Остров битвы - Рассел Шон. Страница 23

Открыв глаза, Алаан увидел окутанных маревом бледных людей. Печальные и отчаявшиеся, они провожали взглядом лодку. Создания, навсегда затерявшиеся в этом месте.

Призраки, — решил Алаан.

Он снова закрыл глаза. Существуя в собственном мире агонии и полубреда, юноша потерял счет времени, и единственной точкой отсчета была пульсирующая боль, похожая на стук метронома.

Когда лодка коснулась берега, Алаана пришлось выносить. Он лежал на влажной земле — не в силах подняться, не в силах вздохнуть, не зная, как долго это продолжалось. Час? Минуту?..

Кроухарт помог ему встать. Алаан, хромая, передвигался с посохом в руках. Без посторонней помощи он не прошел бы и ярда, даже не прополз бы на животе.

Они прошли сквозь отверстие в каменной стене, изъеденной туманами и временем. Посреди жухлой травы и щебня камня виднелись остатки других сооружений. Между двумя невысокими стенами, едва ли выше Алаана, была надстроена деревянная крыша. Моросящий дождик не проникал сюда, и в глубине навеса был восстановлен очаг.

Наспех переделанный дымоход поднимался выше уровня крыши и исчезал в тумане. В этом месте Кроухарт развел костер и стал варить разные загадочные травы в отдельных горшках. Под крышей начали распространяться запахи, прогоняя сырость.

— Что ты делаешь? — превозмогая боль, спросил Алаан.

— Семена кровавой лилии значительно облегчат боль. Ты уже принял отвар ивовой коры от лихорадки, но позволь мне также приготовить припарки из горькой лантерны, поскольку они дезинфицируют рану и способствуют заживлению.

Алаану было все равно, что принимать, лишь бы избавиться от боли. Он полулежал на неожиданно чистом постельном белье, прислонившись к стене. Вороны то и дело влетали под крышу однако сразу садились на одну балку, а если они отваживались сменить место, Рабал словом или жестом отсылал их обратно на насест.

Кроухарт сначала стал потчевать гостя густой массой из семян кровавой лилии.

— Отвар снимает незначительные боли, но в твоем случае, как мне кажется, все гораздо серьезнее.

При свете костра Алаан смог наконец рассмотреть незнакомца. Казалось, его круглое лицо вот-вот скроется за буйной порослью черной бороды и волос. На мгновение Алаану представилось, что лицо Кроухарта исчезло, что вызвало у путешественника улыбку; только тогда он понял, что боль значительно ослабела, хотя и не прекратилась совсем.

Непонятное ощущение. Боль еще была здесь, но словно затерялась в глубинах сознания, будто голос — настолько далекий, что не стоило больше обращать на него внимания.

— Что ж, благородный цветок, — произнес Алаан, чувствуя, как во всем теле расслабляются мышцы.

— Нам нужно сделать еще кое-что, иначе ты просто умрешь без боли. Рана сильно заражена, — объяснил Кроухарт, осматривая ногу Алаана.

Он ждал, пока начнет действовать кровавая лилия, прежде чем развязать бинт.

Рабал сделал примочку и приложил ее к ране. Затем повязал чистый бинт, а старый бросил в котел для дезинфекции. Через час Алаан уже мог есть, хотя его голова еще не была ясной, — словно часть тумана каким-то образом пробралась из этого бесконечно таинственного места к нему в мозг, обволакивая мысли.

Кроухарт приготовил блюдо, в котором, по-видимому, не было мяса, зато имелись неизвестные Алаану овощи. У еды оказался приятный, хотя и терпкий вкус.

Закончив с пищей, Кроухарт вышел из-под навеса и посмотрел на небо.

Широко шагая, он вскоре вернулся к Алаану и сообщил:

— Думаю, сейчас можно увидеть немного лунного света. Сумеешь пройти с моей помощью?

— Наверное, да, — неохотно ответил Алаан, — если это необходимо. Хотя в моих краях лунный свет не является такой падкостью, чтобы, выбиваясь из сил, идти смотреть на него.

Эта реплика заставила Кроухарта улыбнуться.

— Лунный свет нам нужен, чтобы рассмотреть предмет, который я хочу тебе показать.

— А нельзя просто сказать мне, что это?

— Если бы я знал…

Рабал поднял Алаана крепкими мозолистыми руками.

Опираясь на посох и на Кроухарта, юноша вышел из укрытия, удивляясь, насколько прохладным кажется воздух после нагретой от костра постели.

