Сын Америки - Райт Ричард. Страница 80
– Вы должны были понять, Биггер. Она себя держала с вами так, как умела.
Биггер озирался по сторонам, не зная, что ответить. Он понимал, что его поступки кажутся непоследовательными, и он уже отказался от мысли дать им последовательное объяснение. Руководствуясь только инстинктивным чувством, он отвечал Максу.
– Ну и я себя с ней держал так, как умел. Она богатая. Такие, как она, всему хозяева на земле. Такие, как она, говорят, что негры все равно что собаки. Они нас заставляют делать только то, что они хотят…
– Но, Биггер, ведь эта девушка хотела помочь вам!
– Мне этого не было видно.
– А что же она должна была делать, чтоб это было видно?
– Не знаю, мистер Макс. Белые и негры – чужие друг другу. Мы не знаем, что у них на уме, они не знают, что у нас на уме. Может, она и хотела мне добра; только этого не было видно. По-моему, она все делала и говорила так же, как и все белые люди…
– За это ее нельзя винить, Биггер.
– У нее кожа такая же белая, как и у всех у них, – сказал Биггер, как бы защищаясь.
– Я одного не понимаю, Биггер. Вы говорите, что ненавидели ее, и вместе с тем сами сказали, что она вызывала у вас желание, когда вы были с ней вдвоем в комнате, оба пьяные…
– Да, – сказал Биггер, кивнув головой и рукой вытирая губы. – Да. Чудно, верно? – Он затянулся дымом. – Да, наверно, так получилось потому, что я знал, что этого нельзя. Наверно, потому, что белые говорят, будто мы все это делаем. Мистер Макс, вы знаете, что они про нас еще говорят? Они говорят, что если у негра триппер, так он старается изнасиловать белую женщину, потому что негры верят, будто от этого триппер проходит. Вот они что говорят. И они верят этому. Господи, мистер Макс, да если про тебя говорят такое, так лучше тебе и не родиться. Что толку? Ну было это со мной, когда я ее принес наверх, в ее комнату. Все равно ведь они про нас так говорят; для того и говорят, чтобы убивать нас. Они проводят черту и говорят: вот твоя сторона, и тут ты сиди. А что там нет хлеба, на этой стороне, это им все равно. Можешь умереть, им все равно. А потом еще про тебя говорят такие вещи, и стоит тебе перейти черту, как тебя убивают. Тогда уж сам бог велел тебя убить. Всякий рад тебя убить тогда. Да, было это со мной, может, потому и было, что так говорят. Может, потому именно и было.
– Вы хотите сказать, что вам хотелось бросить им вызов? Хотелось показать, что вы смеете, что вам все равно?
– Не знаю, мистер Макс. Но что мне было терять? Все равно рано или поздно я бы им попался. Я негр. Хоть бы я и не сделал ничего, все равно я бы попался. Стоит только кому-нибудь указать на меня белым пальцем, и мне конец. Разве не так?
– Но почему, когда миссис Долтон вошла в комнату, вы не рассказали ей, в чем дело? И ничего бы тогда не случилось…
– Господи, мистер Макс, когда я повернулся и увидел, что старуха идет к кровати, я уже ничего не мог. Я просто себя не помнил…
– То есть как? Вы потеряли сознание?
– Нет, нет… Я все понимал, что делаю. Но я не мог не делать. Понимаете? Ну вот как будто кто-то другой влез в мою шкуру и стал делать все за меня…
– Биггер, скажите, вы чувствовали к Мэри более сильное влечение, чем к женщинам вашей расы?
– Нет. Они так говорят. Но только это неправда. Я ее и тогда ненавидел, и теперь ненавижу.
– Хорошо, а Бесси почему вы убили?
– Чтобы она не разболтала. Мистер Макс, после того как я убил белую женщину, уже не трудно было еще кого-нибудь убить. Я тут не раздумывал много. Я знал, что нужно убить Бесси, и я ее убил. Я хотел убежать из Чикаго…
– Вы ненавидели Бесси?
– Нет.
– Любили ее?
– Нет. Просто я боялся. Я в Бесси не был влюблен. Она была моя девушка, и больше ничего. Я вообще никогда не был влюблен. Я убил Бесси, чтоб спастись. Должна же у парня быть девушка, ну вот, у меня была Бесси. И я убил ее.
– Скажите мне, Биггер, когда вы почувствовали ненависть к Мэри?
