Несущие ветер - Прайор Карен. Страница 13
3. Сигналы
Я уже не помню, кто первый предложил эту идею – Рон Тернер, Тэп Прайор или Кен Норрис, но идея была замечательная: снабдить нас, дрессировщиков, подводным электронным оборудованием, чтобы мы могли контролировать поведение дельфинов с помощью звуковых сигналов.
Большинство представлений с дельфинами, как и с другими животными, ведется при помощи сигналов, которые дрессировщик подает движениями руки: протянутая рука означает, что надо двигаться в вертикальном положении, взмах влево – что надо прыгнуть сквозь обруч, и так далее.
Однако по ряду причин звуковые сигналы часто бывают во многих отношениях удобнее. Во-первых, дельфин руководствуется больше слухом, чем зрением, – звуки он различает лучше, чем жесты, и реагирует на них с большей легкостью. Во-вторых, чтобы увидеть движение руки, он должен смотреть на дрессировщика, звуковой же сигнал он воспринимает, чем бы ни был занят. В-третьих, жесты каждого дрессировщика неизбежно обладают определенным своеобразием, и животные настолько привыкают к особенностям сигналов своего постоянного дрессировщика, что на те же сигналы, если их подает кто-то другой, реагируют заметно хуже: в результате стоит основному дрессировщику заболеть или уехать отдыхать, и представление разваливается.
Мы решили, что звуки, механически производимые под водой, помимо других преимуществ будут всегда совершенно одинаковыми, а это позволит менять дрессировщиков без ущерба для представления, как только отрабатываемые элементы поведения достаточно закрепятся.
Электронная аппаратура, за немалую цену сконструированная местной фирмой, состояла из панели с кнопками, усилителей и трех переносных подводных излучателей звука, включавшихся нажимом педали. Каждая кнопка приводила в действие вибратор, издававший определенный звук – жужжание, пощелкивание, высокое или низкое гудение, пульсирующее гудение и так далее. Любой звук можно было передавать через любой излучатель звука. Кроме того, нажав одновременно на две-три кнопки, можно было создавать весьма прихотливые эффекты.
Эти звуки не имитировали звуков, производимых дельфинами, и не были на них похожи. Высота их была подобрана так, что они хорошо улавливались и легко различались человеческим слухом. Дельфины способны слышать гораздо более высокие звуки, недоступные человеку, и тоньше их различать, но нам требовались звуки, которые могли бы слышать и различать мы сами. Можно с ума сойти (как я убедилась позднее, во время научных экспериментов), когда битых полчаса подаешь дельфину звуковые сигналы, которых сама слышать не можешь, а он и в ус не дует, точно успел все на свете перезабыть, и вдруг выясняется, что сигнала вообще нет из-за каких-то технических неполадок (например, ты забыла включить аппаратуру) и дельфин тоже ничего не слышал. Кроме того, полезно иметь возможность, услышав сигнал сказать себе: «Ой, это же не сигнал верчения!», броситься к панели и нажать правильную кнопку.
У всех наших животных уже были выработаны элементы поведения, которые теперь следовало связать с определенными сигналами. Макуа должен был звонить в свой колокол по команде – и звонить до тех пор, пока не получит команду перестать. Кроме того, он научился прыгать так, чтобы падать на воду боком, поднимая фонтаны брызг. Китобои называют такой прыжок «плюханьем». Теперь Макуа надо было научиться, когда прыгать так, а главное, когда так не прыгать, то есть не плюхаться неожиданно возле борта, окатывая дрессировщика водой с ног до головы, – это нас совсем не устраивало.
Вертунам нужен был сигнал, чтобы вертеться, делать сальто, синхронно дельфинировать, хлопать хвостами и «танцевать хулу». Хоку и Кико требовался сигнал, чтобы прыгать через барьеры. Мы, дрессировщики, собрались все вместе, выбрали звук для каждой команды и соответствующим образом пометили кнопки на панели.
