Ноги из глины - Пратчетт Терри Дэвид Джон. Страница 29

— И у него это получилось!

— Посмотри-ка сюда, Фред.

Сержант Колон опустил глаза.

— Какая-то заграничная писанина, — с презрением фыркнул он, всем своим видом давая понять, что на свете нет ничего лучше старой доброй домашней писанины, от которой к тому же еще и чесночком попахивает.

— Ты ничего не замечаешь?

— Ну… бумажки похожи, — пожал плечами сержант Колон.

— Этот пожелтевший свиток я достал из головы Дорфла. А эта бумажка торчала во рту отца Трубчека, — сказал Моркоу. — Совпадают буква в букву.

— Ну и?

— Я считаю, эти слова написал Дорфл. Написал и вложил в рот старого Трубчека, после того как бедняга умер, — медленно промолвил Моркоу, продолжая сравнивать бумаги.

— Аргх! Фу! — выразил свое мнение Шнобби. — Мерзость какая, просто отвратительно…

— Ты не понимаешь, — возразил Моркоу. — Я хотел сказать, что он написал их, потому что знал только эти слова, он пытался помочь…

— Помочь чем?

— Ну… это как искусственное дыхание, — пояснил Моркоу. — Что-то вроде первой помощи пострадавшему. Уж ты-то должен знать, Шнобби. Ты посещал со мной семинар по оказанию первой помощи.

— Ты сказал, что там дают бесплатную чашку чая и пирожное, вот я и пошел, — хмуро откликнулся Шнобби. — Кроме того, как только до меня дошла очередь, у того, кто изображал жертву, возникли какие-то срочные дела, и он убежал.

— Это все равно что попытаться спасти умирающему жизнь, — продолжал Моркоу. — Мы хотим, чтобы люди дышали, и вдыхаем в них воздух…

Все они разом повернулись и посмотрели на голема.

— Но големы ведь не дышат, — напомнил Колон.

— Вот именно, — кивнул Моркоу. — Големы знают только одну вещь, дарующую жизнь. Слова, вложенные в голову.

Все опять повернулись и посмотрели на две лежащие рядом бумажки.

Еще раз повернулись и посмотрели на статую, что некогда была Дорфлом.

— Здесь становится холодно, — задрожал Шнобби. — Я определенно чувствую некую АУРУ! Нечто распространяется по комнате! Как будто кто-то…

— Что здесь происходит? — спросил Ваймс, стряхивая брызги со своего камзола.

— …Открыл дверь, — закончил Шнобби.

Десятью минутами позже.

У сержанта Колона и Шнобби, к всеобщему облегчению, закончилось дежурство. В частности, Колон наотрез отказывался понимать, зачем нужно проводить расследование, если есть признание. Это выходило за рамки его знаний и опыта. Получаешь признание, и на этом все. Нельзя же НЕ ВЕРИТЬ людям. Людям можно не верить, только когда они говорят, что невиновны. И только виновным стоит доверять. Все остальное — это подкоп под самые основы Стражи.

— Белая глина, — сказал Моркоу. — Мы нашли белую глину. Практически необожженную. А Дорфл сделан из темной терракоты, твердой как камень.

— Последнее, что видел старый священник, был голем, — напомнил Ваймс.

— И это был Дорфл, тут я не сомневаюсь ни секунды, — кивнул Моркоу. — Однако это вовсе не значит, что Дорфл и есть убийца. Я думаю, он появился, когда священник уже умирал, вот и все.

— Да? И с чего ты это взял?

— Я… не совсем уверен. Но я частенько встречал Дорфла. Он и мухи не обидит.

— Моркоу, он работает на бойне!

— И по-моему, это неподходящее место для таких, как он, сэр, — сказал Моркоу. — Также я проверил все доступные записи и не нашел ни одного упоминания о том, чтобы големы нападали на людей. Или совершали какое-либо преступление.

— Да ладно, — махнул рукой Ваймс. — Всем ведь известно, что… — Он запнулся. Да, командор Ваймс был циничным человеком, но с тем же самым цинизмом он относился и к собственным суждениям. — Что значит «ни одного»?

— О, люди любят рассказывать всякие истории о том, будто бы знают кого-то, у кого есть друг, дедушка которого слышал, как какой-то там голем кого-то убил. Но в этом нет ни капли правды. Големы не могут причинить вред человеку. Так записано в их шхемах.

