История одной страсти - Поттер Патриция. Страница 29

Имело ли значение его мнение? Или для нее важно лишь, чтобы он пересадил табак, ухаживал за лошадьми и делал все, чтобы ее семья ни в чем не нуждалась?

Стук лошадиных копыт во дворе накалил охватившее ее напряжение до предела. Ноэль устремился к двери, за ним едва поспевала Эми.

Фэнси глубоко вздохнула:

— Ноэль, подожди.

Когда мальчик замер, уже положив руку на дверь, готовый распахнуть ее, она сказала самым строгим тоном:

— Ты останешься с сестрой. — Сняв передник, Фэнси вытерла о него руки и тоже пошла к двери.

— Но, мам… — начал Ноэль жалобно.

— Я сказала, останься. — Она никогда не говорила с детьми таким тоном, и на лице Ноэля появилось удивленно-обиженное выражение. Неохотно отойдя от двери, он вернулся к столу.

Ругая себя за строгость, Фэнси ласково улыбнулась сыну.

— Спасибо, милый, я не задержусь. — Быстро поцеловав детей, она вышла во двор.

Когда Фэнси вошла в конюшню, Йэн уже снял седло с Принца и начал чистить его. Подойдя к нему, Фэнси уловила запах кожи и пота. Его рубашка была мокрой и прилипла к спине. Она заметила, что Йэн еще не брился. Щеки покрывала темная щетина, а зеленые глаза сверкали в лучах, проникавших в конюшню сквозь открытую дверь.

Он не сказал ни слова, даже не подал виду, что увидел ее, но Фэнси заметила, как начала пульсировать жилка на его щеке, а движения стали порывистыми.

— Йэн, — позвала она.

— Миссис Марш. — Он не взглянул на нее, но, по крайней мере, не назвал насмешливо госпожой.

— Вы избегаете меня.

— Это сложно, поскольку вы моя хозяйка.

— Можете вы забыть об этом?

— А вы?

Нет, она не могла.

Фэнси молча наблюдала, как он чистит щеткой Принца. При каждом движении под тонкой тканью рубашки, которая явно была мала ему, перекатывались сильные мышцы.

— Не многие могут ездить на Принце, — наконец сказала она. — Он норовистый жеребец.

В голосе Йэна уже не было прежней холодности.

— Он прекрасен. Я еще не видел лошади лучше.

— Отец Джона говорил так же. Его сердце принадлежало лошадям, как и сердце Джона.

— Думаю, что сердце вашего мужа принадлежало вам и детям.

— Возможно, — согласилась она. — Но он действительно любил лошадей и не хотел, чтобы они достались Роберту. Роберт…

Йэн смотрел на нее с интересом.

— Мой деверь плохо обращается с лошадьми, — закончила фразу Фэнси. — Вот почему отец оставил их младшему сыну. Он знал, что Роберт пойдет на все, чтобы выиграть скачки, даже загонит лошадь до смерти.

Руки Йэна на мгновение замерли, а на щеке снова запульсировала жилка. Затем он продолжил свое занятие.

— Тогда продайте кому-нибудь лошадей.

— Трехлетки еще не участвовали в скачках, — возразила она. — А двухлетки еще не объезжены. Единственное доказательство их ценности — вера Джона. Никто за это не заплатит. Сейчас я смогу получить за них ровно столько, сколько покупатель сочтет нужным заплатить. Две недели назад Джон получил лишь сорок пять фунтов за одного из прекрасных жеребцов. — Фэнси прикусила язык, но было поздно. Она залилась краской.

— На пять фунтов больше, чем он заплатил за меня — Взгляд Йэна пронзил ее. — Он обменял лошадь на человека. Лучше бы он оставил лошадь.

— Значит, вы намерены скоро уехать?

— Я никогда не обманывал вас.

— Но я надеялась, что вы… что вам понравится здесь.

— Не важно, нравится мне здесь или нет.

— Тогда ответьте, нравится ли вам здесь?

Его ответ показался ей намеренно пространным.

— Земля здесь хорошая, климат тоже. И хотя, на мой вкус, здесь жарковато, зима здесь, наверное, теплая. Но это не имеет значения. — Йэн покачал головой. — Я бы не смог остаться, даже если бы здесь была лучшая в мире земля. Я должен вернуться домой, в Шотландию. — Когда он говорил о родине, его акцент становился заметнее.

— Мы оба знаем, какое наказание вас ожидает там, — возразила Фэнси. — Они убьют вас.

— Они уже это сделали. Мне нечего терять.

