Опасные забавы - Портер Маргарет Эванс. Страница 20

5

Ее ноги слишком хрупки для этих ступеней.

Уильям Шекспир

Появление герцога изумило Розали не меньше, чем нападение графа на ее восторженного обожателя.

– De mal en pis [13] , – затаив дыхание, пробормотала она.

Ситуация в любую минуту могла измениться, и скандал был готов перерасти в настоящее побоище.

Однако она услышала, как подошедший господин суховато поздоровался:

– Добрый вечер, мистер Бекман. Вот мы и встретились.

– О, здравствуйте, простите, забыл вашу фамилию. Кажется, Лоуэлл?

– Это был мой друг. А я Марчант, и мне интересно узнать, чем вы так разгневали моего кузена?

– Он нагло вел себя с мадемуазель, – огрызнулся Ниниан и снова стиснул кулаки.

Герцог положил руку на плечо мальчика, пытаясь охладить его, и взглянул на Розали.

– Это правда? – спросил он.

– Лорд Свонборо преувеличивает, – как можно спокойнее отозвалась она, радуясь, что темнота скрывает ее раскрасневшееся лицо.

– Но он пытался поцеловать вас, – запротестовал Ниниан. – А я знаю, что вам этого не хотелось. Он слишком уродлив.

Водрузив на голову высокий цилиндр, мистер Бекман произнес:

– Я вынужден попрощаться с вами, мадемуазель. Но с нетерпением жду продолжения нашего разговора когда-нибудь в другое время и в другом месте, где мы сможем остаться наедине. Спокойной ночи, Марчант. – И он стремительно удалился, даже не пытаясь сохранить достоинство.

Ниниан хмуро посмотрел на своего опекуна и неприязненно проговорил:

– Какого дьявола ты приехал сюда?

– Парри сказал, что ты взял мою газету, и я заключил, что тебя привлекла заметка о каком-то спектакле. Ну что, тебе удалось развлечься?

– Я ожидал совсем иного, – огрызнулся мальчик. – Сегодня не было спектакля в подводном царстве. Шла только мелодрама. Но мадемуазель танцевала.

– Моя карета стоит во двцре Миддлтонз-Хед. Подождите меня там.

Ниниан покачал головой.

– Я хочу поговорить с мадемуазель.

– Делай, что я сказал, и не возражай. – Ссутулившиеся плечи и поникшая голова молодого графа вызвали жалость Розали, и она вступилась за него:

– Пожалуйста, не будьте с ним так суровы, ваша светлость. Он очень хорошо держался.

– Согласен с вами, но все его попытки помочь грубы и примитивны. – Он молча глядел на нее и наконец спросил: – Давно вы знакомы с Бекманом?

«Неужели он решил, что я приняла всерьез ухаживания этого господина?» – подумала Розали. Желая прояснить ситуацию, она сказала:

– До этого вечера я его ни разу не встречала. Это ваш знакомый?

– Вовсе нет, – ответил он, и его лицо помрачнело. – Я и лорд Элстон случайно оказались с ним в одной ложе, когда я в последний раз имел удовольствие посетить Седлерз-Уэллз.

Розали попробовала улыбнуться.

– Мама в свое время предупреждала меня, что наша профессия, опасна, она привлекает нежелательных поклонников и разных авантюристов.

– Бекман едва ли вернется, но Ниниан и я непременно побываем у вас дома.

И, прежде чем она успела возразить, он твердо проговорил:

– Вы просто должны позволить нам сделать все возможное для спасения ваших драгоценных ног.

Очевидно, он почувствовал ее смущение и во время прогулки по роще больше не сказал ни слова о мистере Бекмане. Желая хоть немного утешить девушку, он начал расспрашивать ее о жизни в Париже.

– Мои родители регулярно приезжали туда, пока страшные потрясения не стали преградой для путешествий, – сказал герцог. – Интересно, видели ли они вашу матушку танцующей на сцене?

– Возможно. Она много лет танцевала в «Гранд-опера» и была так популярна, что все знаменитые художники приглашали ее позировать. – Поглядев на Джерваса, она откровенно призналась:

– Меня назвали Розали в память о дочери месье Фрагонара, умершей во младенчестве. Он, как и месье Грез, был маминым другом и не раз рисовал ее, танцующей в роще – в стиле Буше. Одна картина ему особенно удалась – портрет мамы, танцующей в легком розовом платье, похожем на облако, и с гирляндой цветов в волосах. Она называлась «Прекрасная Дельфина». После смерти отца мама продала все свои картины, кроме этого портрета Фрагонара. Мы очень нуждались в деньгах.

– У кого сейчас находятся картины?

– Одна досталась мадам Паризо, а остальные скупил сэр Джордж Бомонт для пополнения собственной коллекции.

– В свой следующий визит к нему, на Гросвенор-стрит, я непременно погляжу на «Прекрасную Дельфину».

– О! Так вы знакомы с хозяином дома и видели портрет? – Розали ускорила шаг и взяла Джерваса за руку. – Может быть, ваша светлость сделает мне одолжение.

– Як вашим услугам и сделаю все, что в моей власти, – галантно откликнулся он.

– Мне очень хотелось бы узнать, есть ли у сэра Джорджа картина Греза под названием «Озорница»?

– А кто на ней изображен?

– Я, – бесхитростно призналась она. – В детстве я позировала для нескольких картин, изображая невинность, изящество, чистоту и озорство. Месье Грез называл их «Маленькой пастушкой», «Маленькой танцовщицей», «Ангелочком» и «Маленькой цыганкой». Критики находили их излишне сентиментальными, покупателей было мало, и он предложил картины моим родителям. Когда умерла мама, надо было оплатить все похоронные расходы, и я отдала «Озорницу», то есть портрет цыганки, мистеру Кристи. Уверена, что ее продали, потому что я получила расписку из банка с его подписью. Я всегда думала, что ее приобрел сэр Джордж, и буду вам очень признательна, если вы сумеете выяснить это для меня.

– Я это сделаю.

– Как вы добры! Я даже не представляю себе, чем я могла бы вам отплатить...

Когда он поглядел ей в глаза, она, смешавшись, поняла, что он рассчитывает не только на ее благодарность, но и на что-то большее.

Он провел рукою по ее щеке, и у Розали забилось сердце. Но когда Джервас наклонился и поцеловал девушку, оно на минуту замерло у нее в груди.

– Теперь вы подумаете, что я ничем не лучше Бекмана, – пробормотал он, и его голос задрожал от волнения. – Ну что ж, вы можете позволить моему племяннику обвинить меня в том, что я воспользовался вашей слабостью. Что и случилось, к моему стыду.

13

Час от часу не легче (фр.).