Под защитой любви - Райс Патриция. Страница 4

Комковатая овсянка Молли не шла ни в какое сравнение с образами, витавшими перед его мысленным взором, но это было лучше, чем ничего. Чтобы не умереть с голоду, Джек научился готовить самые незатейливые блюда. Но ничего вкусного он приготовить не мог, да и не хотел. К тому же он был слишком голоден, чтобы удовлетвориться своими скудными припасами.

Свесив длинные ноги с постели, Джек обнаружил, что улегся спать и рубашке и чулках. Какого дьявола он это сделал?

Чуть не ударившись головой о крышу алькова, он раздраженно выругался и пошарил вокруг в поисках бриджей. Только тут он сообразил, что пол довольно теплый, и его не трясет, как обычно, от предрассветного холода. Запах жарящейся ветчины был настолько соблазнительным, что Джек поспешно натянул бриджи и выглянул из алькова, пытаясь определить источник этого чуда.

Вид изящной фигурки, хлопотавшей у очага, так поразил его, что он чуть не рухнул на постель. Может, он пьян? Ими страдает галлюцинациями? В последний раз женщина готовила ему завтрак еще в Ирландии. Может, это фея, явившаяся из прошлого, чтобы бередить его душу?

Эфемерное создание повернулось, оказавшись худенькой девочкой с копной спутанных кудрей, ниспадавших до талии, которая самым прозаическим образом поставила на стол сковороду. Джек испустил облегченный вздох и вышел из алькова.

Фейт чуть не выронила сковородку, когда из темного проема появился худощавый мужчина и шагнул вперед, на ходу застегивая бриджи. Постаравшись взять себя в руки, она повернулась к нему, но не могла припомнить, видела ли его раньше.

Он был очень высок, выше ее отца, с черными, как смоль, растрепанными волосами. В утреннем сумраке трудно было разглядеть его глаза, но решительно выдвинутая вперед челюсть с пробившейся за ночь щетиной говорила об упрямстве и твердости характера. Незнакомец показался ей худым, но когда подошел ближе, Фейт увидела, что его тело состоит сплошь из мускулов. Фейт подавила испуганный возглас. Такой человек мог быть грозным противником, и никак не походил на добродушного фермера, обремененного женой и полудюжиной ребятишек.

Воспоминания о прошлой ночи и кошмарный всадник всплыли в памяти, но Фейт не могла совместить эти два образа. Разбойник с большой дороги не стал бы заботиться о своей жертве и укладывать ее в теплую постель. Может, он все-таки фермер, который случайно набрел на нее в снегу и принес к себе домой? Но в таком случае, где его жена и остальные домочадцы? Фейт бросила обеспокоенный взгляд на лестницу, которая вела на чердак. Может, они сейчас спустятся?

— А я-то думал, что феи исчезают с рассветом, — небрежно заметил Джек, глядя в ее широко распахнутые глаза. Огромные, как блюдца, они были такого чистого серого цвета, что он видел в них свое отражение. Бледное личико его юной гостьи с заострившимися скулами и поразительными глазами не выражало ничего, кроме недетского терпения.

— Феи? — неуверенно повторила она. У незнакомца был звучный глубокий баритон, ласкавший слух, и легкий акцент, который несколько озадачил ее.

— Ну да. Ты что, никогда не слышала о феях?

Он, наверное, дразнит ее? Фейт не привыкла к шуткам, не считая язвительных насмешек других детей. Она непонимающе уставилась на мужчину, затем опустила голову.

— Нет, сэр. — Она покорно ждала, пока он отчитает ее за вольное обращение с его припасами или даст какие-либо поручения по хозяйству, молясь лишь о том, чтобы он разрешил ей поесть.

Когда Джек не отозвался, огромные глаза снова уставились на него без всякого намека на смех или лукавство. Проклятие, он всегда полагал, что лесные феи смешливые создания. Даже человеческие детеныши умеют улыбаться. Еще немного, и она заставит его поверить в ведьм и леших.

Жадно потянув носом воздух, он бросил взгляд на стол.

— Надеюсь, здесь хватит на двоих? Я так проголодался, что мог бы слопать и очаг.

