Адмирал Ушаков - Раковский Леонтий Иосифович. Страница 48
Любушка поцеловала сына:
— Доверяю вам его, дорогой Федор Федорович.
— Будьте спокойны, Любовь Флоровна! — ответил Ушаков. — Пашенька, поспеши, голубчик, с кораблями! Не задерживайся долго, — просил он друга.
— Будем работать не покладая рук! — ответил Пустошкин.
Ушаков пошел к шлюпке.
Егор Метакса следовал за любимым адмиралом.
Для тех, кто стоял на берегу, последняя склянка тянулась томительно долго.
А на кораблях, где было много дела, незаметно пересыпались последние песчинки.
И вот на «Св. Павле» взвился сигнал: «Сняться с якоря!»
На всех судах залились свистки, затопали сотни ног. Через пять минут эскадра оделась парусами и плавно двинулась из родной бухты. С берегов раздалось «ура».
Впереди распростерлось безбрежное море. Оно переливалось под солнцем разными цветами — от голубого до черного.
Эскадра адмирала Ушакова шла навстречу новым победам.
II
Двое суток Ушаков благополучно шел к румелийским берегам. Эскадра была в трех обычных колоннах.
Сколько раз ходили так к этим же берегам, зорко всматриваясь в каждое облачко на горизонте — не турецкий ли парус?
А теперь плыли спокойно.
Впрочем, адмирал Ушаков не был спокоен. Ему начинал не нравиться ветер: он постепенно усиливался и развел большую волну.
— Ох, раскачает нашу старую посудину! — беспокоился Ушаков.
А ветер становился все крепче.
Наутро пришлось приказать стать под берегом на якорь всей эскадре. Два дня ветер продержал эскадру на месте.
«Я и говорил: не надо было выходить тринадцатого — все равно потеряли двое суток», — рассуждал сам с собой Федор.
18 августа ветер ослабел. Суда починили повреждения и снялись с якоря. 23 августа подошли к проливу. Но «Панагия» еще не вернулась с ответом — входить в пролив или нет. Пришлось лавировать у пролива, ожидая известий от Томары.
Наконец. 24-го вернулась «Панагия». Она привезла чиновника посольства, который сказал, что турки давно с нетерпением ждут русский флот.
25-го вошли в пролив. При входе каждое судно салютовало из семи орудий. Турецкие крепости отвечали столькими же выстрелами.
Берега были усеяны народом, радостно приветствовавшим союзников.
На русских судах все бросились к портам и на верхнюю палубу, чтобы наконец посмотреть на Босфор, о котором всегда было столько разговоров.
Он оказался похожим на величественную реку, текущую между двумя рядами холмов, поросших лесом. Их склоны были все в садах и красивых загородных домах и дачах.
Местами пролив причудливо извивался. Он образовывал прелестные бухточки и заливы, в него выдавались зеленые мысы с кипарисами и платанами.
После неспокойного Черного моря, где вечно бушуют и бьются в берега волны, здесь царила поразительная тишина: скалы и горы защищали Босфор от ветра.
— Вот, братцы, где стоять на якоре — спи, не хочу! — удивлялись моряки.
— А дельфинов-то, дельфинов сколько!
— Смотрите, вон цапли! И откуда их так много?
— А какие кипарисы! Словно веретенце с пряжей!
Чиновник посольства стоял на шканцах вместе с Ушаковым, капитаном «Св. Павла» Сарандинаки и другими старшими офицерами. Он давал объяснения.
— Это Буюк-дере, — указывал он на загородные дома, раскинувшиеся в прекрасной долине. — До Константинополя осталось двадцать пять верст. Здесь летом живут иностранные министры, консулы, чиновники миссий, купцы. Вон видите, на набережной, большой красивый дом в саду среди платанов и кипарисов? Это дом нашего посольства. Он построен министром Яковом Ивановичем Булгаковым, — с гордостью сказал чиновник.
Ушаков дал сигнал эскадре стать против Буюк-дере в линию на якорь.
И тотчас же на «Св. Павел» приехал сам посланник, обрусевший грек, носивший странную фамилию — Томара.
Это был небольшой, худощавый человек.
Ушаков встретил Василия Степановича Томару у трапа и повел в свою каюту.
