Дамы и господа - Пратчетт Терри Дэвид Джон. Страница 56

Нянюшка Ягг была привлекательной женщиной («привлекательная» и «красивая» — это не одно и то же). Казанунду она просто очаровала. С ней было приятно находиться рядом, и взгляды ее были настолько широки, что могли вместить три футбольных поля и кегельбан в придачу.

— Эх, где же мой верный арбалет?.. — пробормотал Чудакулли. — Шикарная вешалка вышла бы для моей шляпы.

Единорог помотал башкой и принялся рыть копытом землю. От его боков валил пар.

— Здесь одного арбалета мало, — откликнулась матушка. — В твоих пальцах точно ничего не осталось?

— Ну, можно создать иллюзию, — предложил волшебник. — На это много магии не требуется.

— Не сработает. Единорог — эльфийская тварь. Такие штуки на них не действуют. Они видят сквозь иллюзии. И это естественно, они ведь сами мастера по всяким наваждениям. А как насчет этого склона? Сможешь его одолеть?

Они одновременно посмотрели на склон. Он представлял собой почти отвесную стену из красной глины, скользкую, как настоящий жрец.

— Тогда отступаем, — решила матушка. — Только медленно.

— А как насчет его разума? Вы же умеете проникать в головы животных.

— Там уже живет кое-кто. Этот бедолага — ее любимец. И подчиняется только ей.

Единорог двинулся следом, не спуская с них глаз.

— А что будем делать, когда подойдем к мосту?

— Ты плавать умеешь?

— Но река далеко внизу.

— А тот омут? Неужели не помнишь? Однажды, лунной ночью, ты нырнул в него…

— Тогда я был молодым и глупым.

— Ну и что? А сейчас ты старый и глупый.

— Я раньше думал, что единороги более… э-э, пушистые.

— Только не позволяй их чарам завладеть тобой! Смотри в оба! Ты должен видеть только то, что у тебя перед глазами! А перед глазами у тебя большущая животина с чертовски острым рогом на башке!

Единорог начал бить копытом.

Ноги матушки коснулись настила моста.

— Он случайно попал сюда и не может вернуться, — продолжала она. — Не будь нас двое, он бы уже бросился в атаку. Ага, мы примерно на середине моста…

— В реке много талого снега, — с сомнением в голосе заметил Чудакулли.

— Да, встречается, — кивнула матушка. — Ладно, увидимся у плотины.

И исчезла.

У единорога, который до сего момента никак не мог выбрать, на кого бы броситься, остался только один выбор в лице Чудакулли.

А до одного единорог считать умел.

Он опустил голову.

Чудакулли никогда не нравились лошади, здравомыслие не относилось к сильным чертам характера этих животных.

Когда единорог бросился вперед, Чудакулли перепрыгнул через парапет и безо всякой аэродинамической грациозности полетел в ледяные воды реки Ланкр.

До театра библиотекарь был сам не свой. На театральных премьерах его всегда можно было найти в первом ряду, а некие анатомические особенности позволяли библиотекарю хлопать в два раза громче и кидаться арахисовыми скорлупками в два раза дальше.

Но сейчас библиотекарь чувствовал себя обманутым. Ланкрская библиотека сплошь состояла из толстых томов по этикету, разведению скота и управлению хозяйством — ничего интересного! Как правило, королевские семьи не отличались любовью к чтению.

И от Представления он ничего особенного не ждал. Библиотекарь заглянул за мешковину, служившую стенкой гримерной, и увидел там с полдюжины коренастых мужчин, яростно спорящих друг с другом. Похоже, сегодня не получится насладиться трагическим искусством, хотя всегда существовала возможность, что один из них влепит другому по роже тортом [28] .

Библиотекарю удалось занять в первом ряду целых три места. Люди с удивительной готовностью уступали ему места, просто уступали, и все. Потом, исчезнув на пару минут, он вернулся с пакетиком арахиса. Никто не знал, где библиотекарь берет арахис.

— У-ук?

— Нет, спасибо, — отказался Думминг Тупс. — Меня от них пучит.

— У-ук?

— Уважаемые зрители! Сегодня мы разыгра ем для вас превеселое Представление! Ого-го! Опилки и патока! Набей свою селедку и покуривай!

— Нет, думаю, ему тоже не хочется, — сказал Думминг.

Занавес поднялся, вернее, был отодвинут в сторону пекарем Возчиком.

Представление началось.

Библиотекарь взирал на сцену со все усиливающейся тоской. Представление было просто поразительным. Обычно он не возражал против плохой актерской игры — при условии, что достаточное количество кондитерских изделий летало по воздуху. Но эти люди вообще не умели играть — ни хорошо, ни плохо. А бросаться тортами никто, похоже, не собирался.

Он достал из кулька орех, задумчиво повертел его в пальцах, внимательно рассматривая левое ухо Портного, второго ткача…

И вдруг почувствовал, как все волосы на его теле встают дыбом. На орангутане это выглядит очень круто.

Библиотекарь посмотрел на холм, высящийся позади «актеров», и глухо заворчал.

— У-ук?

Думминг ткнул его локтем.

— Тихо ты! — прошептал он. — По-моему, они начинают вживаться в роли…

Актер в соломенном парике что-то произнес, и по ланкрскому театру прокатилось странное эхо.

— Что-что она сказала? — спросил Думминг.

— У-ук!

— Как это у них получилось? Отличный эффект, просто…

Думминг неожиданно замолчал.

А библиотекарь вдруг почувствовал себя очень-очень одиноким.

Взгляды всех зрителей были направлены на травяную сцену.

Он помахал волосатой рукой перед глазами Тупса.

Воздух над холмом колыхался, а трава на склоне двигалась так, что у орангутана заболели глаза.

— У-ук?

На холме, между камнями, повалил снег.

— У-ук?

Маграт по-прежнему сидела в своей комнате. От нечего делать она решила распаковать подвенечное платье.

Кстати, платье…

Могли бы с ней посоветоваться. В конце концов, оно предназначается именно для нее… предназначалось. Сначала выбирать материал, бесконечные примерки, потом менять материал, менять фасон, снова примерять и примерять…

…Хотя, конечно, она девушка самостоятельная и совсем не нуждается в подобных глупостях…

…Но выбирать наряд должна была она. Платье было из белого шелка, с изящной отделкой кружевами. Маграт не особо владела портняжьим языком. Она знала, что это такое, просто не знала, как оно называется. Все эти рюшечки, складочки, вставочки и прочее.