Меррик - Райс Энн. Страница 25

7

Проснувшись следующим вечером, я увидел, что небо необычно ясное и звездное. Отличный знак для всех, на кого снизошла благодать. Такая ночь редкость для Нового Орлеана: из-за очень влажного воздуха небо здесь обычно подернуто дымкой или закрыто облаками.

Не испытывая голода, я направился прямиком в гостиницу «Виндзор-Корт», вновь оказался в красивом холле – современном, но отличавшемся элегантностью старых отелей, – а оттуда поднялся в номер к Меррик.

Оказалось, она только что выехала, и горничная готовила комнаты для нового постояльца.

Что ж, Меррик прожила здесь дольше, чем я ожидал, но меньше, чем надеялся. Как бы там ни было, решил я, она благополучно находится на пути к Оук-Хейвен. Я заглянул в письменный стол, чтобы проверить, не оставила ли она для меня письма. Оставила.

Только покинув гостиницу и убедившись, что рядом никого нет, я прочел короткую записку: «Уехала в Лондон забрать из хранилища те несколько предметов, которые, как мы знаем, связаны с ребенком».

Итак, дело движется!

Разумеется, она имела в виду четки и дневник, найденные более десяти лет тому назад нашим агентом Джесс Ривз в квартире на Рю-Рояль. И если память мне не изменяла, в обители хранились еще несколько предметов, обнаруженные столетием раньше в покинутом номере одного из парижских отелей, где, по слухам, обитали вампиры.

Я встревожился.

А чего я мог ожидать? Что Меррик откажет мне в просьбе? Тем не менее я никак не предполагал, что она отреагирует так быстро. Конечно, она получит предметы, за которыми поехала, – в этом я не сомневался. Авторитет Меррик в Таламаске был велик и обеспечивал ей постоянный доступ к тайным хранилищам.

Мне пришла мысль попытаться позвонить ей в Оук-Хейвен и сказать, что мы должны чуть подробнее обсудить дело. Но я не мог рисковать.

Хотя агентов Таламаски в Оук-Хейвен насчитывалось немного, но все они были по-разному одарены. Телефон для них не был просто лишь обычным средством связи, и я не мог допустить, чтобы кто-то уловил нечто «странное» в голосе, звучащем на другом конце провода.

Я оставил все, как есть, и отправился в нашу квартиру на Рю-Рояль.

Стоило мне свернуть на подъездную аллею, как что-то мягкое прошмыгнуло мимо, коснувшись моей ноги. Я остановился и пошарил взглядом в темноте, пока не разглядел очертания еще одного огромного черного кота – наверняка уже другого. Я не мог представить, чтобы тот котяра, которого я видел прошлой ночью, проследовал за нами до самого дома без всякой приманки.

Кот скрылся на заднем дворе и пропал, когда я дошел до железной лестницы. Все это мне не понравилось. И кот тоже. Совершенно не понравился. Я задержался в саду: прошел к фонтану, чашу которого недавно очистили, и провел несколько минут, глазея на плавающих в прозрачной воде золотых рыбок и на лица совершенно заросших лишайником каменных херувимов, высоко державших над собой раковины, а затем оглядел клумбы, тянувшиеся вдоль кирпичных стен.

За чистотой двора следили, хотя не очень тщательно: подметали каменные дорожки, но позволяли растительности буйно разрастаться. Вероятно, Лестата это вполне устраивало, если он вообще на что-то обращал внимание. А Луи просто обожал этот двор.

Едва я поставил ногу на первую ступеньку лестницы, как вновь увидел кота – огромное черное чудище. Нет, не нравятся мне коты, запрыгивающие на высокие стены.

В голове роились мысли. Предстоящая сделка с Меррик порождала все усиливающуюся тревогу, дурные предчувствия камнем ложились на сердце. Ведь за все приходится платить. Внезапный отъезд Меррик в Лондон вдруг показался пугающе подозрительным. Неужели моя просьба показалась ей настолько серьезной, что ради нее она бросила все остальные дела?

Следовало ли мне рассказать Луи о ее намерениях? Тогда мы определенно смогли бы поставить точку в наших планах.

