Начало Игры - Раевский Андрей. Страница 8

Мы тоже поможем тебе, если понадобится. Олкрин хочет идти с тобой. Я только что говорил с ним. Его право делать выбор. Будь внимательным учителем…

Вновь и вновь Сфагам мысленно вслушивался в каждое слово этого разговора. Он даже не искал ошибки. Их не было. Надо было понять, откуда исходил исток разговора, его внутренняя причина: был ли это голос судьбы или порыв созерцающей себя воли. Ответ не приходил. Сфагам знал, что если ответ на такие вопросы не приходит сразу, то возможно его придётся ждать очень долго. Может быть годы. Но однажды ответ вспыхнет неожиданно. Действительно, наивысшее из искусств — уметь замечать знаки, посылаемые судьбой. А познав себя, познаешь вселенную.

— Эй, о чем задумался? Хочешь расскажу, всё что было и что будет? — оборванная черноволосая девчонка назойливо завертелась рядом.

— Угадай лучше, что с тобой будет завтра. — не думая ответил монах и как бы проснувшись огляделся вокруг.

Только теперь он заметил насколько сильно изменился город. Амтаса и раньше славилась своими базарами, а теперь появились новые торговые ряды. Они тянулись от самой рыночной площади до храма Интиса — бога-покровителя города. А за храмом виднелся пышный флигель дворца правителя. Город процветал. Тут и там поднимались обнесённые ажурным коконом строительных лесов стены новых зданий. Улицы стали чище, дворы аккуратнее. Город был и тот и не тот одновременно.

— Так и человек, — думал Сфагам, — живёт и не замечает своих изменений. Думает, что он всё время тот же, а на самом деле — уже другой. Где эта грань? Что связывает мои десять, двадцать и тридцать лет кроме этого пустого слова "я"? Что происходит во мне, когда я становлюсь другим и что мешает этому самому "я", поймать этот момент?

Шум утреннего города становился всё громче и мешал думать. Сфагам не торопился идти ко дворцу. Не желая пробиваться сквозь тесную и галдящую базарную площадь, он решил обойти её по краю. Здесь один за другим располагались гостевые дворы и небольшие харчевни. Они будто соревновались друг с другом, обдавая прохожих волной завлекающих запахов.

Сфагам зашёл в одну из них и протиснувшись к дальней стене, присел за единственный свободный стол в затенённом углу. В любой комнате он всегда выбирал самое затенённое и удалённое от входа место. Это была многолетняя привычка. Кроме того, здесь глаза могли отдохнуть от слепящего света улицы с её хаосом звуков, движений и запахов. Мелкая монетка прокатилась по столу и вскоре на нём появилась большая кружка светлого пенистого пива. Сфагам вынул из сумки книгу и открыл её на первой попавшейся странице. Среди полустёртых неразборчивых строк взгляд выхватил небольшой фрагмент.

Лягушка в колодце крадёт моё время,

Но прыгнуть не может — монета во рту.

Сфагам закрыл книгу и убрал её на прежнее место. Было над чем подумать.

— А я говорю, раньше жизнь была лучше! — донёсся возбуждённый голос из-за соседнего стола. Там расположилась шумная компания мастеровых, судя по белёсой каменной пыли на одежде, это были строители. Посреди стола стояло большое блюдо с жареным мясом, а рядом в окружении многочисленных пивных кружек тарелки с овощами. Строители шумно болтали, размахивая руками и перебивая друг друга. Сфагам прислушался.

— Нет, вообще, Тамменмирт правит толково, — послышался голос самого старшего и, видимо главного в этой компании. Он говорил негромко, но веско, как говорят люди, чувствующие внутреннюю силу слова.

— Сейчас в городе у всех есть работа, так?

— Ну, так.

— И воров стало меньше. А уж нашему-то брату вообще грех жаловаться! На одной только отделке дворца сколько заработали! Работали сколько? Года три? Ну три с половиной. А заработали чуть не всю жизнь! А другие мастера? Вон их теперь сколько понаехало. Так здесь и остались. А работы всё равно всем хватает.

— Говорят в городе теперь сто тысяч народу живёт. — сказал один из мастеровых.

— Врут! — убеждённо возразил другой. — А может и не врут. Кто считал-то?

— А ещё я слышал, городскую стену расширять будут.

— Точно, — кивнул старший. Старую разбирать будут, ряд за рядом, а новую строить.

— Во, работёнки-то будет!

— Самое время, пока спокойно всё.

— А если Дивиндал опять полезет, как тогда? Помнишь, еле отбились!

— А это пусть Тамменмирт думает. На то и правитель. Да и не полезет он! Слишком хорошо ему тогда врезали. А думать, то правитель думает… Да уж больно много там у него развелось людишек всяких пакостных. Темнят, колдуют… А сам-то теперь и в суд не ходит. И в собрание тоже…

— Говорят, это он такой стал с тех пор, как его жена стала спать с начальником охраны.

— Как говориться, царь любит царицу, а царица любит попугаев.

Дружная волна смеха разнеслась по всей харчевне.

— Да, власть портит людей, — многозначительно заключил старший.

— Особенно тех, кто уже испорчен по природе, — подал голос их тени Сфагам.

Встревоженные взгляды устремились на него.

— Извините, я не хотел вас подслушивать, но вы так громко говорите…

— Но ты ведь не побежишь на нас доносить? Мы ведь это так всё болтаем, без всяких там мыслей…

— Я, как раз, иду во дворец, но совсем по другому делу. Не беспокойтесь… Так ты говоришь, раньше всё было лучше. — обратился монах к долговязому малому, продолжавшему смотреть на него тревожно-недоверчивым взглядом.

— Ну да, лучше. Хотя бы у стариков спросить.

— Старики заглядывают в детство и видят отблески золотого века, которого никогда не было, но который всегда мерцает в нашей душе. В детстве и в старости нас обдувают ветры золотого века и мы чувствуем ритмы другого времени. Дети в нём живут, старики вспоминают.

— Что-то уж больно мудрёно ты говоришь.

— Так значит, если жизнь постоянно портится, выходит, что и ты сам тоже становишься хуже. Сейчас ты хуже, чем в двадцать лет, в двадцать был лучше, чем в десять…

— А лучше всего ты был, когда ещё не родился! — сострил один из приятелей, давясь от смеха.

Собеседник Сфагама замолк, сбитый с толку.

— Но если мы способны замечать изменения к худшему, значит мы сами ещё не совсем пропали. Не так ли? — продолжал Сфагам.

— Ну, вроде так.

— А может быть, если мы сами не можем стать лучше, нам приятно думать, что портится сама жизнь вокруг нас. И, таким образом, мы не двигаясь вперёд, возвышаемся в собственных глазах?

— Может оно и так, — проговорил старший. — Да только нам о таких вещах думать некогда. У нас работа… Охота тебе голову забивать. Выпей лучше с нами вина.

— Спасибо. — улыбнулся Сфагам, — а я то думал, что и я тоже немножко работаю. Ну что ж, желаю, чтобы ваша работа была вам не в тягость.

Монах направился к выходу.

— Вот чудак, — проговорил ему вслед один из мастеровых, — такая похлёбка в голове.

— Чудак-то чудак… Только бы не донёс.

— Не донесёт, — заверил старший, — Да и не такой уж он чудак. Разные люди бывают.

— Слышал, во дворец идёт. Там теперь таких умников — толпа. Всем чего-то надо. Только бы не работать.

— Ладно, — закончил старший, — не наша это забота. А ты, давай доедай и пошли. Дело стоит.