Движущиеся картинки - Пратчетт Терри Дэвид Джон. Страница 24

Голывуд сделался разборчив. Новые дома, новые улицы, новые районы возникали буквально за ночь. И там, где наскоро обученным алхимикам-стажерам не по силам оказывались самые коварные стадии в производстве октоцеллюлозы, эти дома, улицы и районы с еще большей быстротой исчезали. Впрочем, это ничего не меняло. Едва только дым рассеивался, кто-то уже снова брал в руки молоток.

Голывуд разрастался путем простого деления клетки. Все, что требовалось, – это некурящий парень с твердой рукой, знакомый с алхимическими знаками, рукоятор, мешок демонов и много солнца. Ну и пара-тройка подсобных людишек. А людей здесь хватало. Если человек не умел разводить демонов, смешивать химикалии или плавно крутить ручку, он мог караулить лошадей или обслуживать столики, хранить загадочный вид и лелеять надежду. На худой конец, можно было заколачивать гвозди. Многочисленные хлипкие строения окружали подножие древнего холма. Планки, из которых они были сколочены, успели искривиться и выгореть под безжалостным солнцем, но потребность в строительстве лишь возрастала.

Ведь Голывуд привораживал людей. И толпы их стекались сюда каждодневно. Но люди прибывали сюда вовсе не за тем, чтобы стать конюхами, служанками или плотниками-поденщиками. Они хотели делать картины.

Хотя зачем – сами не знали.

Себя-Режу-Без-Ножа Достаблю было прекрасно известно, что всюду, где появляются два человека и более, тут же объявляется кто-то, кто будет пытаться всучить им подозрительного вида сосиску в тесте.

Теперь, когда Достабль сменил род занятий, возникли другие люди, взявшие на себя эту задачу.

Одним из них был клатчец Нодар Боргль, чей огромный гулкий сарай был не столько рестораном, сколько фабрикой-кухней. Один его конец занимали огромные дымящиеся кастрюли, а все остальное пространство было заставлено столами. И за теми столами…

Виктор был поражен.

…Сидели тролли, люди и гномы. И даже, похоже, несколько эльфов, самых скрытных обитателей Плоского мира. И еще множество других существ, которые, как истово понадеялся Виктор, были просто переодетыми троллями, иначе присутствующим грозили бы немалые беды. Самое поразительное заключалось в том, что все посетители поедали пищу, а не друг друга.

– Вот здесь берешь тарелку, становишься в очередь, а потом платишь, – сказала Джинджер. – Это называется самообслуживание.

– Платишь до того, как поешь? А если тебя накормят какой-нибудь дрянью?

Джинджер мрачно кивнула:

– В этом вся и штука.

Виктор пожал плечами и наклонился к гному за стойкой с обедами.

– Мне бы…

– Рагу, – сказал гном.

– Какое рагу?

– Рагу одно. Потому оно и рагу, – оборвал его гном. – Рагу – это рагу.

– Я хотел спросить – из чего оно?

– Если спрашиваешь, значит, не голоден, – сказала Джинджер. – Два рагу, Фрунткин.

В тарелку Виктора плеснули какого-то бурого месива. Непонятного происхождения куски, вынесенные на поверхность таинственными круговыми токами, вынырнули на мгновение и вновь затонули – хотелось бы надеяться, насовсем.

В кулинарии Боргль придерживался того же направления, что и Достабль.

– Или рагу, или гуляй. – Повар скосил глаз на Виктора. – Полдоллара. За полцены – дешево.

Виктор неохотно заплатил и поискал глазами Джинджер.

– Давай сюда, – махнула рукой Джинджер, садясь за один из длинных столов. – Привет, Громотоп. Как дела, Брекчия? Это Вик. Новенький. Привет, Сниддин, сперва и не заметила.

Виктор с трудом втиснулся между Джинджер и горным троллем, одетым, как ему показалось, в кольчугу, хотя вскоре выяснилось, что это всего лишь голывудская кольчуга, на скорую руку сплетенная из веревки и выкрашенная в серебряный цвет.

Джинджер завела оживленный разговор с двумя гномами – один из них был совсем маленьким, четырехдюймового роста, а другой был облачен в накидку из половины медвежьей шкуры. Виктор почувствовал себя лишним.

Тролль кивнул ему и, морщась, показал на свою тарелку.

– И это называется пемза, – сказал он. – Даже лаву не потрудились срезать. Песка бы хоть побольше положили…

Виктор уставился на тарелку тролля.

– Не знал, что тролли едят камень, – ляпнул он, не подумав.

– А почему нет?

– А вы сами разве не из камня?

– Ну да. А ты сам-то разве не из мяса? Или ты что-то другое ешь?

Виктор посмотрел на свою тарелку.

– Хороший вопрос, – признал он.

– Виктор делает клик у Зильберкита, – обернувшись, сказала Джинджер. – Похоже, они собираются снять трехчастевку.

Все заинтересованно загудели. Виктор осторожно отложил что-то желтое и желеобразное на край тарелки.

– Скажите, – задумчиво произнес он, – когда вы делаете клик, бывает ли у кого-нибудь из вас… слышите вы что-то вроде… чувствуете, что вы…

Он замолчал, подыскивая слова. Все смотрели на него.

– Вы никогда не чувствовали, как будто что-то или кто-то действует через вас? Не знаю, как иначе это выразить.

За столом понимающе переглянулись.

– Энто все Голывуд, – сказал тролль. – Тут так устроено. Творческая… эта… активность бьет ключом.

– Тебя, однако, крепко ударило, – заметила Джинджер.

– Здесь такое случается очень часто, – задумчиво сказал гном в накидке. – Такой уж он, Голывуд. На той неделе мы с ребятами работали в «Сказке о гномах» и вдруг все разом запели. Прямо так, ни с чего. Будто песня нам просто в голову пришла, всем семерым разом. Как вам это нравится?

– И какая песня? – спросила Джинджер.

– А кто ее знает? Мы ее назвали «Песня Хай-хо». В ней только это и есть: «Хай-хо, хай-хо. Хай-хо, хай-хо, хай-хо».

– По-моему, ничем не отличается от прочих ваших песенок, – пророкотал тролль.

На площадку они вернулись в третьем часу. Рукоятор, приподняв заднюю стенку ящика для картинок, чистил маленькой лопаткой внутренности.

Достабль уснул в своем парусиновом кресле, прикрыв лицо носовым платком. Зильберкит бодрствовал.

– Где вы шляетесь? – закричал он.

– Я проголодался, – сказал Виктор.

– Приготовься и дальше голодать, парень, потому что…

Достабль приподнял уголок платка.

– Давайте начинать, а? – пробормотал он.