История одной страсти - Поттер Патриция. Страница 11

Ее руки слегка дрожали, когда она снимала с огня котелок с кипящей водой, чтобы заварить чай. Пытаясь успокоиться, она расставила на столе тарелки, разложила ножи и ложки. Конечно, их трапезу нельзя было назвать изысканной, однако еда была приготовлена от чистого сердца.

Ее мучил единственный вопрос: придет ли он?

Фортуна бесшумно выскользнула из своей комнаты и, стараясь быть незаметной, заняла свое место. Ноэль и Эми уже сидели за столом в предвкушении ужина.

Дверь отворилась, и четыре головы выжидающе повернулись к входу.

Первым порог гостиной переступил хозяин дома. Губы его были сжаты в тонкую полоску. За ним следовал шотландец.

Он все еще был одет в мешковатую рубаху и брюки.

Волосы его были подстрижены так коротко, что не нуждались в расчесывании. Лицо было чисто умыто, но щеки и подбородок покрывала темная щетина, придавая ему угрожающий вид. Нахмуренные брови и злой блеск в глазах выдавали его отношение к приглашению отужинать в кругу семьи.

— Он вычистил конюшню, — сообщил Джон, кивком указав шотландцу на пустой стул.

Сазерленд молча сел на указанное место. Он обвел взглядом присутствующих, на мгновение задержавшись на Фортуне. Фэнси напряглась, но сразу поняла, что точно так же он изучал и остальных, сидящих за столом. В его взгляде не было и тени вожделения или презрения, лишь сдержанный интерес, который, впрочем, быстро угас, уступив место привычной мрачной непроницаемости.

Фэнси спрашивала себя, как Джону удалось заставить шотландца прийти в дом и стоили ли его усилия того, чтобы за столом воцарилась гнетущая тишина.

Она положила большую порцию дымящегося рагу шотландцу, порцию поменьше — Джону, по маленькой тарелке Фортуне и детям и, наконец, себе.

Против обыкновения, в этот раз Джон прочел короткую молитву, и все принялись за еду. Сазерленд, минуту помедлив, последовал примеру остальных. Он не проронил ни слова, как будто был один в гостиной, ясно давая понять, что, хотя его заставили делить с хозяевами трапезу, он не намерен делить с ними ничего больше.

Сердце Фэнси упало.

Ноэля, однако, трудно было смутить. Вместо того чтобы жадно наброситься на еду, как он делал обычно, мальчик зачарованно следил за методичными движениями шотландца.

Внезапно громкое рычание, сопровождаемое возмущенным мяуканьем, нарушило тягостное молчание за столом. Все взгляды устремились к двум пушистым зверькам, в одном клубке пронесшимся по гостиной.

— Это Непутевый и Бандит, — объяснил Ноэль шотландцу, удивленно замершему с полной ложкой.

— Непутевый? — переспросил он.

— Мой кот.

— Мой кот, — поправила брата Эми.

— И Бандит, — добавила Фэнси.

— Это енот, — решил вмешаться Джон.

Сбитый с толку, шотландец наблюдал, как Счастливчик с лаем ворвался в гостиную вслед за енотом и котом, и вскоре все трое стали барахтаться под столом. Когда в довершение всего над столом начала, оглушительно каркая, кружиться черная ворона, самообладание окончательно изменило Сазерленду, и он забыл о том, что нужно сохранять мрачное выражение лица.

— Непоседа! — строго прикрикнула Фэнси, и ворона послушно опустилась на спинку стула.

— Как Непоседа залетела в дом? — грозно спросил Джон, хотя на его губах играла улыбка.

— Наверное, дверь оставили открытой, — сказала Фэнси, заметив, что шотландец с изумлением поднял брови. «Наверное, он считает нас сумасшедшими», — подумала она. — Это наша ворона… — начала объяснять она.

Шотландец лишь молча смотрел на нее.

— Ее зовут Непоседа, — добавил Ноэль.

— По понятным причинам, — заключил Джон.

— Она мамина любимица, — опять вмешался Ноэль.

— И моя тоже, — не осталась в стороне Эми.

— Нет, твой любимец Бандит, — напомнил сестре Ноэль. — Непутевый — это мой кот, Непоседа — мамина, а Счастливчик — наш общий. Рыжик любит Непутевого.

Перечисление взаимоотношений животных и членов семьи еще больше запутало шотландца. Фэнси едва сдерживала улыбку, наблюдая, как меняется выражение его глаз.

