Тайфуны с ласковыми именами - Райнов Богомил Николаев. Страница 36

Горсть брильянтов достоинством в миллионы долларов способна затуманить мозги даже самому расчетливому пройдохе. Произошло это и с Пеневым. Он похвалялся Флоре, что собирается купить себе виллу – конечно же, за деньги ЦРУ. Но вот ЦРУ отстраняет его от участия в сделке, и в торговом зале объявляется Кениг. Открытый выход на сцену Кенига, так же как неожиданное появление наследницы, о существовании которой никто не подозревал, порождает у Пенева страх, что добыча, которую он столько времени стерег, может от него уйти. Это толкает его на своевольные действия. К примеру, он неотступно следит за Виолетой, что не могло быть не замечено такими людьми, как Кениг, хотя, вероятно, никто ему такого поручения не давал. Не исключено также, что покушение на Кенига в вилле приписывается Пеневу, тем более что другой возможный виновник пока не обнаружен. Так или иначе, наследник Горанова находится под наблюдением. И это обстоятельство не только дает ему обильную пищу для раздумий, но и толкает на мысль, что надо скорее смываться, что отныне ему придется быть на нелегальном положении.

Быть на нелегальном положении – где? Если человек ухитрился бежать за границу, если ему удалось сменить шумный Мюнхен на тихий Берн, это вовсе не означает, что он может непрерывно прыгать с места на место, особенно если учесть, что ЦРУ не по вкусу подобные шалости. Но пусть от этого болит голова у Пенева.

Сейчас важно, чтобы сделка состоялась без каких-либо осложнений. Этой же ночью. В соответствии с договоренностью Пенев первым покидает прокуренный багровый полумрак сексуального подвала, а немного спустя я тоже выхожу и еду следом за «шевроле», сохраняя дистанцию. У меня нет сколько-нибудь серьезных оснований тревожиться, что наследник Горанова сделает попытку обмануть меня и выдать. Сейчас его положение слишком незавидно, и он не может позволить себе такую роскошь. Но все же – чем черт не шутит – я предпочитаю особенно не отставать от Пенева, чтобы можно было видеть, если он вздумает свернуть куда-нибудь в сторону с прямой дороги.

Судя по картине, пробегающей перед моими глазами в зеркале заднего вида, хвост за нами не тянется. Однако, как уже отмечалось, я не сторонник принимать кажущееся за действительное. Нынче, в эпоху небывалого технического прогресса, существуют всевозможные способы совершенно незаметно держать тебя под наблюдением. Именно поэтому сделка должна состояться только в три часа ночи, чтобы прошло достаточно времени с тех пор, как мы с Пеневым разошлись по домам и предположительно легли спать.

Три часа ночи. Обстановка, предельно ясная для людей старого поколения, которые все еще помнят сердцещипательную песню:

Что касается липы, то это, разумеется, поэтическая вольность – у меня в саду липа не растет, – а все остальное – чистая правда.

Безлунной ночью под пышными кронами яблонь я пробираюсь в самый конец сада, где на низкой ограде, разделяющей две усадьбы, возвышается никому не нужная каменная ваза.

Мрак не мешает мне видеть, что возле вазы, по другую сторону ограды, уже ждет Пенев.

– У меня пистолет, Лоран, – предупреждает он, – поэтому, если у вас есть какие-то дурные мысли, лучше выбросьте их из головы. Я продырявлю вам брюхо, не боясь потревожить окрестных жителей.

– У меня тоже кое-что имеется, – вру я нахальнейшим образом. – Но, я полагаю, мы пришли сюда не затем, чтобы дырявить друг друга. Доставайте лучше бумаги.

– Сперва доставайте брильянты!

Я вытаскиваю из кармана уже знакомую коробочку и открываю ее. Хотя ночь безлунна, брильянты заиграли веселым блеском даже при тусклом свете уличных фонарей, с трудом проникающем сквозь яблоневую заросль. Не в силах сдержаться, сосед протягивает к заветному сокровищу жадную руку.

– Не трогать! – предупреждаю я. – Выкладывайте бумаги!