Войдя в квартиру, я включил все лампы в каждой комнате. Это давно вошло у нас в привычку, за которую я цеплялся изо всех сил, чтобы чувствовать себя обычным человеком, хотя это была, конечно, чистая иллюзия. С другой стороны, возможно, нормальность всегда является иллюзией. Кто я такой, чтобы судить?

Луи появился почти сразу. Он совершенно бесшумно поднялся по черной лестнице, и я услышал лишь его сердцебиение, а не шаги.

Я стоял у распахнутого окна в задней гостиной, наиболее отдаленной от шумной, вечно заполненной туристами Рю-Рояль, и пытался снова отыскать взглядом кота, хотя сам себе в этом не признавался. Невольно заметил, как разросшаяся бугенвиллея закрыла высокие стены, а заодно и всех нас от остального мира. Густо переплетенные лозы глицинии перекинулись с кирпичных стен на балконную ограду, а оттуда дотянулись до крыши.

Роскошные цветы и зелень Нового Орлеана поражали меня всегда, наполняли радостью, где и когда бы я ни останавливался, чтобы ими полюбоваться и насладиться их ароматом, словно по-прежнему имел на это право, словно по-прежнему оставался частью природы, словно по-прежнему был смертным.

Луи точно так же, как и накануне, был тщательно и продуманно одет: черный льняной костюм отличного покроя (редкость для льняных вещей), свежая белоснежная рубашка и темный шелковый галстук. Великолепные вьющиеся волосы блестели, зеленые глаза сияли.

Сразу было видно, что он успел насытиться: бледная кожа снова приобрела чувственный оттенок, который дает только кровь.

Такое внимание к малейшим деталям удивило меня и в то же время обрадовало, ибо означало своего рода душевный покой или, по крайней мере, отсутствие отчаяния.

– Присаживайся на диван, если хочешь, – сказал я, опускаясь на тот стул, на котором прошлой ночью сидел Луи.

Старинные стеклянные светильники, тускло поблескивавший натертый пол, ярко-красные мягкие ковры создавали в небольшой гостиной некий особый, утонченный уют. На стенах висели прекрасные образцы французской живописи. Видимо, даже малейшие детали призваны были нести покой.

Меня вдруг поразило, что именно в этой комнате больше века тому назад Клодия попыталась убить Лестата. Но Лестат сам выбрал именно этот дом, и мы собирались в нем уже несколько лет, так что давнее происшествие, вероятно, уже не имело значения.

Неожиданно я понял, что обязан сообщить Луи об отъезде Меррик в Англию и рассказать о том, что беспокоило меня больше всего остального: еще в девятнадцатом столетии Таламаска забрала из парижского отеля «Сент-Габриэль» оставленные там личные вещи – его и Клодии.

– Вы знали о нашем присутствии в Париже? – спросил он, и кровь прихлынула к его щекам.

Я немного помедлил, прежде чем ответить.

– Мы не были уверены, – сказал я. – Да, мы знали о существовании Театра вампиров, актеры которого не были смертными. Что касается твоей связи с Клодией и ее гибелью, то это было лишь предположение исследователя-одиночки. А когда ты бросил все вещи в отеле и вместе с другим вампиром покинул Париж, мы осторожно навели справки и приобрели все, что осталось в номере.

Луи спокойно воспринял услышанное.

– Почему вы никогда не пытались уничтожить вампиров из театра или хотя бы разоблачить их?

– Нас бы подняли на смех, если бы мы попытались их разоблачить, – ответил я. – Кроме того, это не в наших правилах. Луи, мы впервые всерьез заговорили о Таламаске. Для меня это все равно что говорить о родине, которую я предал. Но ты должен понять, что Таламаска – только сторонний наблюдатель и главная цель ордена – сохраниться в веках.

Мы немного помолчали. Лицо Луи было сосредоточенным и слегка печальным.

– Значит, Меррик привезет сюда одежду Клодии?

– Если мы ее приобрели, то, думаю, да. Я сам точно не знаю, что хранится в подвалах Обители. – Я замолчал. Давным-давно, еще будучи смертным, я привез Лестату подарок из хранилища. Сейчас у меня не возникало даже мысли попытаться что-нибудь взять из Таламаски.

– Я часто размышлял о хранилищах ордена, – со вздохом произнес Луи и добавил: – Но никогда о них не расспрашивал. Мне хочется видеть Клодию, а не те вещи, которые мы бросили.