Николай II: жизнь и смерть - Радзинский Эдвард Станиславович. Страница 37
Она: «08.03.15. Мой родной, любимый. Надеюсь, что получаешь аккуратно мои письма. Я нумерую их ежедневно, а также записываю в моей любимой книжечке… Только что узнала, что у Ирины (дочь Сандро, вышла замуж за Феликса Юсупова.
– Авт.) родилась дочь… Я так и думала, что будет дочь…»
Читая это письмо, он должен был вздохнуть. Он хорошо помнил день, когда родилась сама Ирина, – все это было так недавно. И вот уже у Ирины дочь…
Вера Леонидовна:
«У красавца Феликса было то, что тогда называлось „грамматические ошибки“. Попросту он был бисексуален… Как страшно – сплетни переживают людей… Но вдвоем они были удивительная пара – как они были хороши… Какая стать! Порода!»
Она: «9.03.15. Мой муженек, ангел дорогой! Какое счастье узнать, что послезавтра я буду держать тебя крепко в своих объятиях, слушать твой дорогой голос и смотреть в твои любимые глаза… Посылаю тебе письмо от Маши (из Австрии), которое ее упросили тебе написать в пользу мира. Я, конечно, более не отвечаю на ее письма…»
Фрейлина Мария Васильчикова (Маша) в 1915 году жила в Австрии. Однажды, как объясняла потом она сама, к ней явились трое неизвестных и попросили ее обратиться с посланием к Государю. Они рассказали ей, каким должно быть содержание этого письма: «Миролюбие Его Императорского Величества хорошо известно во всей Европе… Австрия и Германия уже достаточно убедились в силе русского оружия» и т.д. Короче, незнакомцы явились с предложением (пока неофициальным) встретиться тайно трем представителям – Австрии, России и Германии – для начала переговоров о сепаратном мире. Встречу было предложено организовать в Стокгольме…
Он понимал: история с письмом породит все те же мерзкие слухи. И, получив «письмо от Маши», Николай немедленно передал его своему министру иностранных дел. Он хотел, чтобы все знали: он не делает никакой тайны из этих предложений, ибо они являются для него совершенно неприемлемыми.
Парадокс: 20 лет назад, когда прямолинейный Вильгельм прощался с Аликс в Берлине, он был уверен, что гессенская принцесса станет в России верной опорой Германии. Но именно потому, что она была немецкой принцессой, Аликс должна была быть вне подозрений в любой мирной инициативе, в любой попытке заключить мир с Германией. И понимая весь ужас войны, и мечтая о мире со своей родиной, и имея влияние на решения Ники, она вынуждена была молчать. Мучиться и молчать и постоянно демонстрировать свою приверженность к войне до победы… В результате Маше было велено немедленно вернуться в Россию…
И опять царь жил в Царском, чтобы очень скоро вновь уехать…
Она: «4.04.15. Ты опять нас покидаешь. И, вероятно, с радостью, потому что жизнь здесь, кроме работы в саду, была скучной. Мы почти не видели друг друга – я лежала. Многое я не успела тебя спросить, а когда мы поздно вечером наконец бываем вместе, то все мысли улетают…»
Да, он неразговорчив. И когда они вместе – они молчат. Только разлука рождает это словоизвержение любви.
Она: «Я плачу, как большой ребенок. Я вижу перед собой твои грустные глаза, полные ласки… Шлю тебе мои самые горячие пожелания к завтрашнему дню (наступало их любимое 8 апреля, годовщина обручения. – Авт.). В первый раз за 21 год мы проводим этот день не вместе, но как я живо все вспоминаю! Мой дорогой мальчик, какое счастье и какую любовь ты дал мне за все эти годы…»
«08.04.15… Как время летит – уже 21 год прошел! Знаешь, я сохранила это платье „принцессы“, в котором я была в то утро, и я надену твою любимую брошку…»
В это время Васильчикова вернулась в Петроград – и, видимо, привезла с собой письма из Германии.
Она: «17.04.15… Я получила длинное милое письмо от Эрни, я тебе его покажу по твоем возвращении. Он пишет: „Если кто-нибудь может понять его (т.е. тебя) и знает что он переживает, – то это я“. Он крепко тебя целует. Он стремится найти выход из этой дилеммы и полагает, что кто-нибудь должен был бы начать строить мост для переговоров. У него возник план послать частным образом доверенное лицо в Стокгольм, которое встретилось бы там с человеком, посланным от тебя (частным образом), и они могли бы помочь уладить многие временные затруднения. План его основан на том, что в Германии нет настоящей ненависти к России. Эрни послал его уже туда к 28 числу. Я послала сказать этому господину, что ты еще не возвращался, и чтоб он не ждал. И что хотя все жаждут мира, но время еще не настало. Я хотела закончить с этим делом до твоего возвращения, т.к. знала, что тебе оно будет неприятно».
