Роковая музыка (Музыка души) - Пратчетт Терри Дэвид Джон. Страница 35

— Прошу прощения…

— Уук?

— Эти парни только что назвали тебя обезьяной, — сообщил Глод, показывая за спину. — На твоем месте я бы заставил их пожалеть об этом.

Ответом ему был визг разрываемого металла, за которым последовал шум драки — волшебники отвешивали друг другу оплеухи в стремлении первым пробиться наружу.

Библиотекарь, казалось, без всякого усилия, согнул трубу пополам.

Глод подошел к дверям и выглянул наружу. Он увидел только расплющенную в лепешку остроконечную шляпу.

— Отлично это у тебя получилось, — сказал он. — Стоило мне спросить их, где Библиотекарь, начались эти приколы в стиле «гномы отдыхают». Ты умеешь с ними разбираться.

Он вернулся в комнату и уселся рядом с Библиотекарем. Тот придал трубе небольшой изгиб.

— Что это ты творишь? — спросил Глод.

— Гуук ууук УУК!

— Мой кузен Модо тут садовником, — сказал Глод. — Он говорил, что ты типа клавишник. — Он уставился на руки Библиотекаря, занятые изгибанием трубы. Они были велики. И, разумеется, их было четыре. — Пожалуй, он не врал.

Обезьяна схватила кусок фанеры и попробовала его на вкус.

— Мы подумали — может, ты поиграешь с нами на пианофорте сегодня ночью в «Барабане», — сказал Глод. —Я, и Клиф, и Бадди так подумали.

Библиотекарь скосил на него свои карие глаза и начал тренькать фанерой, сжав ее в кулаке.

— Уук?

— Точно, это он, — сказал Глод. — Тот чувак с гитарой.

— Иииик!

Библиотекарь исполнил сальто назад.

— Уукуук уука ука УКА УК!

— Я гляжу, ты уже вставлен по этому делу, — заметил Глод.

Сьюзан взнуздала лошадь и вскочила в седло. За садом Смерти начинались кукурузные поля, и сверкающее золото заливало ландшафт. Смерть не очень хорошо проявил себя в смысле травы (черной) и в смысле яблонь (черные на черном), но все цвета, на которые он пожадничал здесь, он бросил в поля. Несмотря на то, что в воздухе не чувствовалось ни дуновения, они колыхались, будто под ветром. Сьюзан не имела ни малейшего представления, зачем Смерть все это создал.

Через поле вела дорога. На середине пути она неожиданно обрывалась, как будто кто-то регулярно выходил сюда на прогулку, доходил до центра поля и останавливался в восхищении.

Бинки проследовала по дороге и остановилась. Затем она развернулась, ухитрившись и ухом не шевельнуть.

— Я не знаю, как ты это делаешь, — прошептала Сьюзан. — Но ты должна это уметь, и ты должна знать, куда мне надо.

Бинки, казалось, кивнула. Альберт говорил, что она настоящая лошадь из плоти и крови, однако невозможно возить Смерть в течение столетий и ничему не научиться. Она выглядела так, будто прекрасно знала, с чего начать.

Бинки пошла рысью, затем перешла в галоп, затем — в карьер. А затем небо мигнуло, всего лишь единожды. Сьюзан ожидала чего-то более впечатляющего. Полыхающих звезд, радужных цветовых взрывов… а не просто какое-то мерцание. В семнадцать лет такой способ путешествий скорее разочаровывает.

Кукурузные поля исчезли, но сад вроде бы остался на месте. Те же странным образом подстриженные деревья, тот же пруд со скелетами рыб. Даже садовые гномы — в посмертном представлении — скелетики в черных одеяниях с прелестными маленькими тачками — и те остались на месте. Ничто не изменилось.

Конюшня, впрочем, слегка изменилась. Для начала в ней была Бинки. Он тихим ржанием приветствовала появление Сьюзан и себя самой. Сьюзан завела Бинки в соседний с Бинки денник.

— Я полагаю, вы знакомы, — сказала она. Она не ожидала, что ее намерение выполнимо, но вот оно выполняется, не так ли? Время — это что-то происходящее с другими людьми.

Она скользнула в дом.

— НЕТ. МНЕ НЕЛЬЗЯ ПРИКАЗАТЬ. МЕНЯ НЕЛЬЗЯ ЗАСТАВИТЬ. Я БУДУ ДЕЛАТЬ ТОЛЬКО ТО, ЧТО СЧИТАЮ ПРАВИЛЬНЫМ…

Сьюзан кралась за стеллажами с жизнеизмерителями. Никто ее не замечал. Когда вы смотрите, как сражается Смерть, вам не до теней на заднем плане.

Они никогда ей об этом не рассказывали. Родители — никогда. Ваш отец мог быть учеником Смерти, а ваша мать — его приемной дочерью, но когда они становятся Родителями, все это превращается не более чем в забавную деталь. Родители никогда не были молодыми. Они просто выжидали где-то какое-то время, чтобы стать родителями.

Сьюзан достигла конца ряда шкафов.

Смерть высился над ее отцом — над парнем, который должен им стать, поправила она себя.

Три красных полосы горели на его щеке, там, куда Смерть ударил его. Сьюзан коснулась бледных отметин на своей собственной щеке.

Наследственность так не работает… по крайней мере, нормальная наследственность.

Ее мать — девушка, которая должна стать ее матерью — прижалась к колонне. С возрастом она станет выглядеть лучше, подумала Сьюзан, а вот вкусы в одежде не изменятся. Она одернула себя — рассуждать на тему стиля? Сейчас?

Смерть нависал над Мором, с мечом в одной руке и собственным жизнеизмерителем Мора — в другой.

— ТЫ НЕ ПРЕДСТАВЛЯЕШЬ, КАК МНЕ ЖАЛЬ…— сказал он.

— Представляю, — ответил Мор.

Смерть посмотрел прямо на Сьюзан. Его глазницы полыхнули голубым. Сьюзан попыталась вжаться в сумрак за спиной.

Смерть взглянул на Мора, потом на Изабель, потом опять на Сьюзан и опять на Мора. И расхохотался.

И перевернул часы.

И щелкнул пальцами.

Мор исчез, воздух с легким хлопком заполнил место, где он только что был. Исчезла Изабель и все остальные. Неожиданно стало очень тихо.

Смерть очень осторожно поставил часы на стол и некоторое время разглядывал потолок. Наконец он позвал:

— АЛЬБЕРТ?

Альберт выступил из-за колонны.

— НЕ БУДЕШЬ ЛИ ТЫ ТАК ДОБР ПОДАТЬ МНЕ ЧАШКУ ЧАЯ?

— Да, хозяин. Вы великолепно разобрались с ним…

— БЛАГОДАРЮ.

Альберт поспешил в сторону кухни.

Снова наступила тишина, насколько это возможно в комнате, полной жизнеизмерителей.

— ТЫ БЫ ЛУЧШЕ ВЫШЛА.

Сьюзан так и поступила. Она предстала перед Окончательной Реальностью.

Смерть был семи футов высотой, а казался еще выше. Сьюзан смутно помнила того, кто нес ее на плечах через огромную темную комнату — это было человеческое существо, пусть и костлявое, но человеческое в каком-то таком смысле, который она затруднилась бы определить.