Отпуск за свой счет - Азерников Валентин Захарович. Страница 14
Бабушка давно не видела внука и была, конечно, очень рада его приезду, но, как и Катя, своих чувств не показала. Внук был с гостями, и она не могла допустить, чтобы они подумали, что им она рада меньше. За обедом она всячески потчевала Катю и Юру; Катю особенно – то ли ей казалось, что Катя недостаточно упитана, то ли ей еще что-то казалось…
– Вы прямо как моя бабушка, – сказала Катя. – Она тоже – пока я не лопну…
Ласло перевел. Бабушка усмехнулась и что-то ответила.
– Бабушка говорит, – сказал Ласло, – что бабушка – понятие интернациональное. У них во всем мире одни и те же привычки. Она говорит, – продолжал Ласло, – что каждый человек должен прежде всего быть накормлен и у него должна быть крыша над головой. А уже потом можно спрашивать, как его зовут и откуда он и куда идет.
Катя засмеялась.
– Ну точно как моя. Позовет ученика – взбучку устроить, а сначала кормить его начинает. А они все это знают, прикидываются страшно голодными. Ну, пока она накормит, уж и забудет, зачем звала. И все понимает, а каждый раз на эту удочку…
– Удочку? – переспросил Ласло. – Это что?
– Это выражение такое. Попадается – в смысле.
– А, понял, – сказал Ласло и перевел, показав в конце фразы на стоящий в углу спиннинг.
Бабушка закивала.
– Она говорит, – сказал Ласло, – что это они думают, что она у них на крючке. А на самом деле – они у нее.
– А вы вместе живете? – спросила бабушка Катю.
– Нет, – сказала Катя с сожалением. – Я сейчас в Сибири работаю. Пишем письма друг другу.
– Часто?
– Нет, к сожалению, – сказала Катя. – Через день.
Ласло помедлил, потом нехотя перевел. Бабушка посмотрела на него и ничего не сказала. Ласло виновато пожал плечами.
Потом бабушка что-то спросила Юру.
– Она спрашивает, – сказал Ласло, – есть ли у тебя бабушка.
– Нет, – сказал Юра. – Была. Но я ее не помню.
– Она спрашивает, знаком ли ты с Катиной бабушкой?
– Нет, – сказал Юра. – Пока нет. Но надеюсь… – И он многозначительно посмотрел на Катю.
В холле гостиницы Катя и Юра сидели за маленьким столиком в баре.
– Вот… – сказал Юра. – Вот мы и съездили в Венгрию. А ты не верила. Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…
Катя молчала.
– И то, что я говорил тогда, там, о чем мы… ну, помнишь… это все тоже – не сомневайся. А?
Катя молчала.
– Ну чего ты молчишь все?
Катя смотрела на Юру очень внимательно, как смотрят на человека или в первый, или в последний раз. Юра, по-видимому, ощущал что-то, и это лишало его обычной уверенности.
– Вы когда обратно? Послезавтра?
– Да.
Я встречу.
– Зачем? Нас встретит автобус.
– При чем здесь автобус? Ну при чем здесь автобус?
Катя не отвечала. Юра помолчал, потом спросил другим тоном.
– Слушай, да, пока не забыл – дай мне свой адрес, на всякий случай.
– Адрес? – удивилась Катя. – У тебя же он есть. Был, во всяком случае.
– Ну да, конечно, но чтобы не искать.
– А… А зачем он тебе?
– Как – зачем? Напишу.
– Зачем?
– Привет! Зачем люди пишут друг другу?
– Да, действительно… Зачем?
– А ты не знаешь?
– Я? – Катя пожала плечами. – Теперь нет. А когда знала, никто не писал.
– Катя, я же объяснил! Бывают же обстоятельства… Ну что ты, в самом деле… Ну, мало ли… Главное, что все позади…
– Да, это верно. Это – главное.
– Нет, я не это имел в виду. Опять ты за свое, ей-богу! Ну сколько можно? Господи! – в сердцах сказал он. – И кто тебя только воспитывал?
– Бабушка, – кротко сказала Катя.
– Она небось литературу преподает, твоя бабушка.
– Да.
– Оно и видно. Начитанная ты больно. Только в книгах – все с самого начала… Все гладко… Все тип-топ… И ангелы с трубами… А в жизни…
Катя помолчала немного, потом тихо сказала, скорее себе, чем ему:
– Да, ты прав. Я, наверное, действительно книжная дура. А дур надо учить… – Снова помолчала и добавила: – Конечно, лучше бы не ты, лучше бы другой кто…
– Катя… – Юра взял ее за руку.
– Но в конце концов кто-то же должен. Бабушка уже старая. И такая же, как и я, глупая. Она до сих пор считает, что Татьяна не должна была писать Онегину, что это неприлично…
– Катюша…
– Мы с ней даже чуть не поссорились из-за этого. Я дома не ночевала – у подружки. А выясняется, неправы обе.
– Как это обе, кто-то ведь?…
– Обе. И она так и не вышла замуж, когда дедушка погиб. Все были недостаточно благородны.
– Ты что же, как она, хочешь?
– Она не хотела. Получилось.
– Катюша. О чем ты говоришь?…
– А… Действительно. Ерунду какую-то. Извини. – Она отхлебнула кофе. – Холодный. – И поднялась. – Ладно, я пойду.
– Погоди.
– Неудобно. Тебя Ласло ждет.
– Подождет.
– Да и пора тебе – опоздаешь.
– Плевать.
– Ну зачем же такие сложности?
– Ну хорошо, а когда мы увидимся? Послезавтра? – Он посмотрел на Катю, она пожала плечами. – Я тебя встречу.
– Ты это уже говорил.
– Да, слушай, а где тот чертов прибор?
– А что? – удивилась Катя.
– У тебя?
– У меня.
– Принеси.
– Зачем?
– Ты же мне его подарила.
– Но ты не захотел.
– Кто старое помянет… Принеси.
– А неприятности?
– Ничего. Переживу.
– Отнимут ведь.
– Твой подарок? Я им отниму… – сказал он, поднимаясь, и это был прежний Юра, уверенный в себе и неотразимый.
Ада Петровна просматривала в холле у киоска французские газеты. Окликнула Катю.
– Ну? Ты видела? – Она развернула газету. На фото Кате вручали «Питон». – Я права была. Реклама – двигатель торговли.
– А что там пишут?
– Это и пишут. Вот… Рукопожатие через Урал. «Питон» переползает из Европы в Азию. Ишь ты – «переползает».
– Как-то я тут получилась… Не очень…
– Нда, лучше бы ты вообще не получилась. А то как бы теперь чего не получилось.
– Вы прямо всего боитесь. Я же ничего плохого не сделала.
– А хорошего что?
– Ну как… У испытателей будет хороший прибор. Они сделают хорошую работу. Ее внедрят, будут хорошие результаты. Всем будет хорошо.
– А мне?… – спросила Ада Петровна.
– А что? – спросила Катя.
– А то. В торгпредство вызывают.
– Вас?
– И тебя, между прочим, тоже…
Они вошли в кабинет торгпреда. Он встал из-за стола.
– Вот, значит, это вы и есть… – Он взял со стола газету. – Похожа. У вас там все такие шустрые – в Верхнеярске? Чего ж тогда так медленно строите? Надо же… – он показал на стол у стены, где рядышком стояли семь приборов в фирменной упаковке, а рядом знакомый уже «Питон». – Все тебе.
– Мне?
– Вон: «СССР, Котовой». На деревню – дедушке.
– А что это? – не поняла Катя.
– Что? Конкуренция. Французы лезут в Сибирь на русский рынок, чем мы хуже? И пожалуйста: ФРГ, Япония, Бельгия… Американский даже один. Что прикажешь с ними делать?
– Я?
– Ты. Тебе же прислали. Ты такой крупный ученый… Давай, измеряй, если есть что.
– Я не просила, – испуганно сказала Катя.
– Я тоже.
– А что же теперь делать?
– Теперь? Может, надо было раньше подумать?
– Отдайте обратно.
– Обратно? Легко сказать.
– Ну, возьмите. Пригодятся.
– Кому?
– Многим.
– Ara. A потом придут к тебе корреспонденты ихние и спросят: как, мол, наши приборчики?… А ты скажешь, спасибо, хорошо. А они напишут: советские гидростроители дают высокую оценку продукции такой-то фирмы. А внешняя торговля, между прочим, – монополия государства, а не частных лиц.
– Но я же не виновата…
– А я? А расхлебывать-то мне. Вон: семь красавцев, семь скандалов.
– Почему семь – шесть. Этот мой, – Катя положила руку на «Питон».
– Как это – твой? Он конфискован на таможне у одного нашего инженера.
Катя замолчала и поглядела в окно, словно что-то пыталась там увидеть. Торгпред невольно тоже поглядел туда, но ничего интересного не заметил.