Бедная Аликс, как она надеется: а вдруг он все-таки скажет «время уже настало». Тщетно.
Приближалось 6 мая.
Она: «04.05.15… Как грустно, что мы проводим день твоего рождения не вместе! Это в первый раз… Ах, крест, возложенный на твои плечи, так нелегок! Как бы я хотела помочь тебе его нести, хотя мысленно и в молитвах я это делаю. Как бы я хотела облегчить твое бремя, много ты выстрадал за эти 20 лет… – ведь ты родился в день Иова Многострадального, мой бедный друг».
Она: «13.06.15… Я обеспокоена, что твое милое сердце нынче не в порядке. Прошу тебя, вели Боткину осмотреть, когда вернешься… Я сочувствую всем, у кого больное сердце, так как столько лет сама этим страдаю. Скрывать свои горести и заботы очень вредно для сердца. Помни, оно устает от этого… Это иногда видно по твоим глазам. Только всегда говори мне об этом, потому что у меня достаточный опыт в этом отношении, и может быть, я сумею тебе помочь. Говори обо всем со мной, поделись всем, даже поплачь – это всегда физически как будто облегчает… Аня только что была у меня – она видела Григория утром. Он в первый раз после пяти ночей спал хорошо и говорит, что на фронте стало немного лучше…» (Она верила: если Григорий спит хорошо – значит, и на фронте тоже хорошо.) «14.06.15… Павел (великий князь. – Авт.) сказал мне о другой вещи, которая неприятна, но лучше о ней тебя предупредить, а именно, что в последние шесть месяцев все говорят о шпионе в Ставке. И когда я спросила его имя, он назвал генерала Данилова… Вели… осторожно следить за этим человеком».
В это время поражения на фронте заставили искать козлов отпущения. Выход был найден: шпионы. Началась настоящая шпиономания. Сначала захотели сделать шпионами евреев. Военно-полевой суд в Двинске повесил нескольких «за шпионаж». Впоследствии выяснилось: они невиновны и были посмертно оправданы. Но к тому времени у великого князя Николая Николаевича уже созрел иной план: Главнокомандующий решил поохотиться на дичь куда покрупнее.
Возникает знаменитое дело немецкого шпиона полковника Мясоедова. При помощи показаний Мясоедова Николаша добирается до главного своего недруга – военного министра Сухомлинова. В июне он уже отрешен от должности. От него через его жену шла ниточка к «нашему Другу». И значит – к Аликс! «Немка – шпионка» – куда проще!
И бедная Аликс решила показать, что она тоже принимает участие в общей заботе – ловле шпионов. Она находит своего: генерал-квартирмейстера Данилова. Это один из талантливейших и злоязычных генералов в Ставке и, естественно, враг «нашего Друга»…
Она: «15.06.15… Нетерпеливо ожидаю обещанного тобою письма… Я зашла к Мавре на часок (жена великого князя Константина Константиновича. – Авт.) – она спокойна и мужественна, у Татьяны (дочь К.Р. – Авт.) ужасный вид – она еще худее и бледнее…»
В начале июня во дворце Павловска задохнулся во время припадка грудной жабы К.Р.
Незадолго до этого на фронте во время атаки был смертельно ранен младший и самый блестящий из его сыновей – Олег. К.Р. сам закрыл ему глаза. Смерть любимого сына приблизила и его кончину. Поэт был последним Романовым, которого торжественно похоронили в Петропавловском соборе.
Она: «16.06.15… Твой сладко пахнущий жасмин я положила в Евангелие – он мне напомнил Петергоф… Днем я сидела на балконе, хотелось пойти вечером в церковь, но почувствовала себя слишком утомленной. На сердце такая тяжесть и тоска. Я всегда вспоминаю, что говорит наш Друг. Как часто мы не обращаем достаточного внимания на Его слова, Он так был против твоей поездки в Ставку, потому что там тебя могут заставить делать вещи, которые было бы лучше не делать… Когда Он советует не делать чего-либо и Его не слушают, позднее всегда убеждаешься в своей неправоте… Это все не к добру. Он (Николаша. – Авт.)… не одобряет посещение Григорием нашего дома, и поэтому он хочет удержать тебя в Ставке, вдали от него. Если бы они только знали, как они тебе вредят вместо того, чтобы помочь – слепые люди – со своею ненавистью к Григорию. Помнишь, в книге (которую мы читали) сказано, что та страна, Государь которой направляется Божьим человеком, не может погибнуть. О, отдай себя больше под Его руководство».