Желание и честь - Райс Патриция. Страница 26

– Наверное, придется подождать с умыванием до Эринмида, – заметила она.

– Прекрасная мысль. – Он с отвращением смотрел на бугристое стеганое одеяло. Ему приходилось пользоваться и худшим, но сейчас у него болела рана и затекли ноги.

Он сел на расшатанный стул и начал снимать сапоги.

– Не хочу, чтобы меня видели в имении, пока не стемнеет. Думаю, нам осталось всего несколько часов пути. А пока нам следует отдохнуть.

К его удивлению, мисс Уитнелл опустилась на тюфяк и тоже стала стаскивать сапоги. Он полагал, что она займет кровать. Но видимо, она приняла его слова всерьез.

– Там буду спать я, – решительно заявил он.

– Нет, не будете. – Она сняла сапоги и с отвращением дотронулась до своей блузы из домотканого холста. Он понял, что ей хотелось бы раздеться. Наверное, ткань раздражала ее нежную кожу. Не раздумывая, он снял с себя рубашку из тонкого полотна и бросил ей.

– Я отвернусь, а вы наденете ее. В ней удобнее, чем в вашем ужасном одеянии.

И тотчас же понял, что отвернуться ему следовало до того, как он сбросил рубашку. Ее глаза расширились от ужаса и скрытого любопытства, когда она увидела его обнаженный торс. Он давно перестал смотреться в зеркало, но тут увидел себя ее глазами. Он никогда не был склонен к полноте и всю жизнь занимался физическим трудом. Аристократ не мог бы похвастать такой мускулатурой.

Шрам на боку, вероятно, выглядел довольно эффектно. Гэвин, заметив выражение ее глаз, почувствовал знакомое возбуждение.

Он отвернулся. Ему нужна женщина, но не эта. Он научился обходиться без женского общества. Проживет без него и дальше.

– Я буду спать на тюфяке, – резко произнес он.

– Не смешите меня. Он для вас мал. Я уже одета. Можете повернуться.

Он надеялся, что увидит на ней только свою рубашку, но она завернулась в одеяло, так что видны были только густые локоны и лукавое личико. Когда он повернулся, она сразу зажмурилась, чтобы не видеть его наготы. Гэвин чуть не рассмеялся. Ему хотелось поиграть мускулами и насладиться ее восхищением. Он чувствовал себя полным сил – таким, каким видела его эта женщина.

Вместо того чтобы потешить свою гордость, Гэвин послушался Диллиан и лег на кровать. Он заснул, и ему снилась мисс Уитнелл, танцующая в его рубашке.

– Возвращаю вам вашу рубашку, – пробурчала Диллиан, неохотно протягивая ее Гэвину. Ее огорчало, что она больше не увидит эту великолепную мускулистую грудь. Ей нравилось смотреть, как под кожей играют его мускулы, густые волосы на его груди и даже под мышками завораживали ее.

– Вам нравится то, что вы видите? – ухмыльнулся он, когда поймал ее взгляд, прикованный к его груди.

Она покраснела и отвернулась.

– На свете и так достаточно надутых ослов, – загадочно произнесла она. Ей было двадцать пять, но сейчас Диллиан казалось, что ей снова шестнадцать. Она была возбуждена, взволнована и не знала, в какую сторону смотреть.

– Может, вы и правы, и я не возражаю, если вы когда-нибудь проверите вашу теорию. А сейчас нам пора выбираться отсюда.

Быстрыми шагами он вышел из комнаты. Хозяин ждал его внизу. Маркиз вложил ему в руку несколько монет.

– Всегда вам рады. Приезжайте когда угодно, – кланялся хозяин.

Не ответив, маркиз направился к конюшне. Диллиан старалась не отставать. Его невозможно понять. То он шутит, то мрачен, как грозовая туча.

Считая, что всегда лучше первой нанести удар, она насмешливо спросила:

– Хозяин даже не заметил вашего прекрасного лица. Какой смысл натягивать эту дурацкую шляпу в такую жару?

– Жару? – удивился он. – Вы называете это жарой? Да в Калифорнии зимой даже ночью теплее. – Диллиан почувствовала, как сильные руки обхватили ее талию, и, не успев даже ахнуть, оказалась в седле. Он продолжил: – Наш любезный хозяин надеялся, что я заплачу ему за его молчание. Он принял вас за моего мальчика-любовника. – Гэвин вскочил на лошадь и выехал из конюшни навстречу солнечному свету.

– Какого мальчика? – Диллиан с удивлением смотрела на его широкую спину. В его голосе слышались отвращение и некоторая доля иронии.

