Санта-Хрякус - Пратчетт Терри Дэвид Джон. Страница 61

— А ты в него веришь? — спросил Чудакулли.

— Это, так сказать, детское божество, — пожал плечами декан. — Но, не сомневаюсь, дети в него верят. Лично я верил. Каждый раз в канун страшдества вешал наволочку рядом с…

— Наволочку? — переспросил главный философ.

— В чулок слишком мало помещается, — пояснил декан.

— Это понятно, но… целую наволочку? — не сдавался главный философ.

— Да. Ну и что?

— Значит, ты и в раннем детстве был алчным и эгоистичным типом? Вот в моей семье у камина вешали совсем маленькие чулки, — ударился в воспоминания главный философ. — Обычно туда клали сахарную свинку, игрушечного солдатика и пару апельсинов. А тем временем кое-кто с наволочкой греб подарки лопатой…

— Заткнитесь и перестаньте спорить, оба! — вмешался Чудакулли. — Нам надо проверить эту гипотезу. Но как? Как вы определяете, что Санта-Хрякус существует?

— Кто-то выпивает херес, оставляет следы на ковре, на крыше видны следы от полозьев саней, а наволочка полным-полна подарков, — перечислил декан.

— Ха, наволочка, — зловеще произнес главный философ. — И, думаю, все в твоей семье были настолько высокомерны, что терпели до последнего а открывали подарки только после праздничного ужина? А в гостиной у вас всегда стояло дорогущее страшдественское дерево?

— А что, если… — начал было Чудакулли, но опоздал.

— Ну разумеется, — ответил декан. — Сначала мы ужинали, а потом…

— Знаешь, я всегда терпеть не мог людей, в чьих гостиных стояли дорогущие страшдественские деревья. Готов поспорить, у тебя был и шикарный щелкунчик с большим винтом, — продолжал главный философ. — А кое-кто прекрасненько обходился молотком для колки угля, принесенным из уборной. И обедал кое-кто в середине дня, а не устраивал манерный ужин вечером.

— Я, что ли, виноват, что у моих родителей были деньги? — огрызнулся декан, и эти его слова разрядили бы обстановку, если бы он не добавил: — И хорошие манеры.

— И большие наволочки! — заорал главный философ, запрыгав от ярости. — А остролист? Вот скажи, где ты брал остролист для праздничных украшений?

Декан удивленно поднял брови.

— Покупал, конечно! Мы не ползали по полям и не обрывали его с чужих домов, как некоторые.

— Но это же традиция, часть веселья!

— Праздновать страшдество с украденной зеленью?

Чудакулли закрыл глаза ладонью. Насколько он слышал, существует даже такой особый термин: «хижинная лихорадка». Когда люди долго находятся в тесных душных помещениях темными зимними вечерами, то постепенно начинают действовать друг другу на нервы, хотя лишь с натяжкой можно назвать «пребыванием в тесных душных помещениях» жизнь в Университете с его пятью тысячами комнат, огромной библиотекой, лучшей кухней в городе, собственной пивоварней, сыроварней, богатыми винными погребами, прачечной, парикмахерской, часовней и боулингом. Впрочем, не стоит забывать: волшебники могут действовать друг другу на нервы, даже находясь на противоположных сторонах огромного поля.

— Просто заткнитесь, хорошо?! — вдруг заорал он. — Сегодня страшдество! И сейчас не время для глупых споров, понятно?

— Не согласен, — мрачно ответил заведующий кафедрой беспредметных изысканий. — Сейчас как раз самое время для глупых споров. В нашей семье редкий ужин обходился без репризы на тему «Как жаль, что Генри не занялся делами вместе с нашим Рончиком» или «Почему никто не научил этих детей пользоваться ножом». Обе темы были любимыми.

— А еще в страшдество положено дуться друг на друга, — добавил Думминг Тупс.

— О да! — подхватил заведующий кафедрой беспредметных изысканий. — Обязательно нужно провести какое-то время, уставившись на противоположные стены! Иначе страшдество считается неудавшимся!

— А всякие застольные игры? Игры были и того хуже, — вспомнил Думминг.

— Нет, хуже всего было, когда детишки начинали лупить друг друга по головам только что подаренными игрушками. Помнишь? Кругом валяются обломки кукол, колесики от машинок, а дети дружно воют. А потом еще получают от родителей.

— А у нас была игра, которая называлась «Охота за шлепанцем», — сказал Думминг. — Кто-то прятал шлепанец, а мы должны были его найти. А потом начиналась драка.

— Это еще не самое плохое, — включился в разговор профессор современного руносложения. — На страшдество все обязательно должны были напяливать бумажные колпаки. Всегда находилась какая-нибудь двоюродная бабушка, которая напяливала на себя бумажный колпак и глупо ухмылялась, представляя, как богемно она выглядит.

— О колпаках я совсем забыл, — признался заведующий кафедрой беспредметных изысканий. — Ну и ну.

— А потом кто-нибудь предлагал сыграть в настольную игру, — продолжал Думминг.

— Правильно. Причем никто не помнил правил.

— Что совсем не мешало играть на деньги.

— И буквально через пять минут двое из играющих обязательно ссорились из-за каких-то жалких двух пенсов и не разговаривали потом друг с другом всю оставшуюся жизнь.

— А какой-нибудь кошмарный ребенок…

— Знаю, знаю! А какой-нибудь маленький ребенок, которому разрешили остаться со взрослыми, выигрывал все деньги только потому, что умел лучше всех жульничать.

— Правильно!

— Э-э… — неуверенно произнес Думминг, который сам пару раз был таким ребенком.

— И не забывайте о подарках, — поднял палец заведующий кафедрой беспредметных изысканий, словно читая какой-то внутренний список детских обид. — Какими привлекательными они казались в упаковке, полными скрытых обещаний… А потом ты их разворачивал, и упаковочная бумага оказывалась интереснее самого подарка, но ты вынужден был говорить: «Спасибо большое, именно это я и хотел». Вообще, выражение «дарить подарки приятнее, чем их получать» — полная глупость. Не приятнее, а менее стыдно.

— Кстати, — встрял главный философ, — за свою достаточно долгую жизнь я столько страшдественских подарков подарил…

— И не ты один, — мрачно откликнулся заведующий кафедрой. — Тратишь на других людей целое состояние, а когда разворачиваешь свой подарок, то видишь какой-нибудь шлепанец ужасного цвета и трактат, посвященный ушной сере.