Бумажный тигр - Райс Патриция. Страница 20

Джорджина смотрела на отца широко раскрытыми от ужаса глазами.

— Я сама способна отвечать за себя, как взрослый человек! В любом случае я не выйду замуж за Питера, если он не вернет в магазин ту девушку. А не вернет… Что ж, мне такой муж не нужен!

— Ты окончательно распустилась, Джорджина. Кого принимать на работу в магазин, а кого увольнять — это дело Питера, а не твое. Твоя забота присматривать за домом, слугами и следить за тем, чтобы твоему мужу было хорошо. А если тебе этого мало, то потом пойдут дети, и тебе некогда будет заниматься глупостями. Ты выйдешь за него замуж, милая моя, и мы передвинем дату свадьбы. Тебе от этого будет только лучше.

И это ее отец?..

Глаза девушки наполнились слезами, но она все еще не хотела сдаваться:

Я сама знаю, что для меня лучше, и не стану жить с черствым, бессердечным человеком. Я не выйду замуж за Питера, папа.

Отец будто постарел еще больше. Лицо его окаменело. Покачав головой, он повернулся и стал удаляться по коридору.

Ты выйдешь за него замуж, Джорджина. У меня нет другого выбора. А если будешь упрямиться, мне придется отослать тебя в одно место, где ты останешься до тех пор, пока не образумишься.

Он дошел до своей комнаты и скрылся за дверью, тихо прикрыв ее за собой. Джорджина тупо смотрела ему вслед. В душу закрался страх. Последние слова отец проговорил тихим, даже каким-то усталым голосом, но она знала, что он не шутит. Ей было всего три или четыре года, когда мама уехала куда-то из дома и не возвращалась, кажется, целую вечность. Джорджине до сих пор время от времени удавалось подслушать испуганные шепотки слуг, которые судачили об этом, качая головами, всякий раз, когда с мамой начиналась очередная «драма» и она удалялась в свою комнату. Лишь недавно Джорд-жина наконец узнала, что это было за место, куда отец тогда упрятал маму и куда еще по сию пору иногда грозился отослать ее.

У Джорджины не было никакого желания отправляться в «санаторий» «Тенистый приют».

Отец, напрасно ты так распалился. Это всего лишь жалкий, низкопробный писака, который разорится через пару недель. У нас живут нормальные люди, и они не станут прислушиваться к его нигилистическим бредням.

На дворе стояла уже почти полночь, но старик сидел за письменным столом отнюдь не в домашнем халате, а в безупречном строгом сюртуке, на котором не было ни складочки. Он сердито пыхал сигарой и переводил хмурый взгляд со старшего сына на двух младших, которые находились тут же.

В любом городе найдется несколько негодяев, которым нужен только повод для бунта. Вы слышали о беспорядках в Нью-Джерси? А что устроили фермеры на Западе? Одним словом, нам необходимо задавить его газету в зародыше, пока он совсем не обнаглел. А к тебе, Питер, у меня лишь одна просьба: сделай так, чтобы эта твоя избалованная девчонка не испортила все.

Питер заерзал на стуле. Будучи старшим сыном, он считал себя вправе перечить отцу в тех случаях, когда того начинало заносить. Джон и Пол еще боялись старика и во всем ему повиновались. Джорджина… Ей, конечно, не следовало так поступать, но она молода, наивна и воспитывалась своей матерью отнюдь не в строгости. После свадьбы она изменится. Но сейчас в душу Питера закралось нехорошее предчувствие. Ведь свадьбы может и не быть, если она узнает, что ее приятель Мартин пострадал от руки его отца. Надо убедить старика, чтобы он ничего не предпринимал.

— Не трогай его, отец. Те люди, для которых предназначены его пасквили, не умеют читать. А если и умеют, то они нам не страшны, так как не организованы, не хотят на свою голову неприятностей и боятся потерять работу. Кто бы и как бы ни кричал об их бедственном положении, они и пальцем не шевельнут. А с Джорджи я разберусь, обещаю тебе. Но пойми, ты свяжешь мне руки, если что-нибудь сделаешь этому газетчику. Джорджи очень преданна своим друзьям. Если Мартин пострадает и она узнает, что это наших рук дело, она может и отказаться выйти за меня замуж.

