Серебряная леди - Поттер Патриция. Страница 26

Собравшись с силами, Каталина надела на лицо повседневную маску. Марш внутренне зааплодировал, понимая, что это было непросто. Она проявила слабость, и он был самым нежеланным свидетелем.

— Это была ошибка, — сказал она.

— Ваша или моя? — тон Марша был холоден, лишен каких-либо эмоций, как и его лицо, хотя в Марше еще тлел огонь желания, досаждая болезненным томлением плоти.

— Моя. Мне не следовало ехать с вами.

— Я не предоставлял вам выбора.

— У меня всегда есть выбор.

Марш откинулся на сиденье, безжалостно глядя на женщину.

— Подозреваю, что хоть раз в жизни, но у вас его не было.

— Вы ничего не знаете обо мне, мистер Кантон.

— Я прекрасно знаю, что вы чувствовали то же, что и я. Я ведь не придумал вашу страсть. Я просто не вполне понимаю, почему вы вдруг…

— Неужели есть что-то, что вы не вполне понимаете? Ну и ну!

Каталина старалась отвлечь его, перевести разговор в другое русло. Кантон понимал это и не собирался позволять ей это сделать, тем более что он еще чувствовал отзвуки желания.

— Ледяная мисс Каталина, — сказал он сладким голосом. — Огонь и лед. Что же вы на самом деле есть?

— Есть, да не про вашу честь.

— Это не совсем то, что вы шептали мне несколько минут назад, вы хотели меня так же сильно, как я — вас.

— Обычное мужское упрямство, — надменно ответила Каталина. — Вы совсем не так интересны, как воображаете.

Марш удивленно поднял бровь.

— Неужели? Давайте попробуем еще раз.

И не давая Каталине времени опомниться, Кантон прижал ее к себе, не обращая внимания на сопротивление. Губы его скользнули по ее лицу и остановились на губах, требуя любовного вознаграждения. На этот раз сопротивление Каталины длилось дольше, чем прежде, она старалась сдерживаться, оставаясь холодной. Но когда губы его стали мягкими и нежными, женщина сдалась.

Марш ждал долго, добиваясь желаемого результата, а затем, собрав всю волю, резко оторвался от Каталины, усмиряя страстные толчки своего возбужденного тела.

Каталина выругалась.

— Неужели никто не говорил вам, что случается с маленькими девочками, которые не говорят правды?

— А что случается с большими мальчиками, которые ведут себя, как упрямые мулы?

Кантон цинично прищелкнул языком.

— Неужели их «шанхаируют»?

Каталина даже бровью не повела.

— Это домыслы.

— Больше со мной такого не повторится, — мягко предупредил он.

— Если бы я хотела, чтобы вас «шанхаировали», вы бы сейчас были на пути в Китай.

— Значит, вы хотели, чтобы меня всего лишь избили и бросили в грязную, вонючую камеру?

— Вы всегда говорите загадками, мистер Кантон.

Было бы много проще, если бы она не была так чертовски привлекательна в гневе.

— Мы могли бы заключить перемирие, мисс Кэт.

Вообще он не собирался делать такого предложения. Эту войну начала она. За всю жизнь он проиграл только одно сражение. Вернее, не проиграл, а не выиграл. Другие проигрывали. Это сражение он не проиграл. И не сдался.

— Нет, — решительно отказалась Каталина. — Я слишком много потратила сил, чтобы создать «Серебряную леди».

— Значит, война продолжается?

Каталина безразлично повела плечами.

— Называйте это как хотите.

— Надеюсь, больше никаких засад не будет, мисс Кэт.

— Кто сказал, что война — это ад?

Марш осторожно пальцем приподнял ее подбородок.

— Я думаю, один генерал североамериканской армии. Но вы, мисс Кэт, ничего об аде не знаете.

— А вы знаете?

В глазах ее то и дело вспыхивали молнии. Пространство между ними жило, вибрировало. Меткая подача — и ответный бросок. Отчаянный выпад — и ответный удар. Каждый искал слабое место другого.

Марш провел рукой по щеке Каталины, наблюдая, как из цвета слоновой кости ее лицо стало розовым.

— Не смейте прикасаться ко мне, — резко бросила женщина, отпрянув назад.

— Но почему, мисс Кэт? Неужели это вам неприятно? Мои пальцы обжигают вам лицо?