Спутники прошли через лабиринт низких стен, отмеченных временем. Алаан пожалел всех, кто мог обитать в этом промозглом и страшно неуютном месте.

— Что ты говорил о том, будто я потомок ребенка Уирра?

— Сына Уирра, — ответил бородач. — Потомок Саинфа, если быть точным. Только Саинф мог путешествовать в неведомые земли. После того как великого волшебника убил его же брат, единственными людьми, способными попасть сюда, стали бывшие попутчики и компаньоны Саинфа, однако и у тех способность находить неведомые земли была значительно слабее, чем у их хозяина. Кроме немногих избранных, которые все, наверное, уже умерли, малая часть потомков Саинфа в состоянии найти непройденные тропы. Я один из них, насколько мне известно. — Кроухарт внимательно посмотрел на Алаана. — Но ты… ты не настолько стар, чтобы быть спутником Саинфа, поэтому, очевидно, происходишь от великого путешественника и в некотором роде являешься мне родственником.

Алаан промолчал, только скрипнул зубами и поковылял дальше. Семена кровавой лилии затушили большую часть боли, пока он лежал спокойно. Однако стоило встать, как боль возвратилась.

Они подошли к истертой лестнице, ступеньки которой сильно пострадали от дождя и ветра. Алаан настоял на небольшом отдыхе.

— Здесь недалеко, — успокаивал Кроухарт, вглядываясь в подернутое дымкой небо.

Почти полная луна рассеянно плыла сквозь туман. Плоские светящиеся облака, подгоняемые сильным ветром, затеняли ночное светило, как рваные листки бумаги.

Боль утихла, и Алаан кивнул незнакомцу, который с готовностью помог ему подняться. Идти по ступенькам было тяжело, и каждая неровность отзывалась в ноге юноши. К счастью, Кроухарт был очень силен, и Алаан мог всем весом опираться на него.

Пока они поднимались по лестнице, туман рассеивался. Вскоре появились звезды, а туман остался лишь в виде ореола вокруг луны.

Компаньоны поднялись наверх. Перед ними лежали Тихая Заводь и клубы тумана, словно залитые лунным светом снежные сугробы. Кроухарт провел Алаана сквозь арку в древней стене. Лунный свет проникал туда, где раньше находилась, по-видимому, какая-то комната. Каменный пол потрескался и осел; кое-где наружу пробивались корни деревьев. В центре разрушенного пола была установлена каменная плита, окруженная серыми валунами. Она имела почти правильную квадратную форму и высоту в два человеческих роста.

Кроухарт подвел Алаана к краю плиты.

— Похоже на графит, — предположил Алаан.

— Да… хотя вряд ли. Впрочем, смотри, какой эффект создает лунный свет.

Кроухарт усадил путешественника на крошащийся от времени камень, стоявший у основания плиты, подобно скамейке. Алаан сидел, закрыв глаза от боли, и тихо ругался.

Кроухарт стоял рядом, наблюдая за луной, скрывшейся за тонким облаком.

— Вот, — воскликнул бородач, — сейчас выйдет луна!..

Как и сказал Рабал, вскоре сквозь облако пробился слабый свет, и над темным каменным квадратом собрался туман. Казалось, он льнул к камню, не выходя за его границы, но вскоре туман рассеялся, словно выжженный прохладным светом луны.

— Видишь? Вон там, — прошептал Кроухарт, показывая толстым пальцем.

Алаан ничего не видел. И вдруг…

— Человек?

Вскоре образ стал виден совсем четко. Какой-то мужчина сидел у постели, на которой под белыми покрывалами лежал еще один, с лицом белым как снег.

— Я уже видел эту сцену, — шепотом сказал Кроухарт. — Много раз. Молодой человек мертв. Старший скорбит о нем. Смотри.

Из глаз мужчины покатились слезы, которые, упав на покрывала, замерзали и превращались не в лед, а в сверкающие камни. Много слез проронил человек, и все они превратились в россыпь алмазов.

— Камни печали, — произнес Алаан.

Кроухарт обернулся.

— Это старинная история, — тихо объяснил Алаан. — Когда волшебник Эйлин горевал о смерти своего единственного сына, его слезы превращались в драгоценные камни. Но камни были заколдованы и несли в себе отцовское горе, так что любого, кто шел их, охватывали скорбь и меланхолия. Многие стремились завладеть этими камнями из-за их невиданной красоты, однако алмазы несли несчастье. Надеюсь, ты не нашел их здесь?