— Рыжик, — подсказала она, — это бельчонок, которого принес Непутевый. Сейчас он живет в лесу, но иногд№ прибегает к нам в гости. — Сделав паузу, она добавил№: — Теперь вы всех знаете.

— Нет, у нас есть еще лисенок, — опять вмешался Ноэль.

— Какой еще лисенок? — раздался вопрос.

Боже, шотландец заговорил! Ноэль так заморочил ему голову, что он забыл об обете молчания, который, Фэнси не сомневалась, дал себе перед ужином.

Фэнси оказалась не единственной, кто был удивлен, услышав глубокий голос шотландца. Все взгляды устремились к нему.

— У нас еще живет лисенок, — начал терпеливо объяснять Ноэль. — Правда, он уже почти вырос. Мы с Фортуной нашли его, когда он был совсем маленьким. Его мама умерла, а он сильно поранился. Поэтому мы принесли его домой, а мама вылечила его.

Ворона важно каркнула, намереваясь вновь вернуться на стол. Фэнси посадила Непоседу на руку, подошла к двери и выпустила ворону на улицу. Птица сделала круг над двором и села на забор, громко выражая свое возмущение.

— Она не всегда такая, — извиняющимся тоном сказал Джон.

— Нет, всегда, — возразил отцу Ноэль.

Возвращаясь за стол, Фэнси мысленно поблагодарила своих любимцев, разрядивших напряженную ситуацию. Им удалось пробудить невольный интерес шотландца. Пусть он считает, что они странные люди, зато в его глазах хоть на минуту исчезли гнев и тоска.

С видимой неохотой Сазерленд заговорил снова:

— Кота зовут Непутевый?

— Его привез из Англии наш сосед, чтобы ловить мышей и крыс, — сказала Фэнси, — но он не захотел на них охотиться. Так что он вполне заслужил свою кличку.

Брови шотландца недоверчиво поползли вверх. Он словно подозревал, будто весь спектакль был разыгран специально, чтобы обескуражить его.

Пожав плечами, он снова принялся за еду.

Но Ноэль продолжал без умолку болтать о своих питомцах.

Фэнси взглянула на мужа и улыбнулась, но он не ответил ей тем же. Его напряженный, пристальный взгляд был прикован к лицу шотландца. Фэнси расстроилась, заметив, что Джон отставил тарелку, почти не притронувшись к еде. Она надеялась, что он съест немного пирога на десерт.

Фэнси перевела взгляд на Фортуну, которая тоже с интересом рассматривала шотландца. Фортуна, обычно стеснительная и замкнутая, не испытывала никакого страха и неловкости в присутствии этого странного человека.

А Счастливчик просто души не чаял в новом обитателе фермы, безоговорочно признав его.

Фэнси всегда чувствовала, что дети и животные безошибочно распознают характер человека. Доверие Фортуны к незнакомцу многое сказало ей.

Отведя глаза от сестры, Фэнси переключилась на Сазерленда. Она заметила, как в его зеленых глазах промелькнуло удовольствие от общения с Ноэлем, но тут же погасло, словно он одернул себя, посчитав, что поступает неправильно. Губы его снова плотно сжались. Однако теперь Фэнси знала, что в душе этого странника живет не только горечь поражения и потери.

Где-то в глубине ее души затеплилась робкая надежда.

«Черт, ее улыбка способна растопить вечные льды».

Как и открытые улыбки детей. Девочка, Эми, напомнила Йэну Кэти, когда она была такой же маленькой — воплощенное любопытство и радость жизни.

Мысленно представив, как Кэти бежит к нему, раскинув руки, словно желая обнять весь мир, Йэн почувствовал, как боль привычно запульсировала в сердце. Он смотрел на Маршей и не видел их. Перед глазами проносились образы счастливого прошлого, шумные пиры и веселые праздники с турнирами, пением песен и рассказами древних легенд о славных предках, которые Йэн знал наизусть. Он вспомнил мать, поющую колыбельную Дереку, и грубоватого отца, который тем не менее поощрял любовь сына к книгам и учебе. Отец часто рассказывал Йэну о других Сазерлендах, изучавших в университете философию и законы. Он вспомнил старую библиотеку и пылающий в огромном камине огонь, согревающий его долгими зимними вечерами, которые он проводил за чтением. Он вспомнил просторный холл их замка, наполненный голосами, шагами, дышащий жизнью.