— Ошибаетесь, Йэн Сазерленд.

— Миссис Марш, вы обманываете себя. Сделав глубокий вдох, Фэнси решила разыграть, как сказал бы ее отец, свою лучшую карту.

— Я не могу отпустить вас. Он усмехнулся:

— Ни бог, ни дьявол не могут остановить меня.

— В Честертоне вы узнавали об отплывающих кораблях, — настаивала она.

Не отрицая, Сазерленд молча расчесал гриву Принцу и вслед за ней вышел из конюшни.

— Думаю, вы хотите, чтобы я вывел лошадей на пастбище, — сказал он.

— Я расскажу шерифу, — пригрозила Фэнси. — Это может означать дополнительные семь лет к вашему сроку.

— Я знаю. Все это мне объясняли не один раз. — Йэн повернулся к ней. — Я был рожден свободным человеком. Никто, даже король Англии, не может изменить этого. Не сможете этого и вы.

Его голос был ледяным и бесстрастным. Но если она сдастся сейчас, кто будет бороться за будущее ее детей и Фортуны? За ее будущее?

— Я отыщу вас, где бы вы ни были. Я проверю каждый корабль.

— О, кроткая миссис Марш начала кусаться, — его губы искривила саркастическая усмешка.

Ее взгляд пылал ненавистью. В эту минуту она люто ненавидела его и себя.

— Я прошу всего лишь год, через год я отдам вам все бумаги. Если же вы сбежите, я добьюсь, чтобы вас поймали и увеличили срок.

С этими словами Фэнси повернулась и быстро пошла прочь, пока он не увидел слезы в ее глазах, — но она успела услышать, как Сазерленд произнес:

— О нет, вы не сделаете этого.

11.

Йэн целый день занимался лошадьми. Он неплохо разбирался в них, но эти величественные создания, принадлежавшие Фэнси Марш, были особенными, непохожими на своих тяжеловесных шотландских сородичей. Но все же лошади оставались лошадьми. Всех их нужно было кормить и поить, пасти и объезжать.

Йэн объездил всех трехлеток, пуская их рысью, аллюром и галопом. Постоянно меняя темп бега, он невольно отмечал достоинства и недостатки каждой лошади, хотя и понимал, что это глупо. Он не задержится здесь долго, чтобы применить свои знания на практике.

Выезжая и въезжая во двор, он видел, как продвигается пересадка табака на большом поле. Фэнси Марш вывела свою маленькую армию, хотя Эми, конечно, больше играла, чем помогала. Каждый раз, бросая взгляд на эту женщину, пытавшуюся силой воли привязать его к своей семье, Йэн вспоминал их последний разговор.

Он не винил Фэнси за угрозы в свой адрес. Наоборот, то, что ей пришлось прибегнуть к ним, лишь усиливало чувство вины перед хрупкой мужественной женщиной. Он понимал, что она лишь старалась защитить свою семью, так же как он пытался спасти то, что осталось от его собственной семьи. Трагедия заключалась в том, что их устремления были несовместимы.

В полдень Ноэль принес ему в конюшню хлеб и сыр. Не дожидаясь приглашения остаться, мальчик уселся на перевернутую бочку и наблюдал, как он ест.

— Мама говорит, что я должен выпустить Джозефа на волю.

— Кто это — Джозеф?

— Мой лисенок.

— А, тот зверек, который живет в вольере за домом.

— Да, это Джозеф. Фортуна вытащила его из капкана совсем маленьким, а мама вылечила. Я хочу оставить его, но мама говорит, что он начнет охотиться на цыплят.

Йэн приподнял брови.

— Твоя мама права.

Мальчуган на миг нахмурился и вздохнул:

— Наверное. Все равно он уже вырос, чтобы охотиться, и нужно его отпустить в лес. — Замолчав на секунду, он спросил: — Вы пойдете со мной?

— С тобой может пойти твоя мама или тетя, — ответил Йэн. Черт возьми, он не мог напрасно обнадеживать мальчика. Ни к чему хорошему это не приведет.

Ноэль не ответил, и Йэн посмотрел на него. На лице мальчика было написано разочарование, но, решив настоять на своем, Йэн продолжал молча есть.

Ноэль тоже не собирался сдаваться.

— Держу пари, вы много знаете о лисах, — предпринял он еще одну попытку. — Вы обо всем знаете. Мама говорит, что вы так же хорошо разбираетесь в лошадях, как… как папа. — Блеск в его глазах внезапно погас, и он поспешно отвернулся.