Он отдергивает руку, в свою очередь роется в кармане пиджака и достает какие-то тонкие листочки, свернутые вдвое.

– Похоже, они были при вас и в кабаре…

– Естественно. Так же как ваши камни…

– Мы запросто могли обменяться товаром под столиком. Но с таким мнительным человеком, как вы…

Как бы в подтверждение моей правоты Пенев вдруг спрашивает:

– А где гарантия, что эти камни настоящие?

– А где гарантия, что ваши досье настоящие? – отвечаю я вопросом на вопрос. – У вас по крайней мере преимущество: вы хоть знаете, как выглядят камни. А я ведь понятия не имею, что собой представляют досье. Только – об этом я уже напоминал – если вместо настоящих документов вы мне всучите невинные клочки бумаги или вообще какую-нибудь фальшивку, вы неизбежно будете казнены, Пенев, и незамедлительно»

– Я не ребенок, – бормочет сосед. – Давайте камни!

– Успеется. Сперва я должен выслушать вашу информацию. Где находятся остальные полосы?

Он молчит какое-то время, взвешивая возможный риск. Потом шепчет:

– У Кенига. Не знаю, говорит ли вам что-нибудь это имя…

– Оно мне говорит о ЦРУ.

Пенев молчит, но в таких случаях молчание бывает красноречивее слов.

– Теперь давайте камни!

– Вот они, я кладу их на ограду. А вы положите рядом бумаги.

Он выполняет указание. И, не сосчитав до трех – за какую-то долю секунды до трех не досчитав, – каждый из нас хватает свою добычу.

– Один совет, – говорю я ему, перед тем как удалиться. – Исчезайте немедленно. Ваша жизнь и впрямь висит на волоске.

Он что-то тихо бормочет, вроде «я не ребенок», и уходит в темноту в направлении виллы.

Мне ровным счетом наплевать на то, что его жизнь висит на волоске. Предатель в момент предательства сам ставит на себе крест. Но сейчас мне крайне важно, чтобы он скорее убрался отсюда, и как можно дальше. Прежде чем установит истинную цену камней. И прежде чем его нынешний хозяин пронюхает каким образом он их получил.

Я пробираюсь во мраке к дому, поднимаюсь бесшумно по лестнице и вхожу в кабинет. Напряжение мое не столь велико, чтобы сердце у меня разрывалось, – давно уже миновало то время, когда мне были свойственны такие юношеские переживания. Однако было бы неверно утверждать, что я совершенно спокоен. Риск, что мне подкинули фальшивку, хотя и невелик, но все же есть.

Я зажигаю настольную лампу и быстро просматриваю досье. Тонкая с прожилками бумага сильно измята от перелистывания и основательно выцвела от времени. Потускнел и машинописный текст, так что абсурдно считать, будто эти бумаги приготовлены специально для меня. Машинопись – оригинал, а не копия, хотя в данном случае меня это мало интересует. Что касается содержания, оно сводится к перечню географических названий, напечатанных в столбик с неодинаковыми интервалами: Искыр… Огоста… Росица… Янтра… Места… Осым… Названия нередко повторяются, но их сопровождают различные цифры: Искыр-2… Искыр-3… Всего пятьдесят два словесных обозначения. Признаться, не ожидал я такого половодья.

Солидное приданое прошлого. Пятьдесят два предателя, которые периодически действовали либо были готовы к действию при определенных обстоятельствах. Пятьдесят два агента, которые будут целиком в распоряжении противника, если их вовремя не обезвредить. А насколько это возможно, пока сказать трудно, потому что на лежащих передо мной листах обозначены только маски, а истинные лица значатся на недостающем втором куске рукописи.

Полоски бумаги, до которых я докопался, весьма горькая победа. И все-таки победа. Потому что предположения, высказанные до начала операции, целиком подтвердились. И потому что теперь у меня есть точное представление о степени грозящей опасности, которую необходимо возможно скорее предотвратить. И потому, наконец, что теперь я знаю, где находится другая часть досье.

Только эта другая часть – не вторая, самая важная, а третья, насколько можно верить дополнительным сведениям, полученным от Пенева еще в кабаре.

Об этом и шла речь в заключительной части нашего разговора: