Отпуск за свой счет - Азерников Валентин Захарович. Страница 3
– Конечно же, мы знакомимся с Юрой в невыгодной для него ситуации. Он ошеломлен, он увидел женщину, которую не ждал. Даже если он и приглашал ее перед этим, согласитесь, его растерянность вполне можно понять и простить. Мало ли кто из нас что обещает. Как говорил классик: все пообещать – значит ничего не дать. Разумное обещание должно носить абстрактный характер. Можно обещать любой женщине счастье, новую жизнь или светлое будущее – никто не знает, что это такое. Но упаси бог дать ей повод надеяться, что ты намерен пойти с ней в театр или в загс – мелочи западают в память…
– Как ты нашла меня? – спросил наконец Юра. Он еще не пришел в себя.
– По адресу, – пожала плечами Катя.
– А откуда взяла?
– Ты же сам оставил.
– Я?!
– Ну да. Ты что, забыл?
– Ты уверена?
– Но я же здесь.
– Вообще-то да. Чудеса.
– А ты разве не хотел, чтоб я приехала? Говорил, что будешь ждать.
– Ну конечно, говорил. Но вот адрес… Мне казалось…
– Ну а как же ты приглашал – без адреса, что ли?
– Вообще-то, конечно. Естественно. Просто как-то неожиданно. Я бы встретил. А тут, видишь, какая история – гости, как назло.
– Я помешала?
– Нет вообще-то, почему, что ты! Очень хорошо как раз. С корабля на бал. Просто…
– А что у вас тут? День рождения чей?
– Почему?
– Будни же сегодня.
– Ну и что? У нас каждый день праздник. После шести. Слушай, а ты что – в командировку?
– Нет, в отпуск.
– На юг?
– Не совсем, – многозначительно улыбнулась Катя. – Скорее, на юго-запад.
– Чудачка, ты бы хоть предупредила. Написала, что едешь.
– А как?
– У тебя же был адрес, ты говоришь.
– Но если тебе что-то мешало писать, ты и ответить не смог бы. Верно?
– Нда… – только пробормотал Юра.
– Слушай, – сказала Катя, – знаешь, давай сейчас не будем говорить об этом, я не хочу наспех. Уйдут гости, тогда все обсудим.
– Что обсудим? – насторожился Юра.
– Есть что.
– Сегодня?
– Ну да. Когда они уйдут.
– А-а… А тебе разве не надо никуда? Ты где остановилась?
– Еще нигде.
– Ах, вот оно что…
– Но если неудобно… Вообще, я могу в гостинице…
– Нет, нет, что ты… Напротив. Просто я думал, что ты где-то у родственников. Знаешь, как бывает. Они же обидчивые, ужас.
– Не знаю, у меня нет здесь никого. Но если тебе неудобно…
– Да нет, что ты. Просто родители…
– А… А ты не говорил, что живешь с родителями. Я не знала, я бы тогда…
– Подожди, – сказал Юра, – вот мама вернется, они в театре, что-нибудь придумаем.
В дверь позвонили.
– Открыто, – крикнул Юра, – и с явным облегчением сказал Кате: – Извини, гости.
– Да, да, – сказала Катя, – конечно. Ты иди.
Дверь открылась, в прихожую вошла Лена, держа в каждой Руке по большой сумке.
– Между прочим, нахальство такие тяжести поручать. Могли бы и сами заехать, – сказала она, отдуваясь, и, увидев Катю, добавила: – Привет.
– Привет, – сказала Катя.
– Познакомьтесь, – нерешительно представил их Юра. – Это Катя, это Лена.
– Очень приятно, – сказала Катя.
– Да? А чего это тебе так приятно? – удивилась Лена.
– Брось, – сказал Юра. – Не возникай.
– А ты чья? – не унималась Лена. – Юр, она твоя сегодня? Или Ласло?
– Перестань.
– В каком смысле – чья? – поинтересовалась Катя.
– В нехорошем, – сказала Лена. – Или ты одна? Свободный защитник?
– Кончай трепаться, – нахмурился Юра. – Катя не москвичка, подумает еще чего.
– Да? Мальчики переходят на периферийные кадры? У нас что, оказывается, кризис нетрудовых ресурсов? Ты откуда?
– Из Верхнеярска.
– А-а, великая стройка. Гвоздь программы. Тогда я пас. Я и краситься не буду, чего лак, тушь переводить. Предупредили б, между прочим, я б газетки почитала – сколько дней до пуска, было б об чем поговорить с девушкой…
– Не обращай внимания, – сказал Кате Юра, – она у нас любит разыгрывать.
– Я понимаю, это очень хорошо, – сказала Катя.
– А что тебе все хорошо, да все приятно? – не унималась Лена. – Может, ты вообще нежная, а?
– В каком смысле?
– Вот – и смысл тебя все время волнует. Когда все кругом бессмысленно.
– Что бессмысленно?
– Все. Вечеринка эта. Ничего не обломится, все мимо.
– Я что-то не очень понимаю вас, Лена.
– Она сама не понимает, – сказал Юра. – Но очень любит выступать.
– А старики дома? – спросила Лена.
– Нету.
– Жалко. Теща у нас – просто прелесть.
– Лена, хватит, – нахмурился Юра. – Ты не обращай внимания, – сказал он Кате. – Она все, что говорит, надо на два делить. А то и на три.
– Прогресс, – заметила Лена. – В прошлый раз ты говорил – на четыре.
– Мельчаешь.
– С кем поведешься, – Лена, заботливо поправив Юре галстук и бросив мимоходом: – Он старит тебя, ты рядом с Катей просто папуля, – понесла сумки на кухню.
А потом шла обычная молодежная вечеринка. Пили, жевали бутерброды, танцевали.
– Узнаешь? – тихо спросил у Кати Юра и кивнул на своего приятеля, известного киноактера, который с мрачным лицом отплясывал с Леной.
– Похож на… – и Катя назвала фамилию актера.
– Так это он и есть.
– Ну да? Такой печальный? Он же всегда веселый. А тут…
– А чего ему тут смеяться. Он же не на работе. Он всегда у нас мрачный был. Мы в школе вместе учились. На одной даже парте сидели. А теперь он на экране, а мы в зале.
– Ага, – сказал актер. – Я на тряпке, а вы в жизни.
– Но ты крупным планом, а мы в темноте.
– А свет перегорел, и меня нет. А вы домой пошли.
– Странно, – сказала Катя, – вы всегда такой смешной, а говорите как-то…
– Я ж сейчас свои слова говорю.
– Вот ты придумай ему этюд, – сказал Юра, – он сразу веселым станет.
– Этюд?
– Такой-то человек в таких-то обстоятельствах.
– А как это – чтоб смешно было? – спросила Катя у актера.
– А в жизни все смешно – откуда посмотреть.
– Я знаю, – сказала Лена. – Я уже все придумала. Вот допустим… – она посмотрела на Катю, – вот, скажем, ты приходишь к одной своей знакомой… Так?
– Уже смешно, – сказал актер.
– Смешно? – удивилась Катя.
– К своей – очень смешно.
– Нет, серьезно, – сказала Лена.
– Серьезно – это еще смешней. Ну и что там у вас дальше?
– Ну вот, приходишь, – Лена снова посмотрела на Катю, – а там у нее – другой мужчина.
– Да? Оригинальная ситуация.
– Этюд, этюд! – закричали все. – Только не халтурь.
– Хоть бы один новый сюжет, – пробормотал актер, отошел к окну, потом повернулся резко и… и сыграл этюд «нежданный гость». Все смеялись; одни посматривали на Катю – со снисхождением, другие – на Лену, с осуждением. Лишь автор постарался в этой ситуации сохранить нейтралитет:
– Вряд ли у кого поднимется рука бросить в Лену камень, – заметил он. – В общем, ее даже можно понять. Еще сегодня днем, когда она последний раз говорила с Юрой по телефону, у нее не было в личной жизни никаких проблем. Так, во всяком случае, ей казалось. И хотя между ней и Юрой не было разговоров о любви или о чем-нибудь таком, но это ничего не значило. Кто в наше время говорит о таких пустяках?! Говорили о вещах серьезных: о лицензионных пластинках, о гоночных «Ягуарах», о пикниках в стиле «ретро» – с непременной плетеной корзиной, куда можно уложить полуфабрикаты, по возрасту тоже принадлежащие к этому стилю. И вдруг – Катя, как гром среди ясного неба, как снег на голову, как свет в темной комнате, делающий невозможным то, что мгновение назад казалось неизбежным. Что же оставалось Лене в этой ситуации? Естественно, то, что на ее месте сделала бы любая: бороться за свое призрачное счастье, вернее, даже не за счастье, – может, Лена и не считала то, что у них с Юрой было, счастьем, а главное – против соперницы. Не за, а против – ты уже тогда как бы и не агрессор, а пострадавший, на твоей стороне сочувствие народов. И надо сказать, поначалу Лена не отвергла этой возможности. Но потом ее осенило…