– Сразу, как только я ее увидел, как только она со мной заговорила. Кажется, я ее ненавидел, даже когда не знал еще…
– Но почему?
– Я ведь вам сказал. Такие, как она, нам ничего делать не дают.
– А что бы вы хотели делать, Биггер?
Биггер вздохнул и опять глубоко затянулся.
– Да ничего такого определенного. Но только я хотел, чтоб можно было делать то, что делают другие.
– И оттого, что этого нельзя было, вы возненавидели эту девушку?
Опять Биггер почувствовал, что в его поступках нет последовательности, и опять он обратился к своим чувствам за правильным ответом для Макса.
– Мистер Макс, когда человеку постоянно говорят, что можно и чего нельзя, надоедает в конце концов. Ведь как живешь – пробавляешься мелочами. То ботинки чистишь, то улицы подметаешь – что придется… Заработки такие, что не прокормишься. Каждый день ждешь, вот-вот уволят. В конце концов выматываешься до того, что уж и не ждешь ничего хорошего. Только мечешься с утра до ночи по чужой указке. Даже человеком себя больше не чувствуешь. Так только, со дня на день перебиваешься, работаешь, чтобы все шло, как идет, чтоб другие жить могли. Знаете, мистер Макс, я вот часто думаю о белых…
Он замолчал. Макс наклонился вперед и дотронулся до его колена.
– Продолжайте, Биггер.
– Ну вот, у них ведь все есть. Они тебе места не оставляют на земле. Они как бог… – Он проглотил слюну, закрыл глаза и вздохнул. – Даже думать они тебе не дают о том, о чем хочется. Так тебя гонят и теснят, что только об этом и можешь думать, больше ни о чем. Они убивают тебя раньше, чем твоя смерть придет.
– Но, Биггер, значит, что-то вам все-таки сильно хотелось делать, раз вы их так возненавидели за то, что они помешали вам?
– Нет… Ничего мне не хотелось.
– Но ведь вы сами сказали: Мэри и такие, как она, не дают вам ничего делать.
– А что я могу хотеть? Я ничего не знаю. У меня никогда не было случая стать чем-нибудь. Я простой негр, а законы пишут белые.
– Но кем бы вам хотелось стать?
Биггер долго молчал. Потом он засмеялся, без звука, без движения губ, просто его легкие три раза коротко и энергично вытолкнули через ноздри воздух.
– Одно время мне хотелось стать летчиком. Но они не дали бы мне поступить в школу, где этому учат. Они выстроили большую школу, а потом обвели ее чертой и сказали, что только те, кто живет внутри черты, могут в ней учиться. А раз так, значит, неграм туда дороги нет.
– А еще что?
– Ну, одно время в армию думал пойти.
– Почему же не пошли?
– К черту, там все то же самое. Что может там делать негр – только рыть окопы. А во флоте – мыть посуду и скрести полы.
– И больше вам никогда ничего не хотелось?
– Не помню. Не все ли равно теперь? Моя песенка спета… Я попался – и умру.
– Расскажите мне, о чем вы еще думали, что вам нравилось?
– Иметь свой бизнес тоже хорошо. Но откуда негру стать дельцом? У нас нет денег. У нас нет ни шахт, ни железных дорог – ничего. Они не хотят, чтобы у нас что-нибудь было. Они хотят, чтобы мы сидели в своем закутке…
– А вы не хотели сидеть?
Биггер глянул на него, сжав губы. Лихорадочная гордость блеснула в его налитых кровью глазах.
– Не хотел, – сказал он.
Макс посмотрел на него и вздохнул.
– Слушайте, Биггер. Вы мне рассказывали о том, чего не могли делать. Но кое-что вы сделали. Вы совершили два преступления. Чего вы ждали от них?
Биггер встал и засунул руки в карманы. Потом он прислонился к стене и рассеянно уставился в пространство. Снова он позабыл о присутствии Макса.
– Не знаю. Может, вам покажется, что я полоумный. Может, меня посадят на электрический стул за такие мысли. Но только я не жалею, что убил. Хоть ненадолго, хоть на минуту я чувствовал себя свободным. Я что-то делал. Это скверно, я знаю, но мне было хорошо. Может, бог меня за это накажет. Пусть накажет. Но я не жалею. Я убил потому, что я боялся и зол был. Но я всю жизнь боялся и был зол, а после того как я убил ту белую девушку, я хоть ненадолго перестал бояться.