Сын Америки - Райт Ричард. Страница 25
– А с чего ты это все взял?
Бэдди протянул ему пачку кредиток.
– Вот, ты уронил на пол, – сказал он.
Биггер шарахнулся назад, оглушенный. Он сунул руку в карман: денег не было. Он выхватил у Бэдди пачку и торопливо запихнул ее в карман.
– Мать видела?
– Нет.
Он посмотрел на Бэдди долгим испытующим взглядом. Он знал, что Бэдди весь тянется к нему, готов чем угодно заслужить его доверие; но сейчас это было невозможно. Он крепко схватил Бэдди за локоть.
– Никому ни слова про это, понял? Вот, – сказал он, вытащив пачку из кармана и отделив одну бумажку, – возьми, купи себе что-нибудь. Но помни – никому!
– Спасибо, Биггер. Я никому не скажу. Но, может быть, тебе нужна моя помощь?
– Нет, нет…
Бэдди стал подниматься наверх.
– Постой, – сказал Биггер.
Бэдди опять спустился и остановился перед ним, глядя ему прямо в лицо пытливыми блестящими глазами. Биггер посмотрел на него, весь подобравшись, точно зверь, готовый к прыжку. Нет, брат его не выдаст. На Бэдди можно положиться. Он опять ухватил Бэдди за руку выше локтя и сжал так сильно, что Бэдди съежился от боли.
– Так смотри же – никому.
– Да, да… Я не скажу.
– Ну, теперь иди.
Бэдди побежал вверх и скрылся из виду. Биггер постоял еще на темной лестнице, раздумывая. Он отмахнулся от закравшегося было сомнения, но не со стыдом, а скорее с досадой. На миг он почувствовал к Бэдди то же, что чувствовал к Мэри, когда она лежала на кровати, а в синеватом полумраке комнаты к нему приближалось белое пятно. Нет, Бэдди не скажет, подумал он тут же.
Он вышел на улицу. Было холодно, и снег перестал. Небо понемногу прояснялось. Когда он дошел до угловой аптеки, где торговали круглые сутки, ему вдруг захотелось взглянуть, нет ли там кого-нибудь из ребят. Может быть, Джек или Джо не ночевали дома и болтаются здесь, как это иногда бывало. Хотя он знал, что навсегда с ними покончил, его почему-то все время тянуло повидать их. Ему хотелось испытать, что он почувствует при встрече с ними. Точно человеку, родившемуся вновь, ему хотелось потрогать и попробовать каждую вещь, чтоб посмотреть, какова она теперь на вкус и на ощупь. Точно у человека, вставшего после долгой болезни, у него являлись неожиданные и безотчетные причуды.
Он посмотрел сквозь замерзшее стекло; так и есть: Джо здесь. Он толкнул дверь и вошел. Джо сидел у стойки с водами, болтая с продавцом. Биггер уселся рядом. Они не поздоровались. Биггер купил две пачки сигарет и подвинул одну к Джо. Тот посмотрел на него удивленно.
– Это мне? – спросил Джо.
Биггер повел рукой и опустил углы губ.
– Это кому?
Джо вскрыл пачку.
– Вот это кстати, ей-богу. Ты что, работаешь уже?
– Работаю.
– Ну и как?
– Первый сорт, – сказал Биггер, облокотясь на стойку. На лбу у него выступил пот. Он был возбужден, и что-то заставляло его искать опте большего возбуждения. Это была словно жажда, возникавшая в самой крови. Дверь отворилась, и вошел Джек.
– А, Биггер, ну как тебе там?
Биггер кивнул головой.
– Лучше не надо, – ответил он. – Дайте-ка мне еще пачку сигарет, – сказал он продавцу. – Бери, Джек, это тебе.
– Ого, ты, я вижу, живешь, – сказал Джек, заметив толстую пачку денег.
– А Гэс? – спросил Биггер.
– Сейчас подойдет. Мы прошатались всю ночь.
Дверь опять скрипнула, Биггер оглянулся и увидел Гэса. Гэс остановился на пороге.
– Только, чур, не драться, – сказал Джек.
Биггер купил еще пачку сигарет и бросил ее Гэсу. Гэс поймал пачку на лету и растерянно уставился на Биггера.
– Ну ладно, Гэс, чего там! Дело прошлое, – сказал Биггер.
Гэс медленно подошел к ним, вынул сигарету и закурил.
– Чудак ты все-таки, Биггер, – сказал Гэс, робко улыбаясь.
Биггер видел, что Гэс радуется примирению. Теперь Биггер их не боялся, он сидел, поставив ноги на чемодан, и со спокойной улыбкой переводил глаза с одного на другого.
– Одолжил бы ты мне доллар, – сказал Джек.