Фейт легко могла вообразить, что такой верзила способен жевать камни, но при упоминании о количестве приготовленной еды ее горло тревожно сжалось. Она так хотела есть, что готова была сражаться за эти два яйца, если бы не принципы, внушенные с детства матерью. Это его еда. Она не имеет на нее права. Стараясь не обращать внимания на восхитительный запах яичницы, поджаренной с тонкими ломтиками ветчины, дразнивший ее обоняние, Фейт вежливо кивнула.

— Я приготовила то, что удалось найти, сэр. Я поем после вас, если вы не возражаете.

Джек никогда не слышал, чтобы ребенок изъяснялся подобным образом. Запустив пальцы в волосы, он устремил на девочку подозрительный взгляд. Они с Шоном могли сцепиться из-за последней лепешки, оставшейся на тарелке, а драки при дележке пойманной рыбы или краденых яблок были обычным делом в его детстве. Возможно, девочки другие. Эйслин была слишком мала, чтобы участвовать в этих схватках, но Джек до сих пор помнил, какой отпор давали ему его рослые ровесницы, когда он пытался стянуть у них завтрак. А ведь эта малышка так голодна!

— В буфете есть тарелки. Поедим вместе, — буркнул он и направился к двери, предоставив гостье делить еду.

— Лошади уже напоены, сэр, — робко произнесла она ему вслед. Обернувшись, Джек скорчил сердитую гримасу.

— Меня зовут Джек. И я сам знаю, что мне делать.

Фейт испуганно подпрыгнула, когда он захлопнул за собой дверь. Затем, бросив голодный взгляд на яичницу, шипевшую на сковородке, позволила себе немного расслабиться. Несмотря на грубоватые манеры, он не производил впечатления людоеда, способного сожрать ее на завтрак. Распахнув дверцы буфета, Фейт обнаружила там несколько жестяных мисок и кружек и поставила на стол. Затем разделила яичницу на две части, выделив хозяину большую порцию. При таких габаритах он, надо полагать, испытывает большую потребность в еде, чем она. Поставив миски поближе к пышущему жаром очагу, она нарезала черствый хлеб, обмакнула в образовавшийся на сковороде жир и слегка обжарила на огне.

К тому времени, когда Джек вернулся, чай уже заварился, и, пока он стряхивал снег с сапог, Фейт разлила по кружкам обжигающую жидкость. Чай считался дорогим напитком, и оставалось лишь гадать, почему есть чай, но нет еды.

В комнате имелся только один стул. Не долго думая, Джек взял тарелку и уселся на пол, скрестив ноги. Схватив пальцами поджаристый ломтик ветчины, он жадно впился в него зубами.

— Вы не должны сидеть на полу! И потом, это моя миска. Вот ваша. — Она взяла тарелку с большей порцией и поставила ее на стол. — Где у вас вилки?

Джек проглотил ветчину и недовольно скривился.

— И как ты умудрилась нарезать такие тонкие кусочки? Мужчине требуется что-нибудь посущественнее, чтобы было, что положить на язык. Налей-ка мне чаю. Надеюсь, он крепкий?

Что-что, а приказы Фейт отлично понимала. Она поспешно протянула ему кружку.

— Я не нашла сахара и сливок, — произнесла она извиняющимся тоном.

— И не найдешь, поскольку здесь этого не водится. Садись и ешь. — Он махнул в сторону стола. — Где-то в ящиках была вилка, но можно обойтись и хлебом. — В подтверждение своих слов он подхватил яйцо кусочком тоста и целиком сунул в рот.

Отсутствие манер не могло отвратить Фейт от еды, но усесться за стол, когда хозяин сидит на полу… Это шло вразрез со всем ее жизненным опытом. В растерянности она поискала в буфете вилку; затем, видя, что он не собирается вставать, покосилась на миску с яичницей, при одном взгляде на которую у нее текли слюнки. Решившись, Фейт взяла тарелку и кружку и опустилась на пол с другой стороны очага.

Он не повел и ухом, когда она откусила кусочек от толстого ломтя хлеба. Они ели в дружелюбном молчании: Джек — небрежно вытянув длинные ноги, и девочка — чопорно расправив юбку вокруг согнутых коленей. Джек наблюдал затем, как она ела. Она не только разговаривала не так, как другие дети, но даже ела по-другому. Несмотря на тот очевидный факт, что ей пришлось голодать, она аккуратно поддевала каждый ломтик ветчины вилкой и тщательно прожевывала его, прежде чем проглотить.