По вине Аполлона - Рафтери Мириам. Страница 20

Мгновение спустя, я открыла глаза и потерла их.

— Что произошло? У меня раскалывается голова.

— Вы только что произнесли здесь напыщенную тираду о пожаре.

— В самом деле? — Я округлила глаза. — О Господи. Думаю, я опять впала в транс. Говорят, мне передался от бабушки этот дар. Она была цыганкой-гадалкой. Из Румынии.

— Что-то вы не слишком похожи на тех цыганок-гадалок, которых я видел. — Натаниэль поднял в раздражении одну бровь, пронзив меня взглядом. — А теперь, полагаю, вы предложите мне посеребрить вам ручку.

— Но это правда! Говорю вам…

— Прекратите вы, наконец, болтать ерунду? Я же обещал, что помогу вам покончить с вашей прошлой жизнью. Так что не надо пытаться задурить мне голову всей этой дурацкой цыганской дребеденью.

Я не осмелилась продолжать, испугавшись, как бы он в сердцах не выбросил меня из машины. Итак, прощай план номер один.

Натаниэль поправил выбившиеся из-под кепи волосы.

— Вижу, я расстроил вас своими неуместными расспросами о вашем прошлом… И в отместку вы решили придумать кое-что поинтереснее.

— Я не…

— Не возражайте, — оборвал он меня на полуслове. — Я сам виноват. Позвольте же мне в качестве компенсации за мою грубость устроить вам настоящую экскурсию.

Прежде чем я успела ответить, он развернулся и поехал по Маркет-стрит, мимо конок и пешеходов. Внезапно послышался громкий лязг и, подняв голову, я увидела спускающийся с холма прямо нам навстречу вагон фуникулера. Натаниэль просигналил и резко свернул, умело избежав столкновения, после чего спокойно поехал дальше.

— Вы представляете, Руф и его приспешники задумали построить в Сан-Франциско наземную электрическую железную дорогу — так называемые трамваи, которые будут получать ток через подвесную контактную сеть, — что явится настоящей чумой для города, если вы меня спросите, — проворчал он.

— Руф?.. Босс Руф? — Я опешила, услышав имя известного политика, стоявшего у руля коррумпированной политической машины Сан-Франциско в начале двадцатого века.

— У Шпреклза есть план, как остановить это безумие Руфа, и с моей помощью — если на то, конечно, будет Божья воля, — он его осуществит.

— Так бумаги имели отношение к этому плану?

Натаниэль искоса посмотрел на меня.

— Это неважно. Для вашего же собственного блага лучше вам ничего об этом не знать.

— Для моего блага? Как так? — Чем же таким занимался Натаниэль, что могло представлять опасность?

— Посмотрите-ка туда, — сказал он внезапно, так и не ответив на мой вопрос. — Вон там, видите? — Он с нескрываемой гордостью показал на роскошное величественное здание. — Это «Палас-Отель», считающийся самым прекрасным в мире.

Увидеть старый Сан-Франциско в дни его блеска и славы, до того, как он был целиком уничтожен во время одного из самых ужасных в истории Соединенных Штатов природных катаклизмов, было мечтой любого историка, и для меня она претворилась в жизнь. Я чувствовала себя как ребенок, распаковывающий подарки наутро после Рождества, глядя на здания, названные в честь великих людей того времени: «Джеймс Флад билдинг», «Крокер бэнк», «Клаус Шпреклз билдинг». У меня не хватило мужества сказать Натаниэлю, когда он показывал мне все эти знаменитые здания, что очень скоро почти все они превратятся в груду развалин. Да он и не поверил бы мне, скажи я ему об этом.

В течение следующего получаса мы спустились с холмов и поехали по боковым улицам. Натаниэль продолжал знакомить меня с историей города, приводя в подтверждение своих слов факты, о которых я никогда не слышала. К своей радости я обнаружила, что, хотя Натаниэль и был человеком, взор которого устремлен в будущее — человеком, во многом опередившим свое время, — он разделял мою любовь и интерес к прошлому. Если бы он проявлял, хотя бы наполовину, такой же интерес к собственному будущему, подумала я со вздохом. Менее, чем через неделю здесь будет настоящий ад. Времени у меня оставалось в обрез… Я должна была придумать новый план, и не мешкая.

Когда мы достигли порта, Натаниэль показал мне некоторые из принадлежавших ему судов и поведал о предусмотрительности своего отца, построившего здесь причал в дни золотой лихорадки, после чего терпеливо ответил на все мои многочисленные вопросы. В его голосе звучала откровенная гордость, и я испытывала отчаяние, думая о своей неспособности предотвратить уничтожение судоходной компании, которую Натаниэль так любил. Необходимо было во что бы то ни стало этому помешать. Но как?

Проезжая мимо Сити-холла, городской ратуши, Натаниэль рассказал мне еще о некоторых неблаговидных делах Руфа. Мы проехали через Чайна-таун, где в основном жили китайцы, Телеграф-хилл и Рашн-хилл, мимо оперного театра, афиша на котором возвещала о предстоящем выступлении Энрико Карузо в «Кармен». Позже, когда позади нас остались здания театров «Орфеум» и «Колумбус», Натаниэль разразился вдруг целой речью о безнравственности актрис; я прилагала невероятные усилия, чтобы не показать, как это меня задевает.

Однако, как ни странно, он проявил такт, объехав Барбари-коуст, где располагались самые знаменитые городские бордели. Но я увидела все остальное. Несколько раз во время нашей поездки я испытала чувство растерянности, не обнаружив на привычном месте того, что было для меня неотъемлемой частью городского ландшафта. В особенности потрясло меня отсутствие пирамидального здания «Трансамерикэн» и моста «Золотые Ворота».

— Ну вот, кажется, и все, проговорил наконец Натаниэль с улыбкой. — Вы видели город, и теперь нам следует поторопиться, если мы хотим приобрести вам новый гардероб.

— Не могли бы вы показать мне еще и Ноб-хилл? — попросила я и, увидев, что он засомневался, добавила: — Пожалуйста. У меня займет немного времени выбрать одежду. Я не люблю часами ходить по магазинам.

Несколько мгновений, как я могла судить по выражению его лица, он взвешивал в уме мою просьбу и наконец согласно кивнул. Я едва не вскрикнула «Эврика», когда мы начали подниматься по крутому склону холма, где обитали самые богатые семьи Сан-Франциско. Окруженные садами роскошные особняки располагались по обе стороны самой престижной улицы Западного побережья, и, глядя на них, я испытывала чувство невозвратимой потери, поскольку знала, что ни один из них не уцелеет во время катастрофы, которая через неделю обрушится на город. Что бы я только ни отдала сейчас за «Камкордер»…

— Чей это дом? — спросила я, когда мы поднялись на вершину и взгляд мой упал на громадный белоснежный особняк в новогреческом стиле.

С явной неохотой Натаниэль сказал:

— Он принадлежит Мортимеру Пратвеллу, президенту коммерческого банка «Прат-велл».

— Отцу Прудевс?

— Да.

Итак, у ее семьи водились деньги. Пруденс была кем угодно, но только не охотницей за богатым мужем.

И все же она явно не годилась в жены Натаниэлю, и я должна помешать ему жениться на ней. Он не оставил мне выбора, осознала я вдруг, когда мы подъехали к магазину и он помог мне выйти из машины. В ту же минуту, как только мы с ним останемся наедине, я буду вынуждена сказать ему правду.