Питер очень разнервничался. Джорджина, кажется, говорила о каком-то клерке, которую он якобы уволил из магазина. Тут надо разобраться. Питер с детства знал, что Джорджина станет его женой. Он очень рассчитывал на этот брак, который должен был помочь ему окончательно выйти из-под отцовской опеки, даровать свободу и самостоятельность. И он вовсе не хотел, чтобы Джорджи сейчас, когда все уже было на мази, вдруг вернула ему обручальное кольцо.

Старик глянул на старшего сына из-под густых бровей и презрительно фыркнул.

— Учти: либо ты ее подчинишь себе, либо она тебя подчинит. А насчет свадьбы можешь не беспокоиться. Достаточно будет раскрыть ей глаза на то, что, если она не выйдет за тебя, ее отец обанкротится, и она перестанет куражиться.

— Отец, что ты говоришь?! Неужели ты выдернешь стул из-под Хановера? Вы же с ним старые друзья! Скоро дела у него поправятся, он толковый предприниматель. И я надеюсь многому у него научиться, прежде чем стану хозяином на фабрике.

Седовласый старик откинулся на спинку стула и стал пускать в потолок колечки сигарного дыма.

Не за горами то время, сынок, когда ты поймешь раз и навсегда, что только деньги могут дать тебе власть. Будь его воля, Хановер пустил бы тебе пулю в спину. Но он вместо этого выдаст за тебя свою девчонку. Потому что за ним должок. Запомните все: деньги — это власть, а власть — это деньги. И зарубите себе это на носу!

Артемис Маллони поднялся из-за стола, высокий и прямой — годы не согнули его, — и направился к двери. Уже на пороге он обернулся и добавил: — Тебе нужно приструнить девчонку, Питер, и поскорее. Отвези ее куда-нибудь, уложи в постель, а потом сразу под венец. Покажи ей, кто из вас главный. И она угомонится, как только поймет это.

Едва за отцом закрылась дверь, как двадцатилетний Джон весело фыркнул:

— Неплохой совет, братишка. На твоем месте я давно бы уже это сделал. Хочешь помогу, Пит? Если у тебя много забот в магазине, я могу развлечь девочку.

— Заткнись, Джон, — не глядя в сторону младшего брата, бросил Питер.

Сегодня Джон особенно действовал ему на нервы. Он пошел в мать, а не в отца, был хилым, и в нем до сих пор не перебродили дурные юношеские гормоны. А шутки казались, как никогда прежде, неуместными. Питеру хотелось отлупить его гораздо сильнее, чем того жалкого газетчика.

Странное дело… Почему, глядя на Джона, он невольно тут же вспоминает человека, который заходил сегодня к нему в магазин?

Голова кругом идет…

Пришло время нанести писаке визит.

Глава 10

Дэниел сидел на ящике, который затащил на крышу, откинувшись спиной на старую печную трубу. Хорошо бы к зиме подобрать к трубе и камин, но разве заставишь человека думать о холодах в знойный июньский день? Скинув с себя рубаху, Дэниел взял в руки блокнот, куда привык записывать все мысли и идеи, приходившие в голову. Надо будет разобраться со сталеплавильней, чтобы подготовить второе наступление на клан Маллони. С другой стороны, Дэниел понимал, что выходить из дома так скоро после первой атаки по меньшей мере неразумно.

И интуиция снова не подвела его. Только он устроился на крыше, как в конце улицы послышался перестук лошадиных копыт и колес. Ужасающего скрипа и лязга, характерного для фермерских фургонов, не было. Хороший экипаж. Хановер уже на фабрике, — Дэниел видел, как он приехал утром, — значит, это новый гость из богатой части города.

При мысли о том, что это может быть Джорджина, екнуло сердце. Но он тут же успокоился, вспомнив, что сидит на крыше и что с улицы его разглядеть невозможно. Бросив взгляд вниз, он мгновенно узнал человека, правившего упряжкой. Питер Маллони. Приехал в легкой нарядной двухместной коляске.

Дэниел не двинулся с места. У него не было ни малейшего желания спускаться вниз и встречать «дорогого гостя». Он не чувствовал себя готовым к тому, чтобы знакомиться с братом, которого видел всего второй раз в жизни, заочно всегда недолюбливал, а теперь, похоже, еще и презирал.