Конечно, обжигают. И Кэт не желала позволять этого. Она чувствовала себя кроликом под гипнотическим немигающим взглядом змеи. Если бы только ее тело не поддавалось соблазну! Если бы только ей самой не хотелось броситься к нему в объятия! Если бы только она не помнила сладостного мгновения, когда он губами прикоснулся к ней! Это было так неожиданно нежно! И она приняла его ласки совершенно не свойственным ей образом.

— Я не люблю вас, мистер Кантон.

— Мне кажется, я и не интересовался этим.

— Отвезите меня в город.

— Не сейчас.

— Чего вы добиваетесь?

Он откинулся на сиденье, достал из кармана рубашки сигару, а из брючного кармана коробок спичек. Не спрашивая ее позволения, Кантон прикурил, глубоко затянулся и лениво выпустил кольца дыма, уплывшие под потолок коляски.

— Имеете ли вы какое-нибудь представление о том, на что похожа тюремная камера?

Глаза Кантона стали непроницаемыми, они, скорее, отражали, чем выражали. Рот его кривился в усмешке, и Каталине захотелось закрыть его ладонью.

— Нет, — ответила она. — Но я подозреваю, что вы видели не одну.

— Только одну, мисс Каталина. И она не была шире этого экипажа и совсем не такая комфортабельная. Я всегда возвращаю долги с лихвой, но для вас я сделаю исключение.

— Еще одно предупреждение?

— Нет, обещание.

Каталина выпустила коготки. За долгие годы она ни у кого не просила прощения.

— Мистер Кантон, вы — не наш.

Марш вопросительно поднял бровь.

— А чей же я?

Он искренне хотел бы это знать. В его вопросе звучала скрытая тоска. Недостаточная, чтобы вызвать в ней симпатию, но вполне достаточная, чтобы заинтриговать ее. Каталина вновь вспомнила его недолгую нежность. Может быть, ей показалось? Вряд ли.

— Откуда вы приехали? — задав вопрос, она не рассчитывала на ответ.

Марш якобы беспечно пожал плечами.

— Этого места больше не существует.

Каталина знала, что ей не следует спрашивать. Это не ее дело. Она не хочет ничего знать о нем. Их разговор был слишком личным. Она не хотела ни влюбляться в него, ни даже испытывать самого незначительного интереса. Она хотела, чтобы он исчез, сгинул. Она хотела, чтобы ее жизнь и жизнь «Серебряной леди» текла по-старому. Без всяких изменений и осложнений. Она хотела, чтобы ее уважали. Она хотела быть богатой. Она хотела жить в покое и безопасности. Это означало оставаться в одиночестве.

Одна. Это слово никогда раньше ее не ранило. Раньше оно соединялось с представлением о рае. Почему-то сейчас этого не получилось.

Этому человеку нельзя доверять. Нельзя довериться ни одному мужчине, может быть за исключением Тедди.

— Я хочу вернуться в город, — вновь сказала Каталина.

Голос ее дрогнул.

— Трусишка.

— Просто мне не нравится общество.

— Но мне оно нравится, и я вполне владею собой.

— Я добьюсь, чтобы вас призвали к ответу за похищение женщины.

Марш провел пальцем по ее руке — от запястья к плечу.

— Тогда я тем более должен это сделать.

От его прикосновения по всему телу побежали мурашки, тепло его рук вновь вызвало ноющую сладость ожидания во всех запретных уголках тела. Обороняя свою свободу, Каталина инстинктивно… ударила его. Глубоко вздохнула. Господи! Она совершила то, что поклялась никогда более не делать: не поднимать руки на живое существо. Марш оторопело взглянул на нее, и Каталина вспомнила другое лицо. Мозг прокручивал назад кадры жизни. И она вновь оказалась в холодной, узкой, грязной комнате.

Злорадная усмешка сползла с лица ее мужа, и он в изумлении уставился на странную вещицу в ее руке, направленную прямо на него.

— Лиззи, — шептал он, отступая назад и цепляясь рукой за край стола.

— Больше — никогда, — прошептала она. — Я никогда больше не сделаю этого. Никогда.

Он рухнул на колени, протягивая к ней руки, и прошептал.

— Ты не можешь бросить меня, Лиззи… Никогда… Ты, маленькая шлюха…