И вот, взяв, так сказать, инструкции Рона в одну руку и ведро рыбы в другую, мы принялись отрабатывать сигналы, начав с обучения вертунов вертеться по команде. Или, по выражению Рона, мы начали «приводить поведение под стимульный контроль».
Сперва вы берете рыбу, опускаете излучатель звука в воду, а педаль устанавливаете на дрессировочной площадке, идете в помещение, включаете аппаратуру, нажимаете нужную кнопку, возвращаетесь к бассейну, опускаете ухо в воду (поскольку в воздухе сигнал не слышен) и быстро нажимаете и отпускаете педаль, проверяя, возникает ли звук. Затем вы занимаете свое место на площадке, и дельфины, увидев вас и торопясь позавтракать, начинают вертеться. Один тут, другой там. Прыгают они высоко и вертятся энергично, потому что вы так сформировали этот элемент поведения, и вертятся по нескольку раз за одну рыбешку, поскольку вы в свое время ввели варьируемый режим.
Тут вы включаете звук на тридцать секунд и, пока они не истекут, поощряете свистом и рыбой каждое верчение каждого дельфина. Затем вы выключаете звук на тридцать секунд и, пока они в свою очередь не истекут, оставляете без всякого внимания даже самые эффектные верчения. После чего в инструкциях животные начинают вертеться чаще при включенном сигнале и реже при выключенном, пока верчение без сигнала не «погасится» вовсе, а стоит раздаться сигналу, и все животные вновь примутся энергично вертеться. Бессмысленный звук, который они игнорировали как «необусловленный стимул», обретает для них смысл, становится сигналом начинать верчение, «обусловленным стимулом».
В бассейне же – по крайней мере в нашем – вертуны при включенном сигнале крутились все реже, а вместо этого подплывали к излучателю и принимались его обследовать. Когда же сигнал выключался, у них начинался настоящий приступ верчения – они взметывались все выше, вертелись все быстрее, а затем, не получая поощрения, и вовсе переставали вертеться. Казалось, они как-то связывали звук сигнала с тем, что им то дают рыбу, то не дают, но не дают именно из-за него.
Нам пришлось опять поощрять и закреплять всякое верчение, пока они вновь не начали вертеться с увлечением, и лишь затем мы опять ввели звуковой сигнал. Только теперь мы держали его включенным гораздо дольше, чем выключенным. Однако мы по-прежнему замечали, что при включенном сигнале некоторые животные вертятся вяло и небрежно, а при выключенном – с полным блеском. В конце концов мы начали усматривать в таком поведении утешительный признак: животные все-таки замечают сигнал и, значит, скоро «уловят суть».
И когда это действительно произошло, ошибиться было невозможно. Первым разобрался Хаоле: после четырех-пяти сеансов дрессировки с сигналом он при включенном сигнале настораживался и сразу же начинал энергично вертеться. Остальные вскоре последовали его примеру. Возможно, некоторые освоились с сигналом, а другие просто начинали вертеться, когда вертелся Хаоле. Но как бы то ни было, мы получили надежное верчение по сигналу.
Теперь нам предстояло полностью и сознательно «угасить» верчение без сигнала. Тут большую пользу принес секундомер. Если дельфины десять секунд не вертелись, мы включали сигнал, давали им повертеться и поощряли их. Затем снова перерыв на десять секунд. Если кто-нибудь за это время вертелся, мы начинали отсчет заново, пока вновь не проходило десяти секунд без всякого верчения, так что можно было вновь включить сигнал. Мы словно бы использовали сигнал – возможность повертеться и получить рыбу – как поощрение за поведенческий элемент «ничего неделания в течение десяти секунд».
Постепенно этот период без верчения удавалось продлевать все больше и больше. Мы убедились, что поведенческий элемент можно считать практически «привязанным к сигналу», если на протяжении минуты животные не начинали вертеться по собственной инициативе в расчете получить поощрение. Тут уже можно твердо верить, что животные будут вертеться, услышав сигнальный звук, и не будут (во всяком случае, в надежде на рыбу), пока его не слышат.