— По крайней мере, я знаю одно: лично у меня от этих истуканов мурашки по спине бегут, — сказал Ваймс.

— И не только у вас, сэр.

— Но ты наверняка слышал множество историй о тупости големов, о том, как они сделали тысячу чайников или выкопали канаву длиной в пять миль, — не отступал Ваймс.

— Да, но, по-моему, тут нет ничего преступного, сэр. Самый обычный тихий бунт.

— Как это?

— Тупое повиновение приказам, сэр. Понимаете… кто-то орет голему: «А ну, иди и делай чайники!» И голем отправляется делать чайники. Его же нельзя обвинить в том, что он не подчинился? Зато никто не сказал ему, сколько именно чайников нужно сделать. Все считают, что големы — тупые истуканы, вот они и не думают.

— То есть они бунтуют, подчиняясь?

— Это просто предположение, сэр. Однако оно более или менее объясняет их странное поведение.

Автоматически стражники повернулись и посмотрели на молчаливую фигуру голема.

— Он слышит, что мы говорим? — спросил Ваймс.

— Вряд ли, сэр.

— А что насчет этой бумажки со словами, которую обнаружили во рту священника?

— Э-э… я считаю, сэр, что ОНИ считают, будто бы между мертвым человеком и живым нет никакой разницы. Просто мертвый человек где-то потерял свои шхемы. Я думаю, они не понимают, чем и как живут люди.

— Признаюсь честно, капитан, я этого тоже не понимаю.

Ваймс уставился в потухшие глаза голема. Верхушка головы Дорфла все еще была открыта, поэтому сквозь глазницы просачивался свет. Патрулируя улицы, Ваймс навидался всяких кошмаров, но этот замерший голем наводил на него дрожь. Казалось, вот сейчас глаза его загорятся, голем выпрямится во весь свой рост, шагнет вперед и вскинет вверх кулаки, больше похожие на молоты… И дело было вовсе не в разыгравшемся воображении. Эти истуканы источали немую угрозу. Поджидали удобного момента.

«Вот почему мы их так ненавидим, — подумал он. — Эти пустые глаза, наблюдающие за нами, эти огромные лица, поворачивающиеся нам вслед, — как будто големы все берут на заметку, запоминают имена. Поэтому, услышав, что в Щеботане или еще где-либо какой-то голем разбил чью-то голову, ты веришь этому сразу и безоговорочно».

И тут же внутренний голос, голос, который просыпался только по ночам или, как в прежние времена, где-то на полпути ко дну бутылки, с готовностью подхватил: «А если вспомнить о том, как мы их используем? Может, мы боимся, потому что заслуживаем кары?»

«Нет… за этими глазами ничего нет. Только глина и волшебные слова».

Ваймс пожал плечами.

— Я не далее как сегодня вечером гонялся за големом, — сказал он. — Он стоял на Бронзовом мосту. Проклятый голем… Слушай, у нас есть признание и иконография, снятая с глаза священника. Если ты не можешь противопоставить этому нечто более веское, чем… чем свои выводы и ощущения, мы его…

— …Мы его что, сэр? — уточнил Моркоу. — Мы НЕ МОЖЕМ с ним ничего сделать. Он и так мертв.

— Обездвижен, ты хочешь сказать?

— Да, сэр. Можно изложить и так.

— Но если не Дорфл убил стариков, то кто?

— Не знаю, сэр. Однако мне кажется, что Дорфл это знает. Возможно, он видел убийцу.

— А могли ему приказать подставиться вместо убийцы?

— Могли, сэр. Или он сам решил кого-то выгородить.

— Кажется, кто-то только что утверждал, будто бы големы действуют исключительно по чьему-либо приказу. Кстати, куда подевалась Ангва?

— Она сказала, ей надо кое-что проверить, сэр, — отрапортовал Моркоу. — И еще, сэр… Вот это он держал в руке. Странно, не правда ли?

Моркоу протянул командору то, что уронил голем.

— Половинка спички?

— Големы не курят и не пользуются огнем, сэр. Зачем бы ему носить с собой спички?

— О! — саркастически воскликнул Ваймс. — Да это же Улика с большой буквы!

След Дорфла яркой линией выделялся на улице. Богатые запахи скотобойни наполняли ноздри Ангвы.

Маршрут шел зигзагами, но в нем наблюдалась некая тенденция. Как будто голем положил на город линейку, а далее сворачивал в первую же попавшуюся улицу, ведущую в нужном направлении.