— Вот вы уже у ворот Стамбула, — сказал, садясь, Томара.
— Меня обещали когда-то привезть сюда в клетке, а я приехал сам! — пошутил Ушаков.
— Это хвастался Саит-Али — пылкий и не очень умный господин. Он известен еще и тем, что однажды фрегат из его флота разбился во время бури у греческого острова Самос. Саит-Али заставил островитян уплатить ему все убытки на том основании, что если бы острова Самос не было, то фрегат остался бы цел. О словах Саит-Али теперь нечего поминать. Теперь вы здесь — самый желанный гость! Вот послушайте.
И Томара изложил Ушакову международную обстановку. Оказалось, что Франция готовила морскую экспедицию не для вторжения в Черное море, а для захвата турецкой провинции Египта: генерал Бонапарт три недели назад высадился с 36-тысячной армией в Александрии, — английский адмирал Нельсон не успел ему помешать в этом, хотя потом все-таки разбил французский флот у Абукира. Томара сказал, что французы захватили еще остров Мальта. Царь Павел I, считавший себя покровителем Мальты, увидел в последнем действии французов вызов и предложил Турции военный союз против Франции.
Томара сказал, что турки очень напуганы последними событиями. Французы заняли Ионические острова, а теперь продвигаются к Каиру. Турки боятся, что французы прочно укрепятся в Средиземном море и постепенно превратят Турцию в своего данника. Французы помогали туркам заводить флот, строили им крепости и корабли, учили лить пушки, и турки привыкли считать, что французы всё знают и всё могут.
— Поэтому теперь все надежды они возлагают на русскую помощь, на Ушак-пашу! И на вас смотрят как на избавителя!
Напоследок Томара сказал Ушакову, как нужно держать себя с турками.
— Как обходиться с турками на море, вы и без меня отлично знаете, ваше превосходительство, — улыбнулся Томара, — но позвольте мне посоветовать вам, как держать себя с ними на суше.
— Буду вам очень благодарен, Василий Степанович! — ответил Ушаков.
— Когда придется иметь дело с каким-либо пашой, не старайтесь обходиться с ним почтительно: турки сочтут это за слабость и перестанут уважать вас. Если бей или ага входит к вам, а вы из вежливости подыметесь с места, он сочтет это за уважение христианина к мусульманину. Вы же хоть сто раз входите к нему, он не встанет. Если вы входите в комнату к паше, а он сидит и не приглашает вас садиться, то не ждите приглашения, садитесь сами, как бы свирепо ни смотрели на вас его окружающие. В следующий раз он посадит вас рядом с собой. Знайте, что кофеем угощают всех. Только трубка считается признаком равенства. Если вас угощают одним кофеем, но не подают трубки, прикажите подать.
— А что мне делать с трубкой? Я не курю, — улыбнулся Ушаков.
— Делайте вид, что курите. Помните: на Востоке нет середины между равенством и рабством.
— Понимаю.
— Вот пока и все. Приготовьтесь к тому, что вас приедут поздравлять с благополучным прибытием, — предупредил Томара, прощаясь с адмиралом. — Для угощения турецких вельмож я сейчас же пришлю вам лучшего табаку — македонского или латакийского из Сирии.
Ушаков велел повару приготовить кофе и варенья и приказал поставить на бак часовых, чтобы следить, кто пожалует к нему.
Вскоре после отъезда Томары часовой на баке крикнул:
— Шлюпки с правого борту!
Вся очередная вахта, сидевшая на верхней палубе, и вахтенный мичман с удивлением смотрели вниз. К «Св. Павлу» двигался целый караван. Корма первой шлюпки утопала в цветах. Среди цветов, поджав ноги, сидел в красной чалме и огромной шубе чернобородый турок. За шлюпкой тянулись шесть фелюг, нагруженных свежими овощами, живыми баранами, клетками с птицей.
— Братцы, никак брандеры идут? — шутили на баке.
— Неужто все к нам?
— Много ли тут на столько тысяч человек!
— А цветы — ровно невесте!
— Молодец турка: понимает, что свежая баранинка лучше прошлогодней солонины!
— Ишь как салтан хочет задобрить нашего Ушак-пашу!
— Таких гостей почаще бы! Верно, Макарыч?