее, нет, чем… Вы знаете, кого пощупайте.

– Кого?

– Ее куратора из Лазарета. Бывает в непростых случаях, они привлекают человека, который рисует, так сказать, психологический портрет воскрешаемого. Иногда без этого нельзя, душа может, так сказать, плохо присоединиться к телу. Так вот этот человек…

Жора подпрыгнул на месте и яростно хлопнул себя ладонями по ляжкам. А потом еще и зарычал. На него явно нашло просветление. Сорвав с шеи медальон, десантник бросил его на стол, в пространстве охваченном цепочкой, образовался компьютерный экран.

– Так, – крикнул Жора, – слушай меня, браток, внимательно!

– Молодой человек, вы нам мешаете, – строго сказал Сурин.

Десантник недовольно на него покосился, но спорить с властью…

– Ладно, слушай, Вадик, я сейчас разберусь с этим мужиком, слетаю к нему, а ты сиди здесь.

Вадим посмотрел вслед выбежавшему соратнику, потом перевел взгляд на Валерика.

– А что тебе будет?

Тот усмехнулся и провел ребром ладони по шее.

– Подожди, убьют что ли?

– Нет, конечно, об этом проси, не допросишься. Скорей всего, лишат времени. Начисто. И пожизненно. Некоторые говорят, что это очень тяжело. С другой стороны, то, что я выкинул…

– Живут же люди. Вон Сан Саныч, например.

– Ладно, – вмешался пристав, – хватит. Свидание затянулось. Вы, Вадим Александрович, готовы выполнить просьбу Валерия…

– Готов, готов, конечно, прощаю.

Пристав повернулся к Валерику.

– Будем собираться?

– А куда вы сейчас?

– К Бажину, Вадик. Перед ним я тоже хоть и чуток, а виноват.

– Хочешь, я поеду с тобой?

– Друзья встречаются вновь? Не надо, Вадик. Сам, все сам. А ты лучше покумекай, как тебе девчоночку разыскать. Задала простушка эта вам задачу, а?

– Некоторые говорят, что можно плюнуть на все на это?

– На что?

– На поиски.

Валерик поднялся и зевнул.

– Не знаю, не знаю.

– Идемте, – скомандовал Сурин.

– Подождите, – обратился вдруг к нему Вадим.

– Да?

– Скажите, а у вас не было родственника?

– Что вы имеете в виду? У меня довольно много родственников.

– Я имею в виду такого прапорщика Сурина. Возможно, я с ним служил.

– Прапорщик? Нет, никаких прапорщиков у нас не было. А стихи? Был один филолог. Теперь один из крупнейших специалистов по русской неформальной лексике.

Вадим тихо кивнул.

– Спасибо.

Когда преступника увели, Вадим снова лег на кровать. Подумал, что надо было бы передать привет Бажину, и вообще, надо бы им чаще встречаться. Надо поддержать Валерика. Конечно, он преступник – Вадим попытался представить себе Рериха с набитой мордой, но не смог – но нехорошо, если и друзья от него отвернутся. Вадим вздохнул. Поскорее бы все это кончилось! Надо признаться, история эта его изрядно вымотала. Сказать по правде, ему было даже не слишком интересно, какая именно участь ждет его по итогам этой истории. Где-нибудь, как-нибудь он все равно останется, кем-то и с кем-то.

В кармане зашевелился, заюлил платок и пополз сам собою к свету.

– Что там?

– Табе пакет.

– Читай.

Джинн произнес с придыханием:

– «Вадим, наконец нам надо поговорить! Нехорошо это – сторониться друг друга. Не позднее чем сегодня, как только в доме закроют ставни, я буду у вас. Надеюсь, вы сумеете устроить так, чтобы при разговоре не было свидетелей. Вы не должны меня бояться, скорее всего – это судьба!» Все.

– Без подписи?

– Без.

Вадим закрыл глаза и несколько раз глубоко вздохнул. Ну вот. Так оно и бывает в отношениях с женщинами, стоит перестать за ними гоняться, они сами приползают. Ах, Люба, Люба! Радостно ли тебе, молодой человек? Нет, это не радость, больше похоже на облегчение. Как будто простили старый долг. И вдруг проснулся сильный аппетит. Надо сказать маме, пусть чего-нибудь сварганит. Порадуемся сами и порадуем юную старушку, как она расцветет у плиты!

Вадим сел на кровати, и в этот момент что-то снова шмякнулось на крышу. Неужели опять Валерик? С Бажиным? Подлинная, непритворная встреча друзей, не то что в то утро, когда он потащился на первую встречу с Любой. А что если это его послушание – быть хорошим, внимательным, заботливым товарищем. Бог с ними, с бабами.

В комнату влетел Жора. Возбужденный, недовольный, но с явно выраженной готовностью продолжать начатое.

– Не нашел. Никого. Ни ее, ни этого, э-э, Бандалетова. Отсутствует дома. Но подозрения я с него не снял. Представляешь, не усадьба, а цветник. Бабки, дамы и девчонки. Этот старый хрен, оказывается, немалый старатель был по этой части. Правда, там про Любу никто ничего не слыхал, но ничего это окончательно не значит. А сейчас мы продолжим.

– Что?

– Как что? Идем к ней домой. То, что я подозреваю Бандалетова, не значит, что я снял подозрение с отца.

Вадим помялся.

– Понимаешь…

– Не понимаю и не собираюсь понимать! Пойдем вместе. Нам сейчас разлучаться нельзя.

– А может, завтра?

Жора выпучил глаза.

– Какое завтра? Завтра может и не быть, то есть может быть поздно.

– Да что может случиться?

Десантник вдруг сделался пристален.

– А не случилось ли что-нибудь уже, пока меня не было?

– Да тебя не было всего около часа.

Десантник покачал головой.

– Ой, не юли, парень, и не темни.

Вадим замахал руками.

– Хорошо, хорошо, едем.

– Летим!

– Едем. Нам надо подойти к дому Любы незаметно.

– Зачем?

Вадим и сам, разумеется, не знал зачем.

– Всегда лучше, когда ты видишь противника, а он тебя нет.

Военный оттенок этой мысли понравился Жоре, и он кивнул.

– Ладно.

Пока Вадим переодевался, чистил зубы, он все время думал, как бы ему отделаться от спутника. Ну не приглашать же его третьим на ночную встречу?! Ничего толком не придумывалось. И когда они спускались по специально скрипучей лестнице на первый этаж, а потом выходили на привычно освещенный двор, в его голове было пусто. Вдохновение посетило при виде дверей «гаража».

– Мне надо пару слов сказать отцу.

– Пошли.

– Нет, подожди меня здесь.

Десантник неохотно подчинился.

– Папа, ты не пьян? – Вадим ввалился в спиртовой загон. Александр Александрович повернулся к нему неохотно, но посмотрел осмысленно.