Он обернулся.

– Надеюсь, леди этому не обучают. Сколько лет вы живете на этом свете? Не можете же вы быть такой наивной, как кажетесь!

Он снова стал смотреть на дорогу, и Диллиан нахмурилась:

– Я живу достаточно долго, чтобы научиться не доверять никому из мужчин. Он, должно быть, подумал, что мы какие-то извращенцы.

– У вас неплохо сочетается ум с невинностью. Вы хорошо ведете игру, мисс Уитнелл. Почему вас до сих пор не похитил какой-нибудь мужчина? Или перемена имени связана с тайным замужеством?

Ей захотелось его ударить. Будь у нее ружье, она всадила бы пулю в эту широкую спину.

– Хозяин был прав, милорд! – крикнула она в ответ. – Вы извращенец.

Он ухмыльнулся, но ничего не ответил.

Диллиан внимательно смотрела на дорогу и запоминала места, мимо которых они проезжали. Они приближались к Эринмид-Мэнор. Если им придется спасаться бегством, она должна знать дорогу.

Уже стемнело, когда они добрались до деревни, находившейся поблизости от имения. За исключением таверны, в которой виднелся свет, и слышалось пение, везде было темно и тихо.

Маркиз достал из дорожного мешка плащ и накинул его. Хотя стало холоднее, Диллиан понимала, что он сделал это не для того, чтобы согреться, – он не хотел, чтобы его узнали.

– Вы, надеюсь, не думаете, что кто-то следит за нашими передвижениями? – спросила она, подъезжая к нему.

– Я научился избегать риска и предпочитаю подтверждать слухи о том, что маркиз Эффингем появляется только в Эринмиде.

– «Появляется». Что ж, подходящее слово, – проворчала она. – Вы появляетесь как призрак. А зачем? Вы хозяин имения, все вокруг ваше. Люди боготворили бы вас, если бы вы от них не скрывались. Почему вы прячетесь?

– Возможно, я не хочу, чтобы меня боготворили, – сухо ответил он.

Не успел он договорить, как женщина, шедшая им навстречу, пронзительно вскрикнула и бросилась к ближайшему дому.

– Ну, вот вам и ответ.

Диллиан посмотрела в ту сторону, где скрылась женщина. Испуганные лица следили за ними из-за ставен, пока они не отъехали на достаточно большое расстояние.

– Чем вы грозили им, что нагнали на них такого страху? – Он невесело рассмеялся.

– Я с ними даже не разговариваю. Мы стараемся держаться подальше друг от друга.

У нее уже был готов язвительный ответ, как вдруг громкий, полный ужаса крик пронзил тишину. Деревня была небольшой, и скоро они увидели, как из-под соломенной крыши дома на соседней улице устремляется вверх оранжевое пламя.

При виде пожара Диллиан окаменела. Она еще не забыла ревущий в ночи огонь, и страх вновь охватил ее. Но не маркиза. Он пришпорил усталую лошадь, свернул в переулок и исчез из виду прежде, чем она решилась последовать за ним.

Придя в себя, Диллиан пришпорила свою лошадь. Она с трудом пробиралась по узкой улочке, запруженной людьми. Почти вся деревня выбежала на улицу с ведрами в руках, в толпе среди взрослых носились возбужденные дети, во все горло кричавшие:

– Пожар! Пожар!

У горевшего дома, вокруг которого неподвижно стояла толпа, рыдала, ломая руки, молодая мать. С высоты лошади Диллиан увидела страшную картину и поняла причину бездействия людей. У нее перехватило дыхание.

Проклятый маркиз взобрался по расшатанной лестнице на горевшую крышу и в безумной попытке пробраться внутрь сбрасывал охапки соломы на землю. Диллиан поняла, что кто-то, должно быть, остался в доме, а верхний этаж уже охватило пламя. У нее потемнело в глазах – совсем недавно она присутствовала на таком же пожаре.

Грозное ворчание толпы отвлекло ее от ужасных воспоминаний. Она слышала ругательства, чувствовала страх, овладевший людьми, когда человек в плаще швырял тлеющую солому на их головы. Они не шевелились, предпочитая дать волю огню, лишь бы не помогать маркизу. Они боялись этого человека, которого совсем не знали. Для них он был лишь черной тенью, появлявшейся редко и только с наступлением темноты. Один из грозных призраков, живших в замке. Диллиан не могла поверить, что люди понимают, что человек на крыше пытается спасти жизнь оставшимся в доме, но ничем не хотят помочь ему.