Биггер достал из пачки три долларовые бумажки и оделил их всех.
– Вот, чтоб вы не говорили, что я ничего вам не даю.
– Чудак ты все-таки, Биггер, ну и чудак! – сказал опять Гэс, смеясь от удовольствия.
Но ему пора было уходить, он не мог больше оставаться здесь с ними. Он заказал три бутылки пива и взял чемодан.
– А ты что ж, не выпьешь с нами? – спросил Джо.
– Нет, мне некогда.
– Ну, увидимся.
– Пока!
Он помахал им рукой и вышел на улицу. Он шагал по снегу, и ему было весело, и немного кружилась голова. Рот у него был открыт, глаза блестели. Первый раз он находился в их компании и не чувствовал страха. Он шел незнакомой тропинкой в незнакомую страну, и ему не терпелось узнать, куда она его приведет. Он дотащил свой чемодан до перекрестка и стал ждать трамвая. Он засунул пальцы в жилетный карман и нащупал там хрустящие бумажки. Вместо того чтоб ехать к Долтонам, можно сесть на трамвай, идущий к вокзалу, и сегодня же уехать из города. Но что тогда будет? Если он вдруг сбежит, все поймут, что ему известно что-то про Мэри. Нет, гораздо лучше сидеть на месте и выжидать. Пройдет немало времени, пока они догадаются, что Мэри убита, и еще больше, пока кому-нибудь придет в голову, что это сделал он. Когда обнаружится, что она пропала, подумают скорей всего на красных.
Подошел дребезжа трамвай, и он сел и доехал до Сорок седьмой улицы, а там пересел на другой, идущий в восточный район. Он тревожно вглядывался в смутное отражение своего черного лица в запотевшем стекле двери. Вокруг него все белые – кто из них догадается, что он убил богатую белую девушку? Никто. Украсть десять центов, изнасиловать женщину, пырнуть кого-нибудь ножом по пьяному делу – этому всякий поверит; но убить дочь миллионера и сжечь ее труп? Он слегка улыбнулся, чувствуя, как у него по телу разливается жар. Все казалось ему теперь очень простым и ясным: будь таким, каким тебя считают люди, а сам поступай по-своему. В какой-то мере он так и делал всю свою жизнь, но это выходило у него слишком шумно и неловко, и только вчера, когда он задушил Мэри на ее постели, а ее слепая мать с протянутыми руками стояла в двух шагах, он понял, как это нужно делать. Он все еще дрожал немного, но настоящего страха не было. Было только сильное лихорадочное возбуждение. С этими я справлюсь, подумал он про мистера и миссис Долтон.
Одно беспокоило его: по-прежнему у него все время стояла перед глазами окровавленная голова Мэри на ворохе промокших газет. Вот только бы от этого избавиться, и все будет хорошо. Все-таки чудная она была, подумал он, вспомнив все поведение Мэри. Надо же так! Черт, да она сама заставила меня это сделать. Не валяла бы дурака! Не приставала бы ко мне, ничего бы и не было! Он не жалел Мэри; она не была для него реальностью, живым существом; он ее слишком мало и слишком недолго знал. Он чувствовал, что это убийство с лихвой оправдано тем страхом и стыдом, который она заставила его испытать. Ему казалось, что это ее поступки внушали ему страх и стыд. Но когда он подумал, он пришел к убеждению, что едва ли это было так. Он сам не знал, откуда взялось это чувство страха и стыда, просто оно было, вот и все. Каждый раз, когда он соприкасался с ней, оно вспыхивало, жарко и остро.
Этот стыд и этот страх относились не к Мэри. Мэри только послужила поводом для проявления того, что было вызвано многими Мэри. И теперь, когда он убил Мэри, напряжение, сковывавшее его мышцы, ослабло; свалился невидимый груз, который он долго нес на себе.
Трамвай шел по заснеженным рельсам; подняв глаза, он видел за окном, на покрытых снегом тротуарах, прохожих-негров. Этим людям тоже знакомо было чувство стыда и страха. Много раз он стоял вместе с ними на перекрестках и разговаривал о белых, глядя на элегантные длинные автомобили, проносившиеся мимо. Для Биггера и таких, как он, белые не были просто людьми; они были могущественной силой природы, как грозовые тучи, застилающие небо, или глубокая бурливая река, вдруг преградившая путь в темноте. Если не переходить известных границ, ему и его черным родичам нечего было бояться этой белой силы. Но – грозная ли, нет ли – она всегда была с ними, каждый день их жизни; даже не называя ее вслух, они постоянно чувствовали ее присутствие. Покуда они жили здесь, в черте отведенных им кварталов, они